10. Случай этот, как и его виновник, произвел сильное впечатление на сенаторов и не только на других, но также и на народных трибунов, так что они заявили, что подчинятся приговору сената. Затем немедленно они сложили с себя должность и вместе с прочими были переданы фециалам, чтобы те отвели их в Кавдий; когда состоялось на этот предмет постановление сената, то, казалось, какой-то свет озарил государство. Имя Постумия было у всех на устах; его до небес превозносили похвалами, поступок его сравнивали с самообречением на смерть консула Публия Деция
[533] и с другими достославными подвигами. Благодаря его совету и содействию, говорили граждане, государство освободилось от мира, отдававшего его во власть неприятелям; он сам предает себя на истязание врагам и отдается их гневу, приносит очистительную жертву за римский народ. Все требуют оружия, жаждут войны, спрашивая, будет ли когда-нибудь возможно сойтись на поле битвы с самнитами.
В государстве, пылавшем гневом и ненавистью, был произведен набор исключительно почти из добровольцев; из тех же самых воинов были сформированы новые легионы, и войско двинуто в Кавдий. Впереди его шли фециалы; подойдя к воротам, они приказали совлечь одежды с поручителей за мир и связать им за спину руки. Когда прислужник, из уважения к величию Постумия, слабо вязал его руки, Постумий закричал ему: «Затяни ремень, чтобы формальности выдачи были строго соблюдены!» Затем, когда они явились в собрание самнитов и подошли к трибуналу Понтия, фециал Авл Корнелий Арвина сказал следующее: «Так как эти люди без приказания римского народа квиритов поручились за то, что будет заключен союзный договор, и вследствие этого совершили преступление, то я и выдаю вам этих людей, чтобы тем самым освободить римский народ от нечестивого преступления». В то время как фециал говорил это, Постумий, насколько мог, сильно ударил его коленом в бедро и громким голосом сказал, что он, Постумий, самнитский гражданин и, вопреки международному праву, он оскорбил его, посла и фециала римского, и что поэтому война будет тем более согласна с законами справедливости.
11. Тогда Понтий сказал: «Ни я не приму этой выдачи, ни самниты не признают ее законной. Почему ты, Спурий Постумий, если веруешь в существование богов, или не считаешь всего, что было, случившимся, или остаешься верным договору? Народу самнитскому принадлежат все те, которые были в его власти, или вместо них – мир! Но зачем я обращаюсь лично к тебе, который с возможною для тебя добросовестностью возвращаешь себя пленником во власть победителя? Я обращаюсь к народу римскому: если он не доволен договором, заключенным при Кавдинском ущелье, то пусть возвратит свои легионы в то ущелье, где они были нами окружены; никто никого не должен обманывать; пусть все, что случилось, считается за неслучившееся; пусть воины ваши получат обратно оружие, которое выдали нам по уговору, пусть возвратятся в свой лагерь, пусть у них будет все, что они имели накануне того дня, как были начаты переговоры! Предпочитайте тогда войну, решайтесь на отважные меры, отвергайте договор и мир! Поведем войну при тех условиях и на тех местах, какие были у нас до предложения мира, и пусть ни римский народ не ропщет на консулов за данное ими обещание, ни мы – на добросовестность римского народа! Неужели никогда не будет у вас недостатка в причине к тому, чтобы, будучи побежденными, не соблюдать договора? Вы дали заложников Порсене
[534] и тайком увели их обратно; золотом вы выкупили свое государство у галлов: галлы были убиты во время получения золота
[535]; вы заключили с нами мир с тем, чтобы мы возвратили вам взятые в плен легионы: мир этот вы считаете недействительным; и всегда вы придаете обману какую-нибудь личину справедливости! Римский народ не одобряет спасения его легионов ценою позорного мира?!.. Пусть он оставит этот мир про себя, а пленные легионы возвратит во власть победителя: это было бы согласно с честностью, приличествовало бы договорам и священным обрядам, исполняемым фециалами. Итак, ты достиг того, к чему стремился путем заключения договора, а именно: спасения стольких граждан; я же не достиг мира, который выговорил себе, возвратив тебе этих людей, – и это ты, Авл Корнелий, и вы, фециалы, называете правом народов?!
Я не принимаю тех, которых вы притворно выдаете, не верю их выдаче и не мешаю им возвратиться в государство, связанное данным обещанием, вызвавшее гнев всех богов, воля которых подвергается осмеянию. Воюйте, так как Спурий Постумий только что ударил коленом посла-фециала! Боги так и поверят, что Постумий – самнитский, а не римский гражданин, что римский посол подвергся оскорблению со стороны самнита и что поэтому вы справедливо пошли на нас войною! И не стыдно вам выставлять на свет такое поругание над религией?… Не стыдно старцам и бывшим консулам выдумывать для нарушения данного слова увертки, едва достойные детей?! Иди, ликтор, сними оковы с римлян! Пусть никто не препятствует им идти, когда им будет угодно!..»
И те невредимо возвратились из-под Кавдия в римский лагерь, освободив, без сомнения, себя, а может быть, и государство от данного слова.
12. Самниты, понимая, что вместо мира, к предложению которого они отнеслись так кичливо, вновь загорелась ожесточеннейшая война, не только предчувствовали, но почти воочию видели все, что случилось потом; слишком поздно и напрасно восхваляли они оба совета старого Понтия; избрав средину между этими советами, они обманулись, променяли обладание победой на сомнительный мир и, потеряв случай сделать добро или зло, должны были вести войну с теми, которых могли навсегда или уничтожить, как врагов, или сделать своими друзьями. И хотя еще ни в одном сражении не склонялось счастье на чью-либо сторону, но после Кавдинского мира настроение умов изменилось до такой степени, что сдача сделала Постумия среди римлян более славным, чем Понтия среди самнитов – победа, обошедшаяся без кровопролития; при этом возможность вести войну римляне считали за верную победу, а самниты были убеждены в том, что возобновление римлянами войны есть в то же время и победа их.
Между тем сатриканцы перешли на сторону самнитов, и благодаря неожиданному прибытию последних (а вместе с ними, как достоверно известно, находились и сатриканцы) ночью была занята колония Фрегеллы; затем обоюдный страх держал в бездействии и тех и других до самого рассвета. С рассветом началась битва; некоторое время она оставалась нерешительной, как потому, что сражение шло за алтари и очаги, так и потому, что с крыш помогала толпа неспособных к войне граждан, – и фрегелланцы устояли. Но обман дал делу другой оборот: фрегелланцы поверили самнитскому глашатаю, который объявил, что тот, кто сложит оружие, уйдет невредимым; надежда на это отвлекла умы от сражения, и воины повсюду начали бросать оружие. Часть наиболее упорных с оружием в руках прорвались через задние ворота, и смелость их доставила им бóльшую безопасность, чем прочим страх, вызвавший неосторожное доверие; напрасно взывали они к богам и напоминали о данном обещании; самниты обложили их огнем и сожгли
[536].
