Какими и были их жизни.
Глава одиннадцатая
Война и революция
В ноябре 1912 года в России была избрана новая Дума, уже четвертого созыва. Едва ли кто-то предполагал, что ее состав станет последним в истории царской России и что история Думы закончится почти одновременно с историей империи. При том что российский парламент указами Николая Второго и так постоянно отправляли на принудительные каникулы.
В Думе четвертого созыва были сильные правые и левые фланги, а центр, проправительственные силы, оказались в меньшинстве. Следствие – компромисс был почти недостижимым, две противоборствующие стороны стояли друг против друга, и кто знает, чем бы все это закончилось в масштабе страны, но началась мировая война.
А до того шла обычная политическая работа, переходящая в борьбу, в том числе внутрипартийную. В мае 1913 года В. Д. Набоков председательствовал на совещании думской фракции кадетов с «приглашенными лицами». Разгорелись споры о нежелании действующих членов Центрального комитета переизбирать состав органа, но глобально это ни к чему не привело, верхушка партии осталась нетронутой. Год спустя, в марте 1914-го, на подобной же конференции усилились голоса, призывающие созвать новый всеобщий съезд кадетов (предыдущая попытка проведения съезда окончилась роспуском по полицейскому указу) и глобально пересмотреть партийную программу. Набоков, вновь возглавлявший собрание, напомнил о разгоне предыдущего съезда и заявил, что «некоторые надежды» кадетов оказались крайне «шаткими» и что созыв съезда в тогдашних общественных обстоятельствах – дело очень нелегкое. Далеко не факт, что ВДН желал обновления программы, но проведение съезда было в интересах всех. Набоков говорил, что к следующей конференции подготовительные работы по проведению съезда уже должны быть начаты, «хотя и трудно надеяться на осуществление этой мечты».
Немного забежим вперед и поговорим о партийном поведении кадетов во время войны.
Конституционные демократы считали, что страну нужно во что бы то ни стало сохранить в целости, как бы они ни выступали против внутренней политики царского правительства. Стало быть, кадеты желали победы, и в своем воззвании указывали на необходимость забыть противостояния и споры, усилить единство императора и населения. На чрезвычайной сессии Думы (26 июля (8 августа) 1914 года) конституционные демократы заявили о солидарности с союзниками и сотрудничестве с правительством ради победы в войне, которую рассматривали как сугубо оборонительную.
Впрочем, кадеты не только не были милитаристами, но и, наоборот, Павел Милюков как лидер «своей» партии был одним из виднейших миротворцев («пасифистов», как тогда их называли) и до начала войны противостоял военным настроениям некоторых околомонархических сил. Но после вступления Российской империи в войну Милюков считал, что долг граждан защищать свою страну, а кадеты в целом заявили о поддержке территориальных претензий России – взятии под свой контроль Галиции, части тогдашних Австрии и Германии, Константинополя, Босфора и Дарданелл, что должно было усилить российское влияние в тех регионах и содействовать развитию экономики. Ну и в дополнение кадеты понимали, что долгая и тяжелая война нанесет стране такой ущерб, что без иностранных кредитов (займов) восстановиться не удастся, а значит, придется не просто поддерживать со странами Антанты хорошие отношения, но и участвовать в войне до конца, а также не подписывать сепаратного мира с Германией.
Однако неудачное течение войны и усиление революционных настроений в стране изменило положение: кадеты настраивались все более оппозиционно в отношении правительства, обвиняя его в непонимании обстановки, неосведомленности и даже в измене. Помимо прочего, кадеты предлагали создать отдельное министерство, которое возглавил бы представитель оппозиции. Заседания в Думе проходили бурно, а первого ноября 1916 года в речи на очередном заседании Милюков произнес речь «Глупость или измена?», в которой обвинил монархию в бездарной экономической и военной политике. Речь Милюкова, достойная отдельного прочтения, стала событием дня, недели и месяца: кадеты вновь обрели большое влияние, черносотенцы начали угрожать Милюкову расправой (что трагически аукнулось Набокову в берлинской филармонии в марте 1922 года), а саму речь запретили публиковать, что распространению текста только способствовало.
В конце августа 1913-го Набоков отправился на конгресс Международного союза криминалистов. Мероприятие превратилось в звездный час ВДН: его доклад стал центральным событием конгресса, львиная доля предложенных им резолюций была принята, а сам Набоков в итоге был избран председателем всей организации. Никто тогда и помыслить не мог, что конгресс окажется последним, а Союз вскоре будет расформирован.
Но – война.
В 1914 году, вскоре после объявления всеобщей мобилизации, В. Д. Набоков был призван в армию как офицер ополчения. Номинально он находился на военной службе до начала марта 1917 года, до вхождения в состав Временного правительства, однако уже в феврале 1916 года выехал в Великобританию в качестве журналиста, о чем пойдет речь чуть ниже. Числился Набоков на тот момент делопроизводителем Азиатского департамента Главного штаба. В чем именно заключались его обязанности, сведений не осталось, однако и совсем формальной его служба не была: он регулярно появлялся в здании штаба. Фактически он не мог участвовать в политической жизни, что касалось уже не только избрания или неизбрания, но и журналистики: те немногие политические статьи, опубликованные в этот период, Набоков подписывал инициалами «В. Н.», так как прочее ему не разрешалось из-за статуса офицера Главного штаба.
Поначалу Набоков служил в 318-й пешей Новгородской дружине, сформированной в Старой Руссе, в чине прапорщика. Он исполнял обязанности дружинного адъютанта. Позднее, примерно через год, в мае 1915 года, всю Новгородскую дружину, которая располагалась в Выборге, перевели в небольшой лифляндский город-порт Гайнаш (сейчас это Айнажи в Латвии), где после слияния трех дружин был образован 431-й пехотный Тихвинский полк под командованием полковника Владимира Бологовского. В новообразованном полку В. Д. Набоков вновь получил должность адъютанта. Наконец, в сентябре того же года ВДН был переведен в Санкт-Петербург, где и был определен на упомянутую выше должность делопроизводителя при Главном штабе.
В целом ВДН не оставил о своей службе почти никаких воспоминаний, что довольно странно: он максимально подробно писал о «Крестах», о Думе, о поездке в Англию, о Временном правительстве, о своих знакомых и соратниках, не говоря о всяких юридических-криминологических делах. Но о своих военных годах Набоков не написал почти ничего, и если отсутствие статей на эту тему, написанных во время войны, понятно и обоснованно, то почему ВДН не вернулся к тем событиям позднее, уже будучи в Крыму и далее в эмиграции (когда у него появилось время на осмысление событий последних двух лет в Петербурге), можно только предполагать. Серьезных версий три: рассказывать было особо не о чем (ведь Набоков непосредственно в военных действиях участия не принимал), он просто не хотел вспоминать свою службу, либо он собирался вернуться к этим событиям позднее. В феврале 1921 года в берлинской газете «Руль» Набоков опубликовал статью «Перипетии русской мобилизации» (в рамках трехчастной статьи «К истории роковых дней», где описывал начало мировой войны), но в ней писал скорее о причинах и слухах вокруг мобилизации лета 1914 года, но ни слова о своем участии в ней.