В первый день студеня дверь распахнулась, и в дом ворвался ледяной ветер. Зима щедрой рукой забросила следом несколько горстей снежинок, и они разлетелись по горнице, быстро тая и превращаясь в крупные капли холодной воды. Раскрасневшаяся, счастливая Марьяна ворвалась в комнату, схватила меня за руки и закружила:
- Ясмена-а-а-а, я такая счастливая!
- Погоди, блаженная, я-то не в шубе! – я с трудом вырвалась от подруги и кинулась закрывать дверь. Одуванчик свесил с печи круглую усатую морду, поглядывая, кто это к нам пришел. Увидев Марьяну, протяжно мяукнул, развернулся к нам спиной и свесил шикарный хвост. Почему-то спать отъевшийся и повзрослевший котяра предпочитал именно таким странным образом.
- И тебе привет, лентяй лохматый! – помахала ему варежкой Марьяна и снова накинулась на меня:
- Ясмена, солнышко, сегодня гуляем! Батюшка разрешил устроить вечорки, и ты должна прийти, иначе обижусь!
Я покачала головой и вернулась к разложенным по столу сухим травам, которые раскладывала на сборы.
- Вряд ли твои друзья обрадуются, что ты приведешь «белобрысую нечисть» на празднество.
Несмотря на то что приреченцы приняли меня куда спокойнее и быстрее, чем я ожидала, обычную девушку двадцати лет от роду во мне вряд ли кто-то видел. Явиться на вечорки значило испортить молодежи все веселье. Нет уж.
- Нет уж, – повторила я вслух последнюю мысль, но Марьяна, кажется, меня не услышала.
- Весело будет! Все вкусности принесут, может, парни страшные байки сказывать начнут, ух! Скорей бы вечер. Я уж тебе и платье заготовила, а то все ходишь в своих серо-буро-зеленых, ровно прячешься за ними. Ну Ясмена, ну, пожалуйста! А то все сидишь в свое избушке, ровно сычиха, только в лес и выходишь! Нешто тебе самой не хочется с людьми поговорить?
- О да, уже предвкушаю эти разговоры: ну что, ведьма, какое новое снадобье изобрела? А волосы твои белые оттого что с навьими тварями общаешься? Эй, ведьма, а любовное зелье сваришь? – я фыркнула и затянула очередной мешочек резким движением. Марьяна немного смутилась, но эта девушка слишком кипела и полнилась жизнью, чтобы ее хватило на долгое молчание, или тем более, сомнения.
- Мы же в моем доме будем, под защитой батюшки! Он, если что, любого болтуна приструнит.
- Даже если и так, то как насчет Аники? Я очень сомневаюсь, что она оттаяла и будет рада видеть меня просто так, а не потому, что я пришла лечить.
- Анику мы спрашивать не будем, – подмигнула мне Марьяна и снова схватила мою руку. – Пожалуйста, милая! Я сама тебе платье выбирала, так хочется увидеть, как оно тебе к лицу придется, сил нет! Тебе самой-то неинтересно?
- М-м-м, – так, мяты в следующем году надо будет побольше нарезать. А еще по весне набрать березовых почек и проверить примеченные куртинки пармелия – он прекрасно помогает от сильного кашля…
- Ясмена!
- Что?! – я подпрыгнула от неожиданности, едва не смахнув со стола остатки того самого пармелия, о котором размышляла.
- Совий тоже обещал прийти, – прищурилась подруга.
Я отвернулась к столу, пытаясь скрыть вспыхнувший румянец. Поняла, что уже пятый раз перекладываю одну и ту же ветку, вздохнула и встала из-за стола. Достала две кружки и заветный мешочек с любимым сбором. Чайник на печке стоял всегда: в холода я согревалась душистым напитком по десять раз в день, сожалея только, что отхожее место во дворе. Вот и сейчас чайник был полон кипятка. Вскоре по избушке поплыл сладковатый аромат.
Разложенные на столе травы сменились кружками и тарелкой с медовым печеньем. Марьяна прикусила печенюшку и закатила глаза:
- Ты точно ведьма. Готовишь вкусно, порядок вон какой, аж завидно, похорошела. Может, и правда тебя Совию сосватать? А то все ходит один, хотя на него столько девок заглядывается.
- Не надо портить парню жизнь, – хмыкнула я и отхлебнула чай. Одуванчик проснулся, спрыгнул с печи и сел рядом, вопросительно муркая. Я подхватила белого кота под пузо и посадила на колени.
- Насчет «похорошела» ты точно заливаешь, – поддела я подругу.
- А насчет всего остального? – продолжала гнуть свое она.
- А остальное и вовсе глупость, и быть того не может, – невозмутимо отозвалась я. – Ладно, раз ты так хочешь показать всем, как здорово умеешь выбирать наряды, побуду немножко твоей куклой. Но на этом – все! Уйду, когда захочу, даже если и пяти минут от начала не пройдет.
- По рукам! – просияла Марьяна и потянулась за новым печеньем. Я почесывала Одуванчика за ухом и думала, не зря ли согласилась. Но отступать было, конечно, уже поздно.
- Кстати, а почему ты не спрашиваешь, отчего я сама на Совия не заглядываюсь? – вдруг спросила Марьяна, и я чуть не поперхнулась чаем. Посмотрела на подругу удивленно, подумала и осторожно спросила:
- Что, надо спрашивать?
- Ну ты даешь! – возмущенная брюнетка всплеснула руками. - Конечно, надо! Это называется женские разговоры!
Я пожала плечами и буркнула:
- Для меня женские разговоры – это сколько рыбы мы наловили или чем вытравливать блазеня из роженицы.
Теперь пришла очередь Марьяны поперхнуться. Чай допивали в молчании.
Одуванчик щурил зеленые глаза и мял мою ногу длинными острыми когтями.
* * *
Я пригнулась, чтобы не разбить лоб о низкий дверной проем, и осторожно переступила порог. Марьяна небрежным жестом сбросила шубку на лавку, где уже были навалены теплые вещи самых разных мастей, отряхнула с платья невидимые пылинки и обернулась ко мне. Ее взгляд был теплым, с легкой поволокой – будто полевые васильки вдруг оказались залиты закатным светом. Все же Марьяна была удивительно красивой девушкой, и я в который раз порадовалась, что не дала навьей твари отправить ее к богам раньше срока. Красота лечит души и обращает их к свету. Пусть бы больше красивых людей ходило по миру.
Я все еще нервно переминалась с ноги на ногу, когда подруга откинула черную косу за спину, нетерпеливо притопнула каблучком и открыла было рот, чтобы поторопить меня. Мои пальцы непослушно сжались на вороте шубки – не такой вычурной, как у Марьяны, но добротной и теплой, а главное – купленной на мои собственные монетки. Подол платья каким-то чудом умудрился не притянуть ни пятнышка, и теперь взблескивал белой шелковой вышивкой, как будто искры по снегу пробегали. Мне надо было раздеться – жара в натопленной комнате позволяла щеголять парням в рубахах, а девушкам в тонких платьях, без душегреек и кожухов. Но страх внезапно оказался сильнее меня. Откуда-то из угла зазвучали первые робкие звуки дудочки, будто музыкант знакомился с инструментом, и я сжалась еще сильнее, если только это было возможно. Марьяна, видя, что я сама не своя, положила руки на мои судорожно стиснутые пальцы и мягко улыбнулась:
- Все будет хорошо. Ты под защитой моей семьи. Тебя все знают и уважают – а это очень много, разве не так?
