Карлсон помолчал немного, чтобы придать своим словам больший вес, а потом сказал:
— Из пистолета, который вы унаследовали от вашего отца, когда-то убили Брэндона Скоупа.
Открылась дверь одной из квартир, оттуда вышла женщина с сыном-подростком. Мальчишка хныкал, опустив плечи, вся его фигура выражала упрямство и стремление добиться своего. Его мать поджала губы и высоко подняла голову, будто не желая ничего слушать. Карлсон пробормотал что-то в рацию. Пропуская семейство к лифту, мы сделали шаг назад, наши глаза встретились, и между нами проскочила искра молчаливого взаимопонимания.
— Агент Карлсон, вы верите в то, что я убийца?
— Честно? — спросил Карлсон. — Сильно сомневаюсь.
Любопытный ответ.
— Вы, конечно, знаете, что я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я даже имею право позвонить Эстер Кримштейн и похоронить все, что вы пытаетесь сейчас сделать.
Он нахмурился, но спорить со мной не стал.
— И что дальше?
— Дайте мне два часа.
— На что?
— Два часа, — повторил я.
Карлсон задумался.
— При одном условии, — через пару секунд ответил он.
— Каком?
— Вы скажете мне, кто такая Лиза Шерман.
Вопрос меня озадачил.
— Никогда не слышал этого имени.
— Вчера вечером вы вместе с ней должны были лететь в Лондон.
Элизабет.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — отрезал я.
Звякнул сигнал прибытия лифта, двери разъехались. Мамаша с поджатыми губами и ее надутый упрямец-сын вошли в кабину и оглянулись на нас. Я махнул, чтобы они придержали дверь.
— Два часа, — снова сказал я.
Карлсон нехотя кивнул. Я прыгнул в лифт.
Глава 40
— Вы опоздали! — с деланым французским акцентом закричал на Шону щуплый человечек-фотограф. — И выглядите как — comment dit-on?
[19] — как из помойки!
— Умолкни, Фредерик, — бросила в ответ Шона, не заботясь о том, как на самом деле зовут фотографа. — Откуда ты, кстати, из Бруклина?
Тот воздел руки к потолку:
— Я не могу работать в таких условиях!
К ним уже спешила Арета Фельдман, агент Шоны.
— Не волнуйтесь так, Франк, наш гример быстренько приведет ее в порядок. Шона всегда выглядит будто чучело, когда приходит на съемку. Сейчас все будет нормально. — Понизив голос, она прошипела Шоне в ухо: — Что с тобой стряслось?
— Пусть он заткнется.
— Со мной-то не изображай примадонну.
— У меня была тяжелая ночь, ясно?
— Нет, не ясно. Иди гримируйся.
Увидев, в каком состоянии лицо Шоны, гример застонал от ужаса.
— Что за мешки у тебя под глазами? — воскликнул он. — У нас съемка или что?
— Съемка, — мрачно отозвалась Шона.
— Да, кстати, — вспомнила Арета, — это тебе.
Она протянула Шоне письмо.
Шона покосилась на конверт.
— Что это?
— Понятия не имею. Курьер принес десять минут назад. Сказал — срочно.
Шона взяла письмо и перевернула конверт. На обратной стороне знакомым почерком было написано всего одно слово — «Шоне». В животе заныло.
Уставившись на надпись, Шона попросила:
— Подождите секунду.
— Уже и так время поджимает…
— Одну секунду.
Гример и агент отступили на шаг. Шона вскрыла конверт. Оттуда выпал листок бумаги, на котором тем же почерком было написано: «Зайди в женский туалет».
Шона встала со стула, стараясь дышать как можно ровнее.
— Что случилось? — спросила Арета.
— Мне надо отлить, — ответила Шона, сама удивившись тому, как спокойно звучит ее голос. — Где здесь туалет?
— Вниз по коридору налево.
— Скоро вернусь.
Спустя две минуты Шона толкнула дверь душевой. Она была заперта. Шона постучала, прошептав:
— Это я.
И подождала.
Через несколько секунд она услышала скрежет отпираемой задвижки. Затем — тишина. Шона глубоко вздохнула и вновь надавила на дверь, та подалась. Она вошла и застыла. Перед ней, у ближайшей душевой кабинки, стояло привидение.
Шона с трудом подавила крик.
Ее не обманули ни темноволосый парик, ни очки в проволочной оправе, ни постройневшая фигура.
— Элизабет…
— Запри дверь, Шона.
Без единой мысли в голове Шона повиновалась. Повернувшись, она сделала шаг к старой подруге.
Элизабет отпрянула:
— У нас нет времени.
Наверное, первый раз в жизни Шона потеряла дар речи.
— Ты должна убедить Бека, что я погибла, — сказала Элизабет.
— Поздновато.
Взгляд Элизабет обежал помещение, будто отыскивая пути к отступлению.
— Я зря вернулась. Глупая, дурацкая ошибка. Я не могу остаться. Ты должна сказать ему…
— Мы видели результаты вскрытия, Элизабет, — перебила Шона. — И уже не загоним джинна обратно в бутылку.
Элизабет закрыла глаза.
— Что, черт возьми, случилось? — спросила Шона.
— Нельзя мне было приезжать.
— Это я уже слышала.
Элизабет закусила нижнюю губу:
— Мне необходимо снова уехать.
— Ты не имеешь права.
— Что?!
— Ты не имеешь права исчезнуть еще раз.
— Если я останусь, Бек погибнет.
— Он уже погиб, — сказала Шона.
— Ты ничего не знаешь.
— И знать не хочу. Если ты снова бросишь Бека, он не выживет. Я восемь лет ждала, что он примирится наконец с твоей смертью. Обычно так случается, ты знаешь. Раны заживают, жизнь продолжается. Только не для Бека. — Шона снова сделала шаг к Элизабет. — Я не дам тебе еще раз сбежать.
Две пары глаз наполнились слезами.
— Не важно, почему ты пропала тогда, — сказала Шона, подвигаясь еще ближе. — Важно, что сейчас ты вернулась.
— Я не могу остаться, — слабым голосом повторила Элизабет.
— Ты должна.
— Даже если это убьет Бека?
— Да, — твердо, не колеблясь, ответила Шона. — Даже если так. И ты знаешь, что я права. Поэтому ты здесь. Знаешь, что не можешь бросить его снова. И знаешь, что я тебе этого не позволю.
