Миссис Этвуд позвала к столу, но аппетит, разыгравшийся было после прогулки на свежем воздухе, прошел. Я с неохотой ковырял ножом и вилкой омлет, краем уха слушая трескотню девушек.
– Он же прекрасен, правда?
– О, да, я не видела мужчины красивее.
Я встрепенулся.
– О ком вы, юные леди, позвольте поинтересоваться?
– О Гюставе Моро, мистер Ватсон, – звонким голосом отозвалась Барбара.
Мой вид, кажется, был настолько глупым, что девушки рассмеялись.
– Разве он не умер? – пробормотал я.
– Умер, мистер Ватсон, – подтвердила Барбара.
– Так как же…
– Я не знаю, мистер Ватсон, как, но я видела Гюстава Моро не далее, чем вчера.
– Думаю, вам показалось, мисс Барбара, – сказал я. – С того света еще никто не научился возвращаться.
«Даже Шерлок Холмс», – подумалось мне, и тут в дверь постучали. Сильно, настойчиво.
Миссис Этвуд пошла открывать.
– Где Ватсон?! – в голосе Лестрейда было такое смятение, что у меня похолодело на сердце. Значит, нашли, и, скорее всего, мертвой.
Инспектор вбежал в гостиную.
– Доктор! Моя дочь пропа… Барбара, ты здесь?!
Я поднялся навстречу Лестрейду.
– Добрый вечер, детектив.
– Здравствуйте, доктор, – Лестрейд выглядел растрепанным и донельзя испуганным. – Барбара, как же так, почему ты не сказала мне, что идешь к Ватсонам?
Девушка молчала, досадливо прикусив нижнюю губу.
– Я тебя спрашиваю, Барбара! – повысил голос Лестрейд.
Барбара вдруг вскочила. Лицо ее пылало от негодования.
– Папа, сколько можно?! Сколько можно меня контролировать?! Разве я преступница, что ты не даешь мне и шагу самой ступить?!
Девушка разрыдалась и бросилась к выходу из нашей квартиры.
Лестрейд растерянно смотрел на меня.
– Простите, Ватсон, за эту сцену, и вы, леди.
– Ничего страшного, инспектор. – сказал я. Я прекрасно понимал старика.
– До завтра, доктор, – надев шляпу, Лестрейд отправился вслед за дочерью.
– Как это пошло – не давать свободы женщине, – насупилась Аделаида, ковыряя ложкой омлет.
– Есть свобода, а есть разумное послушание, – строго сказала мисс Остин. – Барбаре не следовало без ведома отца приходить к нам в дни, когда по улицам Лондона бродит Садовник.
– И мертвый Гюстав Моро, – засмеялась моя дочь.
– Кстати, – я промокнул губы салфеткой, – что она имела в виду, когда сказала, что видела этого потустороннего поэта?
– Не знаю, папа, – пожала плечами Аделаида. – Мало ли кого можно встретить на улицах Лондона. Мы с мисс Остин недавно видели Суини Тодда
14. С седой прядью в волосах и с огромной бритвой в руках. Он предложил сфотографироваться с ним за три пенни. Кстати, Барбара помешана на Гюставе, он ей повсюду мерещится.
– Бедный Лестрейд! – воскликнул я.
– Мне тоже Гюстав очень нравится, папа, – призналась Аделаида, хитро поблескивая глазами.
– Ох уж мне эти молодежные увлечения, – вздохнул я. – В моей молодости все было иначе. Мы занимались спортом, играли в крокет, а вы только и делаете, что сидите с книжками декадентов на диванах…
– Кстати, о спорте! – воскликнула Аделаида. – Ты ведь знаешь, папочка, что пройдет завтра в Хаммерсмите?
– Полагаю, что, да, знаю, – отозвался я, отпивая кофе. – Тренировочный старт королевской регаты «Оксфорд-Кембридж», не так ли?
– Так, папочка. И ты ведь не откажешься сопроводить нас с мисс Остин?
Я ненадолго задумался.
– Не откажусь, если не будет срочных новостей.
Пожелав дамам доброй ночи, я отправился к себе. Скандал между Лестрейдом и Барбарой, хотя я и не показал вида, подействовал на меня угнетающе. Я чувствовал, что, подобно инспектору, я не нахожу достаточно точек соприкосновения с Аделаидой и допускаю пробелы в отношениях с дочерью, которые немедленно заполняются пустотой.
Протянув руку к ночному столику, я взял сборник Гюстава Моро. Подарок томящегося в кутузке Леруа юной проститутке Эмбер Уоллис.
«Скоро у меня будет собрание сочинений этого бездаря, а сам я стану специалистом по его творчеству», – пробормотал я, открывая книжку на середине.
Стихи в этом сборнике были несколько лучше, чем в том, что мне доставили из библиотеки. Видимо, автор сочинял их позднее и несколько вырос в творческом отношении. Однако, темы были все те же: бессмысленность бытия, прелесть «холода могильного камня», желание как можно скорее сойти в Сад Смерти.
Удивительно, но, понимая всю незначительность таланта месье Моро, я вдруг обнаружил, что его вирши находят некоторый отклик в моей душе. Я вспомнил, как холодный ствол револьвера коснулся моего лба. В тот момент я не думал о своей маленькой дочери, которая осталась бы одна-одинешенька, я думал о пуле, о маленьком кусочке свинца, который войдет в мою голову, разорвав ткань мозга, введя меня в прекрасный Сад Смерти.
Вздрогнув, я прервал чтение. Черт возьми! Оказывается, Моро не так прост. Если его строки смогли загипнотизировать меня, смею надеяться, достаточно опытного и искушенного читателя, то что они творят с душами и телами молодежи?
Я пролистал книгу и обнаружил на фронтисписе портрет автора. Это был надменного вида молодой человек с бородой и аккуратными, напомаженными усиками. Глаза его закрывали круглые черные очки, на голове – цилиндр. Что-то в облике этого юноши показалось мне странным и даже смутно знакомым.
23
В Хаммерсмит мы приехали на такси. На набережной Темзы уже собрался народ. Дамы в разноцветных платьях и шляпках, разряженные в пух и прах джентльмены с биноклями на шеях сидели на временной трибуне. Народ попроще расположился внизу.
Над темной поверхностью реки клубился туман, выползал на берег, как огромная стая белых кроликов.
– Едва ли мы что-нибудь разглядим в таком тумане, – недовольно сказал я.
С утра от Лестрейда не было никаких новостей о поисках Эмбер, что изрядно меня нервировало.
– Папочка, – с непередаваемой иронией протянула Аделаида. – Ты так говоришь, как будто на регату приходят, чтобы посмотреть на гребцов.
– А для чего же сюда приходят? – удивился я.
– Чтобы продемонстрировать свою новую шляпку, – Аделаида изящным жестом поправила синюю шляпу с широкими полями.
