Таким образом, два царя, следовавших один за другим, укрепили государство каждый по-своему: один – войною, другой – мирными средствами. Ромул царствовал тридцать семь лет, Нума – сорок три года. Государство было сильно и хорошо организовано и для мира, и для войны.
22. Со смертью Нумы вновь наступило междуцарствие. Затем народ избрал в цари Тулла Гостилия
[62], внука Гостилия, прославившегося битвою против сабинян у подножия Крепости; отцы утвердили избрание. Этот не только не походил на своего предшественника, но был еще воинственнее Ромула. Побуждали его к тому столько же его возраст и силы, сколько слава деда. Итак, считая, что государство слабеет от мира, он искал повсюду случаев затеять войну. Как раз римские поселяне угнали скот с альбанских полей, а альбанские – с римских. Во главе правления в Альбе стоял в то время Гай Клуилий
[63]. Из обоих государств почти одновременно отправлены были посольства требовать удовлетворения. Тулл наказал своим послам прежде всего вести переговоры о том, что им поручено, хорошо зная, что альбанцы откажут; таким образом можно будет объявить войну вполне законно. Альбанцы действовали беспечнее. Любезно и милостиво принятые Туллом как гости, они охотно участвуют в царском пиршестве. Тем временем римляне первые потребовали удовлетворения и вследствие отказа альбанцев объявили, что через тридцать дней начнется война. С этим известием они вернулись к Туллу; а тогда и он предложил послам высказать, зачем они пришли. Ничего не зная, они сперва напрасно оправдывались, что против воли своей, повинуясь приказанию, должны сказать нечто неприятное Туллу: они пришли требовать удовлетворения, и если оно не последует, то им приказано объявить войну. На это Тулл отвечал: «Возвестите вашему царю, что римский царь призывает в свидетели богов, пусть они взыщут за все ужасы предстоящей войны с того народа, который первый пренебрег требованием послов, просивших удовлетворения». Это известие и приносят альбанские послы домой.
23. И вот с обеих сторон начались усиленные приготовления к войне, весьма похожей на междоусобную, более того, чуть ли не к войне между родителями и детьми, ведь все они были потомки троянцев, так как Лавиний обязан своим происхождением Трое, Лавинию – Альба, а римляне – роду альбанских царей. Но исход войны не был особенно печален, так как до сражения дело не дошло и оба народа, ограничившись каждый разорением вражеского города, соединились в один. Альбанцы первые с огромными силами напали на римскую область и, расположившись лагерем не более как в пяти тысячи шагов от города, окапывают его рвом; в течение нескольких веков ров этот назывался Клуилиевым, по имени вождя, пока время не изгладило вместе с предметом и самого названия. В этом лагере умер царь альбанский Клуилий, и альбанцы избрали диктатором Меттия Фуфетия
[64].
Между тем Тулл, храбрость которого особенно возросла после смерти царя, миновав ночью неприятельский лагерь, двинулся с войском в Альбанскую область, заявляя, что всемогущие боги, начав с царя, накажут весь альбанский народ за эту нечестивую войну. Это обстоятельство заставило и Меттия двинуться со стоянки; подойдя к неприятелю на возможно близкое расстояние, он посылает вперед посла с приказанием сказать Туллу, что прежде, чем вступать в битву, надо переговорить: если они сойдутся, то он сделает сообщение, несомненно столь же интересное для римлян, сколько и для альбанцев. Тулл, не отказываясь от приглашения, на случай неподходящего предложения, вывел войска на битву. Вышли и альбанцы.
Когда оба войска стали друг против друга в боевом порядке, на средину выступили вожди в сопровождении немногих приближенных. Начинает альбанский вождь так: «Кажется, я слышал, что царь наш Клуилий считал причиной настоящей войны то, что вы обидели нас и не дали удовлетворения, хотя оно было потребовано на основании договора; уверен, что и ты, Тулл, выставляешь то же основание. Но если говорить правду, а не нынешние фразы, то властолюбие подстрекает к войне два родственных и соседних народа. И я не вдаюсь в рассуждения о том, правильно ли это или неправильно: пусть об этом судит тот, кто начал войну; меня альбанцы выбрали вождем, чтобы вести ее. И я хотел бы тебе, Тулл, указать на одно: живя ближе к этрускам, ты лучше меня знаешь, какие большие силы их окружают нас и особенно тебя. Они очень сильны на суше, очень сильны и на море. Помни, что, как только ты дашь сигнал к битве, они будут наблюдать за обоими войсками, чтобы одновременно напасть на утомленных и истощенных победителя и побежденного. Итак, не довольствуясь верной свободой и начиная опасную игру в господство или рабство, изыщем, если мы угодны богам, способ решить без большой беды, без большого кровопролития с обеих сторон, вопрос: кому над кем властвовать».
Тулл одобряет предложение, хотя и по складу характера, и вследствие надежды на победу он был более склонен к войне. Изыскивая способ, обе стороны пришли к решению, осуществлению которого помогла и судьба.
24. Случилось так, что в обеих армиях было тогда по три брата-близнеца, одинаковых и по возрасту, и по силе. Точно известно, чуть ли не точнее всех других событий древности, что то были Горации и Куриации. Но, несмотря на эту точность, остается сомнение относительно имен, к которому народу принадлежали Горации, к которому Куриации. Писатели говорят и то и другое, хотя я нахожу большее число свидетелей, именующих римлян Горациями. На эту сторону склоняется и мое мнение. Цари начинают переговоры с тремя братьями-близнецами, чтобы они сразились за свое отечество: на чьей стороне будет победа, там будет и господство. Они соглашаются; сговариваются относительно времени и места. Перед поединком между римлянами и альбанцами заключен был договор с условием, чтобы тот народ, граждане которого выйдут из этого сражения победителями, в полном согласии повелевал другим народом.
Всякий договор, несмотря на различие условий, заключается одинаковым способом. Известий о каком-нибудь более древнем договоре нет, но тогда дело происходило таким образом. Фециал
[65] спросил царя Тулла так: «Повелеваешь ли, царь, заключить союз с уполномоченным
[66] народа альбанского?» Получив приказание от царя, он сказал: «Я требую у тебя, царь, священной травы
[67]». Царь отвечал: «Вырви чистую траву». Фециал принес пучок чистой травы из Крепости, затем спросил царя такими словами: «Царь!
