Расчеты издателей базировались на том, что в Берлине действительно появился город в городе, русская даже не община, а нечто гораздо более масштабное. Именно тогда старинный берлинский район Шарлоттенбург, где поселилось большинство беженцев из России, эмигранты всерьез стали именовать на свой лад Шарлоттенградом (и это название в Берлине до сих пор используется русскоязычными жителями – так же всерьез). И конечно, десяткам тысяч людей требовалось чтение на родном языке: немецкий мало кто знал, учить его собирались единицы, рассматривая Берлин и Германию как временный перевалочный пункт (так и получилось). В начале 1920-х в Берлине выходили газеты «Грядущая Россия», «Голос России», «Социалистический вестник», «Заря», «Накануне», «Новый мир» (не тот, не московский, живущий и поныне), все самой разной направленности и взаимоисключающих политических взглядов. К этому добавлялось солидное количество литературных альманахов и журналов. «Руль» оказался наиболее успешным, просуществовал до 1931 года и задокументировал самое важное, что случилось в «русской» Германии в те годы. (Первые три года газета жила благодаря помощи издательства Ullstein, позднее перешла на самоокупаемость, а закончила свою жизнь, увы, в состоянии банкротства – последний выпуск вышел 14 октября.)
Интересного рода казус произошел с Иосифом Гессеном. Первоначально он не хотел входить в состав учредителей и редакторов новой газеты. Он и не видел смысла в «работе» с эмигрантами, и не хотел деградировать – менять крупное издание «Речь» на, по его собственным словам, «скромный беженский листок». Но Набоков его уговорил: Гессен согласился помочь наладить издание, а затем сразу же самоустраниться от газетных дел. Гибель Набокова поменяла расстановку: Гессен не только остался во главе «Руля» (Каминка отвечал за коммерческую сторону, Гессен – за содержание), но и, неожиданно для себя, оказался в роли руководителя правых кадетов в Германии – в роли, к которой он совершенно не был приспособлен. Ариадна Тыркова-Вильямс писала, правда, еще о временах «Речи», что Гессен был человеком умным, живым, способным, доброжелательным, кроме того – адвокатом с хорошей практикой, но уже в те времена этих полезных для редактора качеств не хватало. «Он, как и Милюков, не был талантливым журналистом, хотя работал много и газету любил»
[71], – писала Тыркова-Вильямс.
Правокадетское направление исчезло в том числе из-за отсутствия внятного управления. Руководство «Рулем» было чревато и угрозой личной безопасности: правые экстремисты нередко выражали недовольство позицией и конкретными материалами газеты (в частности, их гнев вызвали статьи о расколе в церковном православии), а вымещали его в том числе на Гессене. В 1928 году в редакцию ворвались два незнакомца, которые сбили его с ног и ударили палкой, а год спустя нападению подвергся редактор Ландау, а помещение редакции было разгромлено.
Но это все-таки случилось уже намного позже. А первый номер «Руля» вышел в свет 17 ноября 1920 года (Брайан Бойд пишет о 16 ноября, но это спорный вопрос: пятый номер, о котором говорится в следующей фразе, вышел 21-го, с учетом ежедневного ритма, первый должен был выйти как раз 17-го), соредактором газеты значился В. Д. Набоков. Он стал и одним из ведущих авторов и работал отнюдь не только в качестве политического обозревателя – к примеру, уже в пятом номере вышла его огромная статья к десятилетию смерти Льва Толстого (на самом деле это была скорее речь, которую ВДН произнес на вечере памяти Толстого накануне, но ее тоже надо было написать и подготовить для печати). Плюс, без сомнений, Набоков писал статьи, публикуемые в газете без подписи (в приложении впервые за сто лет печатаются несколько его материалов, включая статью о Толстом). Дальше продолжалось в том же духе.
Поначалу «Руль» выходил на четырех полосах, вскоре их количество увеличили на две, а далее газета выпускалась то на четырех, то на шести, в редчайших случаях – на восьми или больше, без какой-либо закономерности. По своему наполнению «Руль» был обычным изданием с такими рубриками, как новости, статьи, отчеты о мероприятиях, аналитические материалы плюс, конечно, рекламные объявления.
Почти сразу же, в десятом номере, добавились литературные страницы (был опубликован рассказ Ивана Бунина «Третьи петухи» и стихотворение Владимира Набокова – младшего «Лес» – под псевдонимом Cantab, происходящий от латинского названия Кембриджа, Cantabrigia, так же назывались студенты университета. Вообще, «Руль» стал первым и чрезвычайно важным местом публикации текстов (преимущественно стихов) Владимира Набокова – младшего. Это было естественно при жизни ВДН, но и потом ситуация не поменялась, как можно понять, отношение Каминки и, главное, Гессена к сыну погибшего друга было крайне благосклонным (Гессен, кроме того, возглавлял издательство «Слово», которое публиковало все ранние тексты В. В. Набокова). Набоков-младший публиковался под псевдонимом Сирин, который взял для того, чтобы, как мы говорили в предисловии, одного Владимира Набокова не путали с другим – настолько огромной была известность старшего. Но и младший не терялся: редакция «Руля» и лично ВДН регулярно получали письма, в которых отмечались поэтические успехи Сирина (при этом подчас авторы посланий даже не знали, что речь идет о его сыне!).
«Руль» пользовался успехом у читателей: довольно быстро тираж вырос до 20 тысяч экземпляров, газету в лучшие времена выписывали в десятках стран и сотнях городов. Сейчас «Руль» оцифрован почти полностью, пусть и не буквально на сто процентов, но газета по-прежнему ждет своего исследователя, который возьмет на себя труд прочесть более чем десятилетний архив (и не просто прочтет, а проанализирует его).
Редакционная политика «Руля», которую вырабатывала троица издателей, но главным образом, конечно, Набоков, по своей направленности сильно отличалась от уже нами упомянутой тактики сотрудничества с большевиками, которой придерживался Павел Милюков, издававший в Париже свою газету – «Последние новости». «Руль», усилиями прежде всего Набокова, вел постоянную полемику с Милюковым, однако отношения между берлинцами и их бывшим предводителем в итоге стали совершенно нормальными, «рабочими», вопреки различиям в позициях. Ну а письма Набокова, которые он писал Милюкову (хранятся в американском набоковском архиве и недавно впервые опубликованы в России), это только подтверждают: в них ВДН что-то рассказывает Милюкову, напоминает, что ждет от него статей, и советуется с ним. В том числе они обсуждали кандидатуру лондонского корреспондента «Руля»: Набоков говорил, что на брата Константина не рассчитывает, потому что тот не журналист и не обладает должными навыками, публицист Исаак Шкловский вряд ли будет работать «на местах», ограничиваясь заметками из своего кабинета, а значит, «остается Ариадна» – Тыркова-Вильямс.
Помимо разнообразия русскоязычной периодики, в Берлине и Германии в целом расплодилось огромное количество эмигрантских организаций. Перечислим некоторые: Общество помощи русским гражданам (ее председателем избрали Набокова), Союз русских журналистов и писателей (ВДН – член правления), Русский парламентский комитет (соорганизатор), Русская академическая группа (просто участник), Комиссия объединенных русских общественных и благотворительных организаций (председатель)… И это далеко не все, ведь были еще и международные организации, куда Набокова также избирали, – например, в июне 1921 года ВДН участвовал в Париже в съезде Русского национального объединения, на котором был избран товарищем председателя Национального комитета.
