Львиную долю содержимого «Луча света» писала бравая троица, причем для условной конспирации они пользовались всеми возможными псевдонимами: Шабельский пользовался своей фамилией «Попов», отдельно «Шабельским» и «Борком», а все вместе они подписывались инициалами и сокращениями: «Ф. В.», «В.», «Т-кий», «Ш.», «П. П.»… Для более полной картины приведем два стихотворения будущих убийц, которые были опубликованы в «Луче света»:
ОТЗВУКИ ПРОШЛОГО
Слова песен твоих задушевны:
Сколько прелести в них и тоски!
Про пажа, про любовь королевны
И про наши лихие полки….
Пой же песни свои заунывные,
Чтобы старую быль воскресить,
Чтобы, слыша мотивы те дивные,
Настоящее время забыть…
Помню я, как у синего моря,
На скале мы сидели вдвоем;
Как, весеннему празднику вторя,
Я открылся ей в чувстве своем…
Разлучили нас бури кромешные –
Не вернуться мне к ней уж опять…
И, под песни твои безутешные,
Вспомнив все, я готов зарыдать…
(С. Т-кий)
СПЯЩЕЙ ЦАРЕВНЕ
Я люблю тебя, Царевна заколдованного сна,
И тобою лишь одною вся душа моя полна.
Витязь верный наблюдает неподвижный твой покой
И тебя он охраняет от влиянья силы злой…
Не посмеют лиходеи оказать тебе вреда –
С крестовидной рукояткой меч мой страшен им всегда…
Я своею песней звонкой Свет-Царевну разбужу,
А когда она проснется, о любви своей скажу…
И, победу торжествуя над носителями зла,
Я поведаю Царевне все их мрачные дела.
(Петр Борк)
Эти и многие другие патетические строки были посвящены не абстрактной женщине, а России – уровень художественного дарования и поэтический инструментарий авторов каждый может оценить в соответствии со своим пониманием прекрасного.
Глава семнадцатая
Некто Винберг
В Баварию из Берлина они изначально уехали вдвоем: Винберг и Шабельский, это случилось в 1920 году, когда произошел мятеж консерваторов против правительства Веймарской республики, так называемый капповский путч, в результате которого Винберг был вынужден закрыть газету «Призыв». Таборицкий отправился на Балтийское море, в регион Мекленбург, но «разлука» их связь не разрушила. Они постоянно находились в переписке, а если бы финансовая ситуация позволяла, то и навещали бы друг друга. Материальное положение было незавидным: жили Винберг и Шабельский впроголодь. Позже к ним присоединился Таборицкий, и, когда они уже были вместе в Мюнхене, в газетах появилось объявление о лекции Милюкова в Берлине, что и навело Шабельского-Борка и Таборицкого на мысль осуществить давнее намерение и расправиться с «оскорбителем» императрицы.
Кстати, о деньгах. Жившим в нищете в меблированных комнатах без малейшего имущества заговорщикам было бы крайне сложно добраться до Берлина, однако им помогло то, что тогда в немецких поездах было не два класса, как сейчас, а четыре, и разница в цене между проездом в первом и четвертом была четырехкратной: 202,5 пфеннига за километр пути против 45. Кратчайший путь занимал 653 километра, стало быть, самый дешевый билет стоил около 300 марок, примерно как десять килограммов хлеба – не так много. Приехав в Берлин, Шабельский-Борк и Таборицкий поселились в маленьком отеле на Кёниггретцер штрассе (сейчас эта улица называется Штреземанштрассе). Обыск номера в этом отеле, проведенный после убийства в филармонии, не дал никаких результатов.
Роль Винберга в покушении на Милюкова непонятна. С одной стороны, когда Таборицкий и Шабельский уже были арестованы, полиция допросила всех их знакомых, включая Винберга, и последний заявил, что в Германии «не поддерживают» путчи и теракты, хотя и сделал оговорку, что считает Милюкова и бывшего депутата Думы Александра Гучкова, которого годом ранее Таборицкий избил у станции берлинского метро Ноллендорфплац, «величайшими вредителями России». С другой стороны, в дальнейшем Винберг, уже после убийства Набокова, желал в «Луче света» Шабельскому «в ближайшем будущем лучших дней, чем те, которые он теперь переживает, как последствие его восторженного патриотизма и самоотверженной преданности своими возвышенным Идеалам». С третьей стороны, Винберг, уехавший в Париж, но до того еще около года проживший в Германии, так и не навестил своих друзей в тюрьме. С четвертой, в 1926 году Винберг прислал письмо с прошением о помиловании Шабельского и Таборицкого…
Винберг и его участие в заговоре – совершенно неясная часть истории.
Ее могли бы прояснить показания убийц Владимира Набокова, данные ими на судебном процессе, но о Винберге они упоминали вскользь, сознательно или бессознательно пытаясь отвести от него угрозу. «Мы жили с ним в одном пансионе, и он давал нам работу», – заявил Шабельский, присовокупляя красивые фразы о счастье знакомства с Винбергом и радости быть его другом. Все прочие вопросы о связях с ним Шабельский и Таборицкий игнорировали. Не помог и личный архив заговорщиков – просто потому что его не было. Выезжая из Мюнхена, они уничтожили свою частную переписку. При этом самого Винберга в здании филармонии не было, хотя еще накануне убийства он находился в Берлине. После того как полиция начала полноценное расследование, Винберга пригласили на допрос. Он рассказал, что уехал из Берлина вечером 27 марта (Таборицкий провожал его на вокзал) и прибыл в Мюнхен утром следующего дня. По всей вероятности, Винберг смог доказать это, предъявив билет или указав на свое алиби 28 марта. Нет сомнений, что трое единомышленников были вместе в Берлине и не могли не обсуждать план убийства Милюкова. Но на суде Таборицкий и Шабельский-Борк держали оборону крепости «Винберг» и удержали ее.
Неразберихи добавляло и то, что в те дни в Берлине проходили собрания русских монархистов и полиция полагала, что между этим мероприятиями, на которые для предотвращения беспорядков посылались агенты, и происшествием в филармонии есть связь. Однако доказано это все-таки не было, как и то, что монархисты планировали и последующие покушения. Точнее, может, планировали, но до реализации точно не дошло.
Сам процесс был не очень долгим – продлился четыре дня, с четвертого по седьмое июля 1922 года. Заговорщики рассказали, что по изначальному плану стрелять должен был Шабельский-Борк, а Таборицкому отводилась роль наблюдателя за действием и, при необходимости, защитника Шабельского. Кроме того, Таборицкий боялся, что его узнают – его избиение Александра Гучкова помнили многие. На процессе Таборицкий заявлял, что вообще не имел при себе оружия, а значит, не мог ни в кого стрелять, но свидетельскими показаниями это было опровергнуто.
Таборицкий вообще много отрицал. В частности, по его словам, он знал, что Шабельский «имел намерение убить Милюкова», но о том, было ли у него это намерение «в данном случае», он якобы не знал, а на лекцию они пришли с целью узнать, «остается ли Милюков и в настоящее время таким же политическим злодеем». Впрочем, Таборицкий тут же начал себе противоречить, заявив, что Шабельский решил застрелить Милюкова, если он не изменил своих взглядов, а он сам «решил только присутствовать при этом и, если понадобится, защитить Шабельского от расправы со стороны толпы» (если не знал, откуда такие планы?). Других противоречий, нестыковок и вранья в показаниях Таборицкого и Шабельского в ходе процесса было еще очень много.
