15. Более ожесточенное нападение сделали галлы на правый фланг; и римляне не могли бы устоять, если бы случайно там не находился диктатор, который окликнул Секста Туллия и спросил, обещал ли он, что воины так будут сражаться; где те крики, требовавшие оружия, где угрозы, что они пойдут на бой без приказания главнокомандующего? Вот сам вождь громким голосом призывает к битве и с оружием в руках идет впереди знамен! Последует ли за ним кто-нибудь из тех, которые только что хотели быть вождями, эти храбрецы в лагере и трусы в строю? То, что слышали воины, была правда; итак, чувство стыда так сильно подействовало на них, что, забыв об опасности, они бросились на врага среди тучи вражеских стрел. Это почти безумное нападение первое поколебало врагов; затем выпущены были всадники, которые обратили их в бегство. Сам диктатор, видя, что строй врагов с одной стороны дрогнул, двинул знамена на левый фланг, куда, он видел, собирается толпа неприятелей, и дал условленный знак тем, которые находились на горе. Когда и оттуда послышался новый крик и галлы увидали, что по склону горы двигаются войска в их лагерь, тогда, из страха быть отрезанными, они оставили битву и в беспорядочном бегстве устремились к лагерю. Когда же их там встретил начальник конницы Марк Валерий, который, прогнав правый фланг, угрожал неприятельским укреплениям, они повернули по направлению к горам и лесам, и там многие из них были захвачены погонщиками, обманно принявшими вид всадников, а по окончании битвы произошло жестокое истребление и тех, которых страх загнал в леса.
И после Марка Фурия не было более справедливого триумфа над галлами, чем триумф Гая Сульпиция. Между прочим довольно большое количество золота из галльской добычи было положено под своды Капитолийского храма и объявлено священным.
В том же году вели войны и консулы, но с неодинаковым успехом; ибо герники были окончательно побеждены и покорены Гаем Плавтием, а товарищ его Фабий неосторожно и необдуманно сразился с тарквинийцами. И потеря его в этой битве была не так значительна, но тарквинийцы принесли в жертву триста семь римских воинов, взятых в плен; эта позорная казнь сделала бесчестие римского народа гораздо более чувствительным. К этому поражению присоединилось и опустошение римских полей, произведенное внезапным набегом сперва привернатов
[452], а затем жителей Велитр.
В том же году присоединены были две трибы – Помптинская и Публилиева
[453] и отпразднованы игры, обещанные диктатором Марком Фурием
[454]. Народный трибун Гай Петелий, с утверждения отцов, впервые внес к народу предложение об искании должностей; полагали, что этот закон стеснил происки главным образом «новых» людей, которые имели обыкновение ходить по ярмарочным площадям и другим местам, где бывали многочисленные собрания народа
[455].
16. В следующем году [357 г.], в консульство Гая Марция и Гнея Манлия, народные трибуны Марк Дуиллий и Луций Менений провели далеко не такое приятное для патрициев предложение о взимании 8 1/3 процентов
[456], и плебеи приняли его с гораздо бóльшим удовольствием.
К новым войнам, решенным в предыдущем году, присоединилась еще вражда с фалисками, вызванная двояким преступлением с их стороны: молодежь их служила вместе с тарквинийцами, и кроме того, они не выдали бежавших после неудачной битвы в Фалерии, несмотря на то, что римские фециалы требовали удовлетворения. Поручение вести эту войну выпало на долю Гнея Манлия.
Марций вступил с войском в поля привернатов, которые в течение долгих лет мира оставались нетронутыми, и дал воинам богатую добычу. К обилию он присоединил щедрость, так как, не отделяя ничего в общественную казну, помог воинам увеличить свое частное благосостояние. Когда привернаты, укрепив лагерь, заняли позицию перед своими стенами, то он, созвав воинов на собрание, сказал: «Теперь я даю вам в добычу лагерь и город врагов, если вы обещаетесь быть храбрыми в бою и быть столько же готовыми сражаться, как брать добычу». Громко требуют воины сигнала и, воодушевленные несомненной надеждой, мужественно идут на бой. Тогда стоявший перед знаменами Секст Туллий, о котором упомянуто выше, воскликнул: «Смотри, вождь, как твое войско исполняет свои обещания!» С этими словами, отбросив копье и обнажив меч, он нападает на врага. За Туллием последовали все, стоявшие перед знаменами, и при первом натиске опрокинули врага; затем они преследовали бегущих до города, который сдался лишь тогда, когда были уже придвинуты к стенам лестницы. Над привернатами отпразднован был триумф.
Другой консул не сделал ничего достопамятного, кроме того, что в лагере под Сутрием небывалым способом провел в трибутных комициях закон
[457] об уплате пяти процентов каждым, кого отпускают на волю; так как этот закон прибавлял значительный косвенный доход истощенной казне, то отцы утвердили его. Однако народные трибуны, не столько ввиду самого закона, сколько опасаясь подаваемого им дурного примера, под страхом смертной казни запретили созывать народ вне пределов, где власть главнокомандующего ограничена, так как, если это будет допущено, то присягнувшие консулу воины могут принять всякое предложение, как бы пагубно оно ни было для народа.
В том же году Марк Попилий Ленат добился присуждения Гая Лициния Столона к уплате десяти тысяч фунтов меди на основании проведенного им закона, так как тот вместе с сыном владел тысячей югеров земли и, освободив сына от своей власти, обошел закон.
17. Затем новые консулы – Марк Фабий Амбуст во второй раз и Марк Попилий Ленат тоже во второй раз – вели две войны [356 г.]: одну легкую, с тибуртинцами, под предводительством Лената, который, загнав врага в город, опустошил поля; а фалиски и тарквинийцы в первой битве разбили другого консула. Страшная паника была следствием того, что их жрецы, шествуя, подобно фуриям, с пылающими факелами и неся перед собой змей
[458], смутили римских воинов своим необыкновенным видом. И тогда, точно обезумевшие и ошеломленные громовым ударом, римские воины в страхе бросились в свои укрепления; но затем, когда консул, легаты и трибуны стали смеяться над ними и бранить их, что они, как дети, боятся просто кукол, тогда стыд внезапно изменил настроение, и, как бы ослепленные, они устремились на то самое, от чего бежали. Уничтожив таким образом пустые затеи врагов и напав на самих вооруженных воинов, римляне опрокинули все их войско; овладев еще в тот же день лагерем и получив огромную добычу, они вернулись победителями, издеваясь среди солдатских шуток как над маскарадом, устроенным врагами, так и над своим страхом.
