Тело Розамунд обнаружили мальчишки, лазавшие среди заросших папоротником могил. По словам Лестрейда, сорванцы получили такой шок от увиденного, что им понадобилась помощь врача.
Деревья на Хайгейтском кладбище так разрослись, так сдвинули свои мощные кроны, что очертания надгробий тонули в полумраке уже через пару шагов в сторону от аллеи.
Невысокий констебль с усталым угрюмым лицом указывал нам с Лестрейдом дорогу. Мы молчали. Не знаю, как инспектор, но я ощущал себя так, будто на плечи мои присел каменный ангел, подобный тем, что возвышались над многими здешними могилами.
– Вот, господа, – вздохнув, указал констебль. – Да примет Господь душу бедняжки.
Тело Розамунд находилось на могиле неких Кэтрин, Энн и Ричарда Джефферсонов
18, отмеченной литерой V. Судя по дате, эти трое скончались в один день 15 мая 1899 года.
На этот раз Садовник почему-то не стал расчленять труп своей жертвы. Казалось, что обнаженная девушка сидит на надгробии в непристойной позе, раскинув руки и раздвинув ноги. Чтобы тело не съехало с плиты, убийца привязал девушку к камню толстой веревкой в районе пояса.
Голова Розамунд была слегка запрокинута, глаза прикрыты. Черные и длинные волосы девушки Садовник зачесал вверх, собрав прическу, которая, надо отдать ему должное, очень напоминала черную розу.
– Присмотритесь к ее губам, господа, – с каким-то священным трепетом сказал констебль.
Я взглянул – и холодок заструился по моей спине. Губы девушки были перепачканы чем-то красным, тонкая струйка стекала с губ к подбородку.
– Это кровь? – с удивлением спросил Лестрейд.
– Экспертиза покажет, – отозвался я.
– Проклятая вампирня, ну, мы вам сейчас покажем!
Громкий вопль заставил нас обернуться. Из зарослей вышли пять мужчин и женщина. У мужчин в руках были покрытые землей лопаты, женщина держала охапку кольев из белоснежной древесины.
– Гарри, ты только взгляни! – воскликнула женщина.
Мужчины застыли, глядя на «черную розу».
– Они убили девчонку! – взвизгнул плюгавенький мужичонка с сердитым, щедро покрытым оспинами лицом. – Вампиры поганые!
Взяв лопаты подобно копьям, охотники на вампиров угрожающе двинулись на нас. Я мысленно проклял ирландского писаку Стокера, смутившего умы и без того недалеких британцев своей нелепой книгой.
– Мы из полиции, – предупредил констебль, отступая.
– Стойте на месте, джентльмены, – приказал Лестрейд. – Вы находитесь на месте преступления.
– Врут псы! – крикнула женщина. – Убейте их и пригвоздите к земле кольями!
Ситуация из комической быстро превратилась в угрожающую. Поняв, что сейчас на наши головы обрушатся лопаты, я выхватил из кармана револьвер и выстрелил в воздух.
– Еще шаг и один из вас умрет.
Они замерли, недоуменно хлопая глазами.
– Так вы и правда из полиции, господа? – удивленно осведомился плюгавый коротышка. – А что же вы делаете на могиле Джефферсонов? Разве вы не знаете, что они были вампирами? И кто эта девочка? Может, она вампир? Может, ее нужно пригвоздить к земле колом?
– Пошли вон, идиоты! – заорал Лестрейд. – Пошли вон, а не то, клянусь Богом, Ватсон перестреляет вас одного за другим!
«Охотники», негромко переругиваясь между собой и грозя нам смертными карами, скрылись в зарослях.
– Н-да, сюда нужно с десятком констеблей ходить, – вытирая пот со лба, сказал Лестрейд.
Я спрятал револьвер.
– Продолжим, инспектор.
Мы прибыли в Скотленд-Ярд вечером. Сюда же на специальной машине было доставлено тело Розамунд Нэш-Мерфи. Пока эксперт осматривал труп, мы с Лестрейдом отправились совершать уже ставший обыкновенным для нас ритуал: освобождение подозреваемого в убийствах девушек. Учитель Тернер расплакался, когда узнал, что с него сняты все обвинения, и полиция больше не считает его Садовником. Я смотрел на него, утирающего лицо белым платком, испытывая все то же гадливое чувство. Все-таки, этого перверта следовало бы упечь хоть на какой-то срок. Во всяком случае, я бы ни одной директрисе не посоветовал взять его учителем в школу для девочек.
Между тем, новый патологоанатом Скотленд-Ярда завершил экспертизу тела. Как и было написано в газете «Криминальные ужасы», девушку задушили. Признаков изнасилования обнаружено не было, как и каких-либо повреждений плоти. Язык Садовник не вырезал, как в случае с Беатрис Пройслер. Губы девушки, и правда, были испачканы кровью. Патологоанатом Скотленд-Ярда, используя открытый в 1900 году Карлом Ландштейнером
19 метод определения группы крови, однозначно заявил, что кровь эта принадлежит не Розамунд.
– Если кровь принадлежит не Розамунд, очевидно, она принадлежит убийце, – сказал Лестрейд.
– По всей вероятности, – пожал плечами патологоанатом. – Но есть еще один весьма интересный момент, джентльмены.
– Какой же? – спросил я, ощущая почему-то холодок под ложечкой.
– Кровь присутствует и в желудке Розамунд, сэр, – отозвался патологоанатом. – Прямо перед смертью она пила человеческую кровь.
Лестрейд выругался.
– Что же это такое происходит, Ватсон, а?
Я ничего не ответил.
34
Барбара Лестрейд давно поняла, что ее отец – недалекий человек. Его рассуждения о жизни, о политике, о мужчинах и женщинах были простыми и грубыми, как необструганная доска. Уже в детстве она заметила, что люди втихомолку посмеиваются над Лестрейдом, а однажды из уст одной дамы она услышала слова «мужлан» и «держиморда».
Приземленность и грубость отца угнетали Барбару. Ей хотелось видеть папу умным, начитанным и тонко чувствующим субъектом. Примерно таким, как мистер Холмс из документальных рассказов доктора Ватсона.
Сколько раз Барбаре приходилось краснеть за столом, когда ее отец при гостях начинал рассказывать о своей службе в полиции, восхвалял свои методики работы и политическое устройство Великобритании.
– Эти либеральные мечтания нужно подавлять в зародыше, – говорил Лестрейд, сжимая в кулаке вилку и яростно глядя на гостей. – С колониями нужно разбираться жестко, душить на корню. Душить, как кот душит крысу.
