Линда молча ждала.
— Спроси у своего брата, — сдалась Шона.
— Почему?
— Потому что это не мой секрет.
Опять зазвонил домофон. На этот раз ответила Шона:
— Да?
— Это Эстер Кримштейн, — донеслось из динамика.
Шона нажала на кнопку, впуская гостью в дом. Две минуты спустя Эстер ворвалась в комнату.
— Вы знаете фотографа по имени Ребекка Шейес?
— Конечно, — ответила Шона, — хотя мы давно не виделись. А ты, Линда?
— Сто лет ее не встречала. Когда-то они с Элизабет вместе снимали квартиру. А что?
— Ее убили вчера ночью, — сказала Кримштейн. — Подозрение пало на Бека.
Обе женщины застыли. Первой опомнилась Шона.
— Так ведь я была вчера у Бека! — воскликнула она.
— До которого часа?
— А до которого нужно?
Эстер нахмурилась:
— Мне-то не морочь голову, Шона. Когда ты от него ушла?
— В десять, может, в пол-одиннадцатого. Во сколько ее убили?
— Пока не знаю. Только мой источник в полиции сказал, что против Бека собраны серьезные доказательства.
— Ерунда какая-то.
Зазвонил мобильник. Эстер поднесла трубку к уху:
— Да?
Невидимый собеседник говорил очень долго, Кримштейн молча слушала. Лицо ее потеряло свою жесткость, расплылось, как от разочарования. Минуты через две, даже не попрощавшись, она отключила телефон и сердито защелкнула трубку.
— Жест вежливости, — съязвила она.
— Что случилось? — спросила Линда.
— Они подписали ордер на арест. У нас есть час, чтобы сдать вашего брата властям.
Глава 24
Я мог думать только о Вашингтон-сквер-парке и о том, как убить оставшиеся четыре часа. Будто назло, сегодня у меня выходной и, за исключением срочного вызова к Ти Джею, другой работы нет. «Свободен, словно птица» — как поется в одной из композиций рок-группы «Линирд Скинирд», — и этой «птице» хотелось упорхнуть в парк.
Уже выходя из клиники, я снова услышал сигнал пейджера. Вздохнул и посмотрел на номер. Эстер Кримштейн, вызов с пометкой «срочно».
Боюсь, что новости невеселые.
На мгновение я задумался: а стоит ли перезванивать? Может, просто лететь куда летится? Нет, рано. Я хотел вернуться в смотровую, однако дверь была закрыта изнутри. Значит, помещение уже занято другим врачом.
Я прошел вперед по коридору, повернул налево, нашел свободный кабинет в гинекологическом отделении и почувствовал себя разведчиком во вражеском стане. Вокруг поблескивали десятки металлических инструментов, что придавало помещению какой-то средневековый вид. Я набрал номер.
Эстер Кримштейн не стала терять времени на приветствия.
— Бек, у нас серьезные неприятности. Где вы?
— На работе. Что стряслось?
— Нет, это вы мне объясните, что стряслось. Когда вы в последний раз встречались с Ребеккой Шейес?
У меня сдавило сердце.
— Вчера. А что?
— А до этого?
— Восемь лет назад.
Кримштейн замысловато выругалась.
— Да что стряслось? — повторил я.
— Ребекка Шейес убита прошлой ночью в своей собственной студии. Двумя выстрелами в голову.
На меня накатила слабость, какая бывает перед погружением в сон. Колени подогнулись, я рухнул на стул.
— О господи…
— Бек, слушайте меня. Слушайте внимательно.
Передо мной встала Ребекка, какой я увидел ее вчера.
— Где вы были ночью?
Я бросил трубку на стол, мне не хватало воздуха. Ребекка. Ребекка погибла. Я вспомнил, какой счастливой она выглядела, говоря о своем муже. Я подумал о нем, о том, что бессонными ночами он будет вспоминать, как рассыпались рядом с ним по подушке ее роскошные волосы.
— Бек?
— Дома, — ответил я. — Я был дома с Шоной.
— А потом?
— Вышел погулять.
— Где вы гуляли?
— Просто прошелся.
— Где именно?
Я не ответил.
— Бек, слушайте меня, ладно? Орудие убийства найдено у вас дома.
Я внимательно слушал, хотя слова с трудом достигали сознания. Комната внезапно сузилась, я заметил, что в ней нет ни одного окна, стало трудно дышать.
— Вы меня слышите?
— Да, — ответил я. Затем, сообразив, что именно мне сказали, добавил: — Быть не может.
— Послушайте, у нас совсем нет времени. Я говорила с окружным прокурором, с минуты на минуту вас арестуют. Он, конечно, порядочная свинья, но согласился на явку с повинной.
— Арестуют?
— Сосредоточьтесь, Бек.
— Я ее не убивал.
— Сейчас это не важно. Они хотят вас арестовать. Они жаждут привлечь вас к суду. А мы собираемся вызволить вас под залог. Я уже на пути в клинику. Сидите тихо. Не отвечайте ни на какие вопросы. Ни полиции, ни фэбээровцам, ни новым товарищам по камере. Уяснили?
Мой взгляд метнулся к часам, висевшим над смотровым столом. Начало третьего. Площадь Вашингтон-сквер. Сегодня я должен быть на Вашингтон-сквер.
— Я не могу сегодня, Эстер.
— Не волнуйтесь, все будет в порядке.
— Сколько это продлится?
— Что?
— Арест. Когда меня выпустят под залог?
— Точно не скажу, но думаю, с этим проблем не будет. Вы всегда были добропорядочным членом общества, к суду не привлекались, криминальных связей не имели. Возможно, придется оставить в залог паспорт…
— Сколько времени пройдет?
— Пройдет до чего, Бек? Я не могу вас понять.
— До того, как я выйду оттуда?
— Я насяду на них, конечно. Однако, даже если они поторопятся — а я не обещаю, что они это сделают, — им все рано придется послать ваши отпечатки в Олбани, так положено. Если нам повезет — я имею в виду, сильно повезет, — мы освободим вас еще до полуночи.
— До полуночи?!
Страх сдавил грудь стальным панцирем. Арест не позволит мне прийти в Вашингтон-сквер-парк. Моя связь с Элизабет хрупка, как нитка бус венецианского стекла. Если я не попаду в парк к пяти часам…
— Не пойдет, — отрезал я.
— Что?
— Задержите их, Эстер. Пусть арестуют меня завтра.
— Вы шутите? Слушайте, они, должно быть, уже там, ищут вас.
