– Вспомни древнегреческие мифы, Ирэн! Ведь боги на Олимпе все были родственниками и все они …
– Папа, что ты хочешь от меня? – спросила Ирэн с дрожью в голосе.
Он смешался и выбежал из комнаты. Девушка упала лицом в подушку и зарыдала. Ведь она всем сердцем любила отца, и никак не могла признать, что он – чудовище.
Ирэн не понимала, как она должна вести себя. Девушка ощущала себя в ловушке, ей казалась, что она – одна из тех бабочек, которых отец прикол к дощечкам и повесил на стену.
Она лихорадочно искала оправдание мистеру Вулфу, пыталась объяснить его поведение. Возможно, ей кажется, возможно, это просто ее фантазии, подобные отрубленным головам в тележке зеленщика.
Увы, это были не фантазии. Она сидела за столом, сочиняла рассказ. В такие моменты Ирэн забывала обо всем на свете, без остатка проваливаясь в фантасмагорический мир, создаваемый ее безудержным воображением. Вдруг она почувствовала чьи-то руки на своих плечах и обернулась.
Мистер Вулф, казалось, был пьян, хотя он крайне редко употреблял спиртное.
– Ирэн, радость моя, – прошептал он горячо.
Его руки вдруг оказались на ее груди.
– Папа!
Ирэн вскочила, оттолкнула отца. Он, споткнувшись, упал на пол.
– Ирэн, – простонал он.
– Ты, ты, ты – девушка задыхалась, не в силах подобрать слова. – Ты старый извращенец!
Захлебываясь рыданиями, она выбежала из комнаты, затем – из их маленькой квартиры на втором этаже старого доходного дома в центре Лондона.
Ирэн бежала по вечерним улицам, холодный воздух срывал слезы с ее лица. Ее отец, ее любимый папа оказался подлым извращенцем, негодяем, готовым собственноручно уничтожить честь собственной дочери.
Пробежав квартал, Ирэн остановилась. Она стояла посреди моста через Темзу. Черная река в окружении светящихся электричеством вечерних берегов была похожа на широкую, уходящую неведомо куда дорогу.
Ирэн подошла к ограде, посмотрела вниз, на темную, блестящую воду. «Сойди в Сад Смерти, дева молодая, Лишь там ты встретишь вечную любовь». Прошептав строки Гюстава Моро, мисс Вулф полезла на ограду, перенесла через забор ногу в домашней намокшей туфле.
– Мисс, что вы делаете?
Спокойный и какой-то отстраненный мужской голос заставил ее обернуться.
– Я… я вышла подышать воздухом, сэр, – сказала Ирэн.
– Вы решили прогуляться по глади реки? – в голосе незнакомца появилась насмешка, но она была мягкая, не обидная.
– О, нет, сэр, – откликнулась Ирэн.
– Тогда позвольте я помогу вам спуститься с решетки.
28
Статья про Ирэн Вулф в иллюстрированных новостях называлась «Похождения фантазерки Ирэн Вулф». Это была история девушки, живущей в мире своих грез и столкнувшейся с предательством самого близкого человека.
В мгновение ока лишившись отца, девушка не нашла для себя иного выхода, кроме самоубийства. Если бы не Садовник, темные воды Темзы поглотили бы тело несчастной Ирэн Вулф.
Заканчивалась статья также, как и две предыдущие: убийством девушки и созданием «изумительной красоты ириса».
Я передал газету Лестрейду. Тот со скучающим видом приступил к чтению. По мере углубления в текст, выражение лица инспектора менялось.
– Что скажете, детектив? – спросил я, когда он отложил газету.
– Это черт знает, что такое, – проговорил он. – Мистер Вулф вожделел собственную дочь? Чудовищно! Может быть, Г.М. врет?
– Насчет Эмбер Уоллис Г.М. не соврал, – напомнил я. – Полагаю, родители Беатрис Пройслер также отнюдь не такие ангелы, каковыми кажутся.
– Если так, нам придется допросить Вулфа.
– Непременно, Лестрейд. Кроме того, обратите внимание на следующие моменты. В статье про Беатрис не сказано, что убийца отрежет ей язык, а в статье про Ирэн о том, что Садовник ее изнасилует.
– Что бы это означало, Ватсон? – недоуменно проговорил инспектор.
– Пока не знаю, – признался я, пряча газеты в карман пальто.
– Бейкер-стрит, сэр, – сообщил шофер.
Я открыл дверцу.
– Завтра заедем за вами, – сказал Лестрейд.
– Хорошего вечера, инспектор.
В гостиной была только Джоан. Склонившись над столом, она что-то писала в тетради. Когда я вошел, она подняла голову и улыбнулась своей очаровательной улыбкой.
– Как прошел день, сэр?
– Достаточно плодотворно, мисс Остин.
Я повесил шляпу на крючок.
– А где Аделаида?
– В своей комнате, читает.
Из кухни доносился запах выпечки, слышалось напевание мадам Этвуд. Джоан снова приступила к письму. Внезапно ощущение некоторой странности объяло меня. Что-то было не так в открывающейся передо мной простой картине: пишущая за столом красивая девушка, горящий камин, часы-ходики, показывающие восемь вечера. Но, хоть убей, я не мог понять, что же не так.
– Вы в порядке, сэр?
Мягкий голос Джоан вернул меня к реальности. Я улыбнулся ей и стал подниматься по ступенькам на второй этаж.
До ужина я решил просмотреть вечерние газеты. Почти всю первую полосу Evening Standard занимала фотография с места убийства Эмбер Уоллис. Галечный пляж, камыши, труп обнаженной девушки на белой простыне, два старика с испуганными лицами. Неужели мы с Лестрейдом так чертовски постарели?
Над фотографией – надпись жирными буквами. «НА ШАГ ПОЗАДИ». По названию вполне можно было понять, о чем пойдет речь в статье. Так и оказалось. Доктор Ватсон, этот возомнивший себя детективом бывший биограф великого сыщика, снова проиграл неуловимому Садовнику. Тон статьи был, в целом, нейтральным, и это взбесило меня. Эмбер Уоллис для этих пишущих гиен – не такая уж и значительная жертва. Просто малолетняя проститутка из Уайтчепела, кого потрясет ее смерть? Кого заставит заплатить три пенса за газету? Вот девочки из семей благородных людей – это другое дело.
Я вскочил и заходил по комнате. Садовник держал меня за горло также, как он держал за горло несчастных девочек. Он сильнее меня. Я не Шерлок Холмс.
Вдруг я замер посреди комнаты. Внезапная вспышка света озарила темный чулан моей седой головы. Я бросился к вешалке, вытащил из кармана пальто рукопись статьи об Ирэн Вулф в газете «Иллюстрированные новости полиции». Разгладил листок бумаги и понюхал его. Так я и думал! Тот же самый сладковатый, нежный запах, что и у письма Садовника со стихотворением о девушках-цветах.
Я прилег, положив ноги на кожаный диван-пате. Мне казалось, что мой мозг работает, как сломанный хронометр, и я никак не могу найти выход из комнаты со множеством дверей. Стихотворение и статья написаны разным почерком, но на одинаковой бумаге с особенным запахом.
