При таких условиях ясно, что одна возможность заговоров и покушений усиливает большевистский террор, а осуществление – удачное или неудачное – такого покушения залило бы и Москву и Петербург кровью. Это несомненно, и «заговорщики», если они есть, не могут этого не понимать. Стало быть, пугать их, угрожать им – бесцельно. Это, в свою очередь, не может не понимать Советская власть.
И приходится сделать вывод: в этих угрозах просто проявляется тот дьявольский план истребления всех оставшихся представителей «буржуазного» класса, всех, кто не закабалился душой и телом большевизму. Это истребление за минувшие три года происходило систематически. По-видимому, мы сейчас стоим перед новой полосой убийств и террора.
АЛАНДСКИЕ ОСТРОВА
[151]
Доклад комиссии Лиги Наций по вопросу о судьбе Аландских островов является новым этапом в том шведско-финском споре, который ведется с конца 1917 года, т. е. с того момента, когда успешный большевистский coup-d’etat
[152] вывел Россию из строя и подготовил распад великого государства.
Как известно, Аландские острова были Швецией уступлены России вместе с Финляндией (или, как доказывают шведы, одновременно с ней) по фридрихсгамскому миру
[153] 17 сентября 1809 года. В административном отношении они с того времени входили в состав Або-Бьернеборгской губернии
[154]. Население принадлежит к той же категории шведских выходцев, которые еще в средние века заселили южный и западный берега Финляндии и сыграли такую крупную роль в ее политической и культурной жизни. Близкая связь с Финляндией поддерживалась и географическими, и другими естественными условиями. Зимою море замерзает в шхерах
[155], разделяющих бесчисленные скалистые островки, расположенные между главным островом и финляндским берегом, и получается как бы один материк. Напротив, западный пролив, отделяющий Аланды от Швеции, хотя и более узок, но свободен от островов и почти никогда не замерзает. Для России обладание островами имело исключительное значение: стратегически это обладание дает возможность запереть Ботнический залив и господствовать над Финским. В период крымской войны Аландские острова (в 1854 г.) были на короткое время заняты союзными силами неприятеля. Оставляя острова, они разрушили возведенные укрепления, причем парижским трактатом было запрещено восстановить их. Запрет этот оставался в силе до очень недавнего времени. При опубликовании советским правительством тайных договоров обнаружилось, что по одному из таких договоров, датированному 31 октября 1907 г., Германия признала право России воздвигать укрепления. Но – habent sua fata pacta
[156] – только тогда, когда вспыхнула мировая война, Россия могла, уже с согласия своих союзников, принять необходимые меры стратегического характера, вызвавшие, правда, большое недовольство в Швеции, несмотря на формальное заявление русского правительства, обещавшего по окончании войны срыть укрепления.
Мы не располагаем никакими данными для того, чтобы сказать, в какой мере русская довоенная политика в Финляндии отражалась на аландском населении. Можно думать, однако, что это немногочисленное (два десятка тысяч) население земледельцев, охотников, рыболовов, чуждых политики, не интересовало наших русификаторов и не терпело от них рвения. Сепаратистского движения там не наблюдалось. Оно появилось лишь в конце 1917 года – и притом в форме весьма неожиданной. Немедленно после того, как Финляндия 4 декабря 1917 г. провозгласила свою независимость, в газете «Temps» в Париже появилось сообщение, что на основании того же принципа «самоопределения народов» аландское население желает присоединиться к Швеции. Мотивы, руководившие им при этом, толкуются разно: шведы говорят о проснувшемся у аландцев чувстве привязанности к старой своей родине, несколько реально и, пожалуй, правдоподобнее, финляндцы объясняют это внезапное Heimweh
[157] – страхом перед большевизмом, охватившим в то время Финляндию, и желанием найти от него твердую защиту. Немедленно, как и следовало ожидать, развелась политическая агитация с обеих сторон. Шведская оказалась успешнее. Поддержку она, вероятно, имела в той национальной нетерпимости, к сожалению, развивавшейся в Финляндии, объектом которой стали в ней и шведы, единокровные аландцам. В начале шведские сепаратисты добивались плебисцита и в конце 1917 года даже устроено было нечто подобное. Затем в феврале 1918 г. депутация, предводимая Зундбломом, аландским депутатом в финском сейме, поднесла шведскому королю петицию от имени 98 % населения с просьбой о присоединении. В марте того же года на Аландских островах, в целях восстановления порядка, оказались: шведы, прибывшие на двух судах, сопровождаемых крейсером, – теперешний советский представитель в Риме в г. Воровский
[158], имевший русский гарнизон в своем распоряжении, отряд финской белой гвардии и… германский десант, немедленно ликвидировавший и шведов, и г. Воровского с его гарнизоном и занявший позицию защитника финских интересов и притязаний.
После военного крушения Германии возобновились попытки добиться присоединения островов к Швеции. В конце декабря 1918 г. шведское правительство просило Финляндию разрешить правил. плебисцит и не получило согласия. В том же направлении были предприняты шаги на Парижской мирной конференции
[159]. Наконец, в декабре 1919 года произведен был упрощенный плебисцит, опять высказавшийся за Швецию. Все под тем же влиянием агитации сторонников присоединения к Швеции отвергнут был проведенный финским сеймом закон, гарантирующий аландскую автономию. В результате – новая депутация к шведскому королю, в составе трех лиц, из которых двое (и в их числе тот же Зундблом) по возвращении домой были арестованы и отвезены в Або в качестве обвиняемых в государственной измене.
Таковы были этапы, доведшие вопрос до свалочного места всех маленьких европейских контроверз – Лиги Наций. Став на сторону Финляндии и не поддавшись аргументу «плебисцитов», комиссия Лиги еще раз обнаружила, в какой степени принцип «самоопределения» непрочен и сам по себе недостаточен. Финские публицисты, касаясь этой стороны вопроса, имели возможность ссылаться на известные слова из речи Ллойд-Джорджа
[160] (в применении к Ирландии), где говорилось, что нужно ввести в этот принцип ограничения, требуемые здравым смыслом и традицией. Но раз «здравый смысл» и «традиция» являются критериями, ясно, что соглашение противников никогда не будет достигнуто и спор решат не принципы, а реальные события.
