47. Пока это происходило в Вейях, в Риме Крепость и Капитолий подверглись огромной опасности. Галлы потому ли, что заметны были человеческие следы в том месте, где прошел гонец из Вей, или сами обратили внимание на скалу с плоским подъемом у храма Карменты, только в довольно светлую ночь, послав сперва вперед безоружного испытать дорогу, упираясь попеременно на оружие, которое передавали друг другу всякий раз в том месте, где встречалось какое-нубудь затруднение, и, то поддерживая друг друга под плечи, то втаскивая один другого, смотря по требованию местности, так тихо вскарабкались на самый верх, что не только не были замечены стражей, но не разбудили даже собак, так чутких ко всякому ночному шороху. Но не ускользнули они от гусей, которых, как посвященных Юноне, несмотря на крайнюю нужду в пище, римляне все-таки сохранили. Это-то обстоятельство и послужило к спасению города. Разбуженный их криком и шумными взмахами крыльев, Марк Манлий, тот самый, который три года тому назад был консулом, человек, отличившийся в боях, схватившись за оружие и призывая и прочих к оружию, идет вперед и, пока все другие в смятении, ударом щита сваливает с крутизны галла, успевшего уже подняться на самый верх, и в то время, когда падение катившегося вниз галла валило ближайших, беспощадно колет других, которые в смятении, бросив оружие, держались руками за камни, крепко повисши на них. Уже и другие дротиками и градом камней стали сваливать вниз врагов, и, покатившись лавиною, целый отряд свалился в пропасть. Когда потом тревога улеглась, остаток ночи был посвящен отдыху, насколько он доступен встревоженным людям, так как и миновавшая опасность поддерживала в них возбужденное состояние.
С рассветом воины сигнальной трубой были созваны на собрание перед трибунами, где правого и неправого ожидало должное воздаяние. Прежде всего слава была воздана доблести Манлия, который был награжден не одними только трибунами, но и единодушным приговором воинов, потому что все снесли к его дому, находившемуся в Крепости, по полуфунту муки и по кварте вина. Награда, по-видимому, пустая! Однако крайний недостаток в съестных припасах делал ее блестящим доказательством непритворной любви, потому что, лишая себя пищи и питья для того только, чтобы почтить одного человека, каждый отдавал то, что отнял у себя из предметов первой необходимости. После того вызваны были стражи, оберегавшие тот пункт, где враг взобрался незамеченным. Когда военный трибун Квинт Сульпиций объявил, что он со всех них взыщет по-военному, воины в один голос закричали, что виноват только один из стражей; и трибун, ввиду этого крика, оставил их в покое и приказал только несомненно виновного сбросить со скалы при всеобщем одобрении. Последствием этого события было то, что оба противника стали бдительнее относиться к караулам: галлы потому, что обнаружены были хождения гонцов между Вейями и Римом, а римляне потому, что не могли забыть о ночной опасности.
48. Но, кроме всех бед, неразлучных с осадой и войной, больше всего давал себя чувствовать и тому и другому войску голод, а галлам еще и моровая язва, – ведь лагерь их расположен был между холмами, где в душном воздухе оказалось много вредных испарений. Кроме того, с выжженных пожарами окрестностей при малейшем дуновении ветра неслась не одна только пыль, но и пепел. Народ, привыкший к влаге и прохладе, совершенно неспособный выносить что-либо подобное, изнывая от жары и духоты, умирал, как скот, от повальных болезней; им стало уже в тягость погребать мертвых поодиночке, и потому они сжигали их целыми кучами, навалив без разбора, откуда и площадь получила наименование Галльских Костров
[394].
Затем заключено было с римлянами перемирие, и с разрешения командующих начались переговоры. Во время этих переговоров, когда галлы постоянно ставили римлянам на вид голод и, опираясь на это, предлагали им сдаться, тогда, говорят, с целью разубедить их, во многих местах с Капитолия набросали на неприятельские аванпосты печеного хлеба. Однако дальше невозможно было ни скрывать голода, ни переносить его. Итак, пока диктатор лично производит набор в Ардее, приказав начальнику конницы Луцию Валерию привести войско из Вей, пока он делал приготовления и принимал меры, необходимые для нападения на врагов с силами вполне равными, капитолийская армия, хотя и истомленная сторожевыми постами и ночными караулами, все же преодолевала все людские бедствия, но не могла осилить в борьбе с природой голода и, день изо дня всматриваясь вдаль, не видно ли какого подкрепления от диктатора, в конце концов лишившись не только пищи, но уже и надежды, когда, при выхода на аванпосты, ослабленное тело почти падало под тяжестью оружия, – заявила желание или сдаться, или предложить за себя выкуп на каких бы то ни было условиях, тем более что галлы давали ясно понять о готовности своей удовлетвориться незначительным выкупом за снятие осады. Тогда состоялось заседание сената, и военным трибунам дано было поручение вступить в переговоры о мире. Вслед за тем на переговорах между военным трибуном Квинтом Сульпицием и галльским вождем Бренном состоялась сделка, и народ, которому предстояло вскоре повелевать целым миром, оценен был в тысячу фунтов золота. К постыднейшей уже самой по себе сделке прибавилось еще новое унижение: гири, принесенные галлами, были неверны; когда трибун стал возражать против этого, нахальный галл прибавил еще к гирям свой меч, и римлянам пришлось выслушать тягостные слова: «Горе побежденным!»
49. Но боги и люди не допустили римлян оставаться в положении выкупленных. По какой-то случайности, прежде чем неслыханный выкуп был сполна выплачен, потому что вследствие пререканий еще не все золото было отвешено, как раз в это время подоспел диктатор и приказал убрать золото и удалить галлов. Когда те, упираясь, говорили, что они заключили договор, он стал отрицать действительность договора, заключенного должностным лицом низшего ранга уже после того, как состоялось назначение его диктатором, и без его соизволения; и тут же объявляет галлам, чтобы они готовились к сражению. Своим приказывает сбросить в кучу походную ношу, привести в порядок оружие и железом, а не золотом вернуть себе отечество, имея перед собою на глазах капища богов, а равно жен, детей, отечественную землю, обезображенную бедствиями войны, и все, что защитить и отобрать и за что отомстить составляет для человека священную обязанность. Затем выстраивает войско в боевой порядок, насколько то позволяло местоположение полуразрушенного города и природная неровность местности, и предусмотрительно принимает все меры, какие только военное искусство могло изыскать или заранее приготовить для обеспечения успеха. Галлы, в смятении от неожиданности, берутся за оружие и яростно, без осмотрительности набрасываются на римлян. Уже счастье повернулось, уже силы богов и разум человеческий стали на сторону римлян. Итак, в первой же схватке галлы были разбиты с таким же небольшим напряжением, как они победили при Аллии.
Вслед за этой победой под личным предводительством и главным начальством того же Камилла опять была одержана победа над ними в новом, еще более правильном сражении, у восьмого камня на Габийской дороге, куда они направились, спасаясь бегством. Здесь смерть не пощадила никого; лагерь был взят, и не осталось даже гонца, чтоб дать весть о поражении. Отвоевав у врагов отечество, диктатор с триумфом вернулся в город, и в нескладных песнях-шутках, которые обыкновенно распевают воины, его вполне справедливо величали славными именами Ромула, отца отечества, второго основателя Рима.
