«Наполовину» – это он высказался даже чрезмерно оптимистично…
В течение лета, когда страну продолжали сотрясать кризисы, беспорядки, антиправительственные манифестации, споры и кровавые столкновения, Набоков делал все, что было в его силах, чтобы спасти коалицию с меньшевиками и эсерами и сохранить стабильную обстановку в стране. От предложения войти в правительство, как мы знаем, Набоков отказался сам, а вот еще одно назначение не состоялось уже по внешним обстоятельствам: после смерти российского посла в Великобритании графа Александра Бенкендорфа, последовавшей еще в 1916 году (в конце того же года, когда состоялся визит российский делегации), министр Терещенко предложил направить Набокова в качестве нового руководителя дипмиссии. Небезынтересно, что после кончины Бенкендорфа обязанности посла на правах поверенного в делах исполнял тоже Набоков – Константин, брат Владимира Дмитриевича (еще до отречения Николая Второго был назначен новый посол – Сергей Сазонов, но в связи с февральскими событиями он выехать в Лондон не успел). Замена «Набокова на Набокова» также не состоялась: члены Временного правительства подумали, но согласия не дали. Безусловно, вся набоковская история пошла бы совсем иначе, случись это назначение.
Одной из наиболее болезненных тем в ту пору было Учредительное собрание. На него возлагались большие надежды – Временное правительство (которое считалось и называлось «временным» из-за того, что должно было работать только до созыва Учредительного собрания) объявило о выборах, которые были намечены на середину сентября, но затем стало само же их откладывать и в целом затягивать процесс. «Когда же образовано было наконец особое совещание и началась разработка закона, весь аппарат оказался столь сложным и громоздким, что стало невозможным рассчитывать на сколько-нибудь быстрое окончание работы и назначение выборов в близком будущем», – объяснял ситуацию Набоков в книге «Временное правительство»
[56], задаваясь вопросом, «как можно было организовать выборы в России, сверху донизу потрясенной [февральским] переворотом, в России, еще не имеющей ни демократического самоуправления, ни правильно налаженного местного административного аппарата?» Набоков считал, что правильным было бы отложить решение о созыве Учредительного собрания до окончания войны, но Временное правительство «не чувствовало реальной силы». В итоге выборы прошли 12 ноября, Набоков избрался, но был вынужден покинуть Петроград еще до первого (и единственного) заседания.
В августе, когда уже действовало второе коалиционное правительство под руководством Керенского (а министром юстиции в нем был еще один «трудовик» Александр Зарудный), страну накрывала анархия, падало доверие к кабинету министров, а левые радикалы, то есть большевики, набирали все больший вес. В этой обстановке многие политики, а также высшие военные чины, крупные промышленники и землевладельцы задумывались о способе предотвратить рост популярности левых в России. Выбран был путь вооруженного переворота, осуществление которого «поручили» генералу Лавру Корнилову. До конца так и не доведенная операция называется по-разному: нейтрально – «корниловское выступление», просоветски – «корниловский мятеж», В. Д. Набоков в своих воспоминаниях неоднократно упоминал «корниловскую историю» (в целом крайне благосклонно относясь к генералу и высказывая свою точку зрения публично). Но до входа Корнилова в Петроград дело не дошло, так как Керенский, боясь потерять власть, не поддержал ввод войск, объявив генерала контрреволюционером и мятежником.
При этом в сентябре Набоков стал фактически главой ЦК конституционных демократов, а значит, и всей партии. Это случилось из-за того, что после провала наступления Корнилова Керенский потребовал от Милюкова временно ограничить свою политическую деятельность, что распространялось как на редактирование «Речи», так и на руководство кадетами. Милюков отбыл в «отпуск» в Крым, а Набоков взял бразды правления в свои руки.
Нет сомнений, что ВДН, как и многие другие, верил если не в победу «своих», то по крайней мере в честную политическую борьбу с левыми. Но, комментируя в дальнейшем события, на примере разгона Учредительного собрания Набоков писал, что большевики и сами не предполагали такого усиления своей власти: «Вероятно, сами большевики в октябре еще не представляли, что уже в начале января, два месяца спустя после переворота, удастся так легко разделаться с этим собранием»
[57]. И еще одна цитата, которую Набоков приписывает своему коллеге по партии Ираклию Церетели: «Все, что мы тогда делали, было тщетной попыткой остановить какими-то ничтожными щепочками разрушительный стихийный поток».
Но главным делом была даже не вера Набокова в правоту, а поддержка, которую он почти до конца оказывал объективно слабому руководителю Керенскому. Набоков был разочарован в политических талантах главы Временного правительства, считая его «человеком даровитым, но не крупного калибра» и «одним из многих политических защитников, далеко не первого разряда». «Но несомненно, что с первых же дней душа его была “ушиблена” той ролью, которую история ему – случайному, маленькому человеку – навязала и в которой ему суждено было так бесславно и бесследно провалиться»
[58], – писал Набоков. Но до конца продолжал помогать Керенскому в формировании третьего коалиционного правительства (министром юстиции в нем в итоге стал меньшевик Павел Малянтович, Набоков помогал и ему), а также выступил одним из инициаторов Предпарламента.
Что это было за учреждение: после фиаско Корнилова из правительства ушли кадеты, и в условиях особо обострившегося, как бы сказали сейчас, вакуума власти Керенский объединил пять ключевых министров в условную Директорию. Ее задачи формулировались предельно громко и пафосно, среди них назывались «восстановление государственного порядка и боеспособности армии» – цели, которые достигнуты быть не могли, однако кое-что исторически важное Директория сделать сумела: объявила Россию республикой. Наконец, в середине сентября по старому стилю состоялось Всероссийское демократическое совещание, которое было созвано по инициативе ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов в противовес Московскому государственному совещанию, которое собралось месяцем ранее. Демократическое совещание большинством не согласилось с тем, что кадетов следует исключить из будущей коалиции. Против этого выступили только большевики, которые вышли из Демсовещания и стали готовиться к установлению «диктатуры пролетариата» (этот термин мы заключаем в кавычки, потому что поначалу мало кто верил в то, что диктатура установится в прямом смысле слова).
В результате именно это Демократическое совещание и образовало (грубо говоря, выделило из себя) Предпарламент, который должен был стать регулирующим органом Временного правительства. Потому-то Набоков так поддерживал его создание. Он писал: «Нужно было разрядить атмосферу, дать правительству трибуну, с которой оно могло выступать официально и открыто перед всей страной, дать ему реальную поддержку в лице партий, выступивших в коалицию и представленных в самом правительстве. Для всего этого требовалось, конечно, прежде всего твердое и ясное решение всех партий в двух направлениях: борьбы с большевизмом – поддержки власти»
[59]. Но получилось иначе: так, что Предпарламент лишь обладал правом совещательного голоса и просуществовал ровно до памятной даты: 25 октября (7 ноября). Предпарламент еще назывался «Советом Российской Республики», и Набоков в книге «Временное правительство», подробнейшим образом описывая судьбу созданной инстанции, использовал именно это название.
