Выборные, резко негативно настроенные в адрес правительства, хотели установить его подотчетность Думе, направляли бесконечные запросы о незаконных действиях Совета министров, постоянно провоцируя политические столкновения с Горемыкиным. Сам председатель правительства все требования Думы отклонял. Главным камнем преткновения стал земельный вопрос: депутаты, причем из разных фракций, хотели дать больше земли крестьянам. «Аграрный вопрос» вызывал настоящие волнения в обществе, в связи с чем правительство пригрозило Думе роспуском.
Дело дошло до абсурда: парламент выразил недоверие правительству и потребовал его отставки (что осталось без видимых последствий), после чего некоторые министры стали бойкотировать заседания, а министры в качестве мести направили в Думу законопроект о выделении 40 тысяч рублей на постройку пальмовой оранжереи и сооружение прачечной при Юрьевском университете – месть заключалась в ничтожности суммы и смехотворности повода, по которому Совет министров обратился к Думе (впрочем, документов, подтверждающих этот факт, не нашлось).
Неизвестно, хорошо ли выборные представляли себе последствия своего резкого противостояния, но получилось так, что полную победу одержало правительство. И дело даже не в том, что Дума была распущена, а в дальнейших последствиях.
О том, что Дума больше не существует, депутаты узнали, когда пришли утром 9 июля 1906 года в Таврический дворец и обнаружили, что двери заколочены, а на стене висит тот самый императорский манифест. Позднее Набоков сказал, что роспуск Думы был для него и его единомышленников «крушением надежд», а историк Кирилл Соловьев приводит такие слова В. Д. Набокова, написанные им брату Константину: «Думая предотвратить грозу, они разбили барометр».
Что сделали (уже бывшие) депутаты? Коротко посовещались, оценив обстановку, и на следующий день уехали в Выборг – это был ближайший к Петербургу город, входивший тогда в Княжество Финляндское. Царская полиция власти там не имела, а Муромцев, говорят, открыл совещание, проходившее в местном отеле «Бельведер», словами: «Заседание Думы продолжается». В Выборге под непосредственным руководством В. Д. Набокова собравшиеся уже через два дня составили и опубликовали воззвание, получившее название «Выборгское». Подписали воззвание 180 человек – более трети работавших в Думе депутатов.
«…теперь, когда правительство распустило Государственную думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег. Если же правительство, чтобы добыть себе средства, станет делать займы, то такие займы, заключенные без согласия народного представительства, отныне недействительны и русский народ никогда не признает и платить по ним не будет. Итак, до созыва народного представительства (то есть следующей Думы. – Г. А.) не давайте ни копейки в казну, ни одного солдата в армию. Будьте тверды в своем отказе, стойте за свои права все как один человек»
[18] – так заканчивалось воззвание. Кстати, по воспоминаниям Ариадны Тырковой-Вильямс, единственным членом партии, который действительно отказался платить налоги, стал отнюдь не В. Д. Набоков, а адвокат Евгений Кедрин…
Конечно, терпеть такой бунт правительство не собиралось. Реакция властей была мгновенной: уже 16 июля было открыто уголовное дело против почти всех подписавших воззвание (точнее, против 167 бывших выборных). Всех участников обвиняли по статье 129 Уголовного уложения 1903 года, в которой, помимо прочего, говорилось:
Виновный в произнесении или чтении публично речи или сочинения или в распространении или публичном выставлении сочинения или изображения, возбуждающих: 1) к учинению бунтовщического или изменнического деяния, 2) к ниспровержению существующего в государстве общественного строя, 3) к неповиновению или противодействию закону, или законному постановлению, или законному распоряжению власти, 4) к учинению тяжкого, кроме указанных выше, преступления, наказывается…
[19]
И дальше перечисляются виды наказания: ссылка на поселение, заключение в исправительный дом на срок до трех лет.
Адвокаты и сами фигуранты дела пытались напирать на то, что составители и подписанты Выборгского воззвания не занимались «произнесением», «чтением», «распространением» или «публичным выставлением» своего текста, а за одно составление/написание лишать политических прав нельзя. Но суд не принял эти доводы во внимание, хотя в процессе принимали участие лучшие юристы страны.
Кому-то из бывших депутатов удалось предоставить доказательства своей непричастности к событию в Выборге, но большинство было осуждено на три месяца тюрьмы, не такой большой срок, если бы вместе с ним не полагалось лишения избирательного права. Огромное количество критически настроенных в адрес правительства политиков, далеко не только кадетов, не могли больше избираться в Думу. Включая Владимира Набокова.
…Сохранилась фотография: красивый статный господин в сопровождении пожилого мужчины едет в пролетке, груженной чемоданами. На господине не шляпа, а широкая кепка. Загородная прогулка? Отъезд в Биарриц? Нет: это Владимир Набоков – старший едет в тюрьму отбывать наказание. Вскоре после публикации Выборгского воззвания он заявлял, что не надо бояться репрессий, так как «ореол мученичества» придаст силу кадетам. Вот и дождался его – ореола.
Суд проходил с 12 по 18 декабря 1907 года (в Санкт-Петербургской судебной палате), рассмотрение апелляций и прочие формальности тоже заняли определенное время, поэтому Набоков оказался за решеткой только 14 мая 1908 года. Кстати, одновременно с ним отбывали наказание и другие бывшие депутаты от кадетов (как минимум упомянутый Кедрин, Михаил Петрункевич, Алексей Ломшаков).
О тех месяцах остались два бесценных свидетельства – десять писем Набокова жене из тюрьмы (их было больше, но сохранились не все), которые были отдельно изданы под названием «Письма из “Крестов”», а также длинный очерк «Тюремные досуги» (по современным стандартам – почти 60 страниц), где Набоков вначале коротко описывал свой опыт посещения петербургской тюрьмы в качестве юриста и общественного деятеля, а далее описывал свои арестантские переживания. «Тюремные досуги» были написаны и опубликованы (вначале в газете «Право», потом отдельным изданием) в том же 1908 году.
Вообще при чтении этих текстов, не покидает несколько настойчивых мыслей. Первая: Набоков совершенно не пострадал за время заключения ни физически, ни морально (в письмах он подчеркивал, что «бодр, спокоен и весел», а в «Тюремных досугах» вспоминал, что сам факт нахождения в неволе не вызвал в нем никаких специфических ощущений – разумеется, хорошо понимая и упоминая то, что краткий срок заключения весьма ободряет). Условия содержания, описываемые им, были тепличные. «Меня не обыскивали, вообще обращались вежливо, любезно», – писал Набоков. По сути, его переместили, выражаясь нынешним языком, в профилакторий строгого режима. И на основе набоковского опыта решительно невозможно делать какие-либо выводы о тогдашних тюремных порядках. Наказание депутатам было серьезным, но все-таки символическим. Вторая мысль: вопреки всему этому, В. Д. Набоков в очередной раз, на сей раз на своем опыте, осознал важность и радость свободы. И третья: Набоков только укрепился в своих либеральных убеждениях.
