— Здравствуйте, Кэтрин.
— Как дела? Обживаешься? Просторней стало без Иэна?
— Хватит!
— Лили, какого черта? Во-первых, освободи квартиру и верни вещи. Во-вторых, я хочу знать, когда состоятся похороны моего мужа?
— Все не так просто.
— А по-моему, проще некуда! Ты незаконно захватила мое жилье!
— Джемма собиралась вам позвонить. Похороны в среду.
— В среду? Хорошо. Где?
— Лондонский крематорий, протестантская
[11] часовня.
Странно, я была полностью согласна с выбором. Неужели ты и правда успела хорошо его узнать? Мне не хотелось в это верить.
— Кстати, как прошла экспертиза? Удалось установить причину?
— Несчастный случай. Злоупотребление спиртным и наркотиками.
— Следовало ожидать…
— Нет, не следовало! Он бросил!
— Кстати, почему он был в Холлоуэе?
— Я не буду с вами это обсуждать.
— Повторяю: выметайся из моей квартиры. Верни мое жилье и вещи.
— Кэтрин, квартира не только ваша, но и Иэна.
С этими словами ты села на велосипед и оттолкнулась ногой. Ты нисколько меня не боялась.
Я закричала вслед:
— Это мой дом! Чертова воровка!
Ты затормозила. Развернулась и на полной скорости поехала прямо на меня. Я вовремя попятилась, велосипед со скрипом остановился, я схватилась за руль и зажала переднее колесо ногами. Твое лицо было очень близко.
— Еще раз увижу вас под окнами ночью — позвоню в полицию!
— Ты?! А ничего, что ты украла квартиру? Полиции будет весьма интересно. Кража — это преступление.
— Преследование — тоже. Держитесь от меня подальше и перестаньте сюда приходить!
Ты высвободила велосипед и уехала.
— Почему ты разрушила мне жизнь? — кричала я вслед.
Ты лишь ожесточенно крутила педали, удаляясь.
В следующий раз мы увиделись на похоронах Иэна, где ты играла роль убитой горем вдовы. Даже после его смерти ты стояла между нами. Нагло, бессовестно занимала мое законное место рядом с ним. Ты надела черный брючный костюм. Мой костюм, который ты погладила моим утюгом в моей квартире и посмотрелась в мое зеркало перед выходом. Все это должна была делать я! Ты еще больше осунулась — хотя, может, просто вживалась в образ. Я, неумытая и неухоженная, все равно выглядела хуже и больше походила на скорбящую. Хоть в чем-то удалось тебя обойти. Радости от победы, впрочем, не ощущалось, да и поздравить было некому.
Я не знала, кто придет проститься с Иэном. Пришли только ты и я. Ты пригласила мать и Джемму.
Я сидела одна с левой стороны от прохода и думала о Иэне. Короткая вышла жизнь и глупая смерть. И ничего не осталось после. Даже хоронить некому. Родственники умерли или давно потеряли связь. Друзья предали. Коллеги позабыли. Что за жизнь, если у гроба лишь гражданская жена и любовница с сумасшедшими мамашами?
А кто придет проводить меня? Кто будет со мной в последний час? Меня-то вообще вынесло за скобки…
Ты поднялась с передней скамьи и направилась к гробу — произносить первую прощальную речь.
— Я знала Иэна недолго, но он перевернул мою жизнь. Он был добрым, смешным, великодушным и талантливым человеком. Незадолго до гибели он нашел в себе силы измениться к лучшему. Тем горше его несвоевременная кончина… Скучаю. Буду помнить вечно.
И ты оглядела зал, словно ждала бурных оваций. Боже, какие вы, снежинки, показушники!
И вдруг обратилась ко мне:
— Кэтрин, хотите сказать несколько слов?
Несколько слов, говоришь? По-твоему, почти пятьдесят лет его жизни, двадцать из которых он прожил со мной, можно пересказать в «нескольких словах»? Самоуверенная дрянь. Твоя мать и Джемма даже смотреть боялись в мою сторону. Каких ты им сказок насочиняла про роман с Иэном, чтобы они не растерзали тебя на месте за этот цирк?
Я поднялась и пошла к кафедре. Меня качало после бессонной ночи. Я была за гранью отчаяния. Абонемент в фитнес-клубе закончился, я не помнила, когда последний раз мылась. Я ходила к лечащему врачу за рецептом для снотворного, и он снова выписал «Циталопрам», антидепрессант, который я пила в прошлом году. Я выкупила, однако принимать не стала. Мое состояние уже не вписывалось в рамки депрессии. Я ничего не ела два дня. Бензин покупала маленькими порциями — по пять фунтов. На карте оставалось сорок три фунта, то есть никакой надежды заплатить минимальный взнос по кредиту. Похороны Иэна вполне вписывались в общую нереальность происходящего.
С трудом поднялась к кафедре и заговорила, глядя прямо на тебя:
— Я прожила с Иэном Макивором почти двадцать лет и очень сильно его любила. Он для меня был всем — домом, мужем. Я не знаю, почему он погиб. Из-за чего довел себя до бесчувствия в тот вечер? Какую душевную рану пытался заглушить? Мы никогда не узнаем. Надеюсь, он простит человека, нанесшего ему обиду. Мое сердце разбито. Иэн, я буду любить тебя вечно. Любимый, мне очень тебя не хватает.
Ты хорошо выбрала музыку. Иэн, наверно, приучал тебя к любимым рокерам «Teenage Fan Club», «Sonic Youth» и «Jesus and Mary Chain». Ставил музыку, закрывал от удовольствия глаза, в такт вскидывал указательный палец к потолку и крутил твист одной ногой, словно подвыпивший папаша на свадьбе дочки. Неужели ты и правда так хорошо его узнала? Бывает жизнь как собрание сочинений, а у Иэна вышел короткий рассказ. И ты успела его прочесть. Иэн — человек, застрявший в прошлом, в молодости. В душе он остался отчаянным парнем из Глазго, который когда-то приехал покорять Лондон. Романтик, авантюрист и… неудачник.
В крематории ты с проникновенным выражением лица смотрела, как за гробом закрылись створки.
Когда мы вышли, ты бросилась в машину и захлопнула дверцу, чтобы у меня не было ни малейшего шанса к тебе приблизиться. Ко мне подошла Элейн, твоя мама.
— Я бы хотела попросить прощения за дочь. Примите мои соболезнования. Надеюсь, вы когда-нибудь сможете нас простить, — сказала она, пожимая мне руку шершавыми пальцами.
У нее был просторечный ноттингемский выговор. Низенькая и невзрачная, она напомнила мне мать. И так же неодобрительно хмыкала. В отличие от Джеммы сейчас она тебя осуждала. Только никак не могла на тебя повлиять. Никогда. Как, впрочем, и Джемма.
— Хватит, Элейн. Пойдем! — Джемма подошла сзади и буквально толкнула сестру к машине.
Твоя мать запнулась, пошла и села на переднее сиденье, рядом с водителем.
