23. Затем театр военных действий был перенесен в другое место: из Самния и Апулии легионы были переведены к Соре, так как жители ее, перебив римских колонистов, отпали на сторону самнитов. Римское войско раньше самнитов большими переходами достигло Соры, с целью отмстить за убийство сограждан и возвратить под свою власть колонию; но так как разведчики, рассеянные по дорогам, один за другим приносили известия о том, что легионы самнитов следуют за ним и находятся уже невдалеке, то римляне двинулись навстречу неприятелям, и у Лавтул произошло нерешительное сражение; ни поражения, ни бегства с которой-либо стороны не было, а ночь разняла сражающихся, оставив их в неведении насчет того, побеждены они или победили. У некоторых писателей я нахожу известие, что битва эта была неблагоприятна для римлян и что в ней пал начальник конницы Квинт Авлий.
Назначенный на место Авлия начальник конницы Гай Фабий прибыл из Рима с новым войском и, спросив диктатора через посланных вперед глашатаев о том, где ему остановиться, когда и с какой стороны напасть на врагов, остановился в потаенном месте, подробно осведомившись насчет того, как ему нужно было поступать в каждом данном случае. В продолжение нескольких дней после битвы диктатор держал своих за валом, имея вид скорее осажденного, чем осаждающего; затем внезапно дал знак к битве. Считая более полезным для воспламенения мужества храбрецов сознание того, что для каждого из них не осталось никакой надежды на что-либо другое, кроме как на самого себя, он скрыл от воинов прибытие начальника конницы и нового войска и, как будто бы все спасение их заключалось только в вылазке, сказал им: «Воины! Мы захвачены в тесном месте, и нет нам никакой другой дороги, кроме той, которую мы проложим себе победой! Место стоянки нашей достаточно безопасно благодаря своим укреплениям; но в то же самое время оно внушает опасения вследствие недостатка провианта, так как, с одной стороны, все земли кругом, откуда можно было бы подвозить съестные припасы, отложились от нас, а с другой – если бы люди и желали помочь нам, то местность неудобна для этого. Поэтому я не стану обольщать вас тем, что оставлю здесь лагерь, в который вы могли бы, как накануне, укрыться в случае, если победа будет не в ваших руках. Воины должны служить защитою укреплениям, а не укрепления воинам! Пусть владеют лагерем и укрываются в нем те, которым нужно затягивать войну, мы же отнимем у себя возможность искать защиты во всем другом, кроме победы! Несите знамена на врага! Как только войско выйдет за вал, те, кому это приказано, зажгут лагерь. Ваши потери, воины, пополнятся добычею со всех отложившихся от нас окрестных народов!» Воспламененные речью диктатора, ясно указывавшей на крайне критическое положение, воины выступили против врагов; немало возбуждал их и самый вид пылающего сзади их лагеря (хотя огонь, согласно приказанию диктатора, был подложен только к ближайшим к ним частям его). Поэтому они бросились, как безумные, и при первом же натиске привели в беспорядок знамена неприятелей, а начальник конницы, увидав издали пылающий лагерь (это был условный знак), вовремя напал на неприятелей с тыла; таким образом, самниты были окружены и бросились бежать врассыпную, каждый куда мог; громадная масса их под влиянием страха столпилась в кучу и, мешая, вследствие скученности, сама себе, была окружена и перебита. Лагерь неприятельский был взят и разграблен, а войско, обремененное взятою в нем добычею, диктатор отвел обратно в римский лагерь; далеко не так воины радовались победе, как тому, что, кроме небольшой части лагеря, уничтоженной пожаром, все остальное нашли они, вопреки ожиданию, невредимым.
24. Затем войско возвратилось к Соре. Новые консулы, Марк Петелий и Гай Сульпиций, приняли войско от диктатора Фабия, распустили большую часть ветеранов, а для пополнения войск привели новые когорты. Но ввиду неприступности местоположения города нельзя было составить строго определенного плана нападения, и победа или должна была затянуться, или же, в случае ее ускорения, представлялась сопряженной с опасностью
[568]. В это время перебежчик из Соры, тайно уйдя из города, добрался до римских аванпостов и приказал немедленно вести себя к консулам; будучи приведен к ним, он обещал передать им город. Затем на вопрос, каким образом он сделает это, дал, по-видимому, небезосновательные объяснения и тем побудил отодвинуть почти соединенный с городскими стенами римский лагерь на шесть тысяч шагов от города, ибо в таком случае, говорил он, дневные караулы и ночные пикеты будут с меньшей бдительностью охранять город. А сам он в следующую затем ночь, приказав когортам засесть в перелесках под городом, повел с собою десять отборных воинов по крутым и почти непроходимым местам в крепость, куда снес заранее большее количество метательных копий, чем того требовало число воинов. К тому же там были камни, и случайно лежавшие, как это обыкновенно бывает в местах каменистых, и нарочно снесенные сюда горожанами, чтобы этим еще более обезопасить это место.
Остановив здесь римлян и указав им на узкую и крутую тропинку, поднимавшуюся из города в крепость, он сказал: «На этом месте даже трое вооруженных могли бы задержать какую угодно массу людей; а вас и числом десять и, что еще важнее, вы римляне и самые храбрые из римлян! За вас будет и место, и ночь, во время которой неизвестность представляет испуганным людям все в преувеличенном виде. Вот я произведу всеобщий переполох, а вы будьте внимательны и оставайтесь в крепости». Затем он сбежал с сильнейшим, насколько мог, шумом, крича: «Помогите, граждане! Крепость взята врагами! Идите, защищайте ее!» Так кричал он, врываясь в двери старейшин, так кричал он попадавшимся ему навстречу и тем, которые в трепете выбегали на улицы. Заразившись страхом от одного человека, масса распространяет его по всему городу; встревоженные начальники, слыша от посланных к крепости лазутчиков, что он занят метательными орудиями и вооруженными людьми (причем число их было ими преувеличено), теряют надежду вернуть крепость; все обращается в бегство; полусонные и большей частью безоружные жители разламывают ворота; через одни из них врывается привлеченный криками римский отряд и убивает бегающих в испуге по улицам людей. Уже Сора была взята, когда на рассвете прибыли консулы и приняли сдачу тех, которых судьба сохранила от ночной резни и бегства; из них 225 человек, которые единогласно всеми признавались виновниками и бесчеловечного избиения колонистов, и отпадения города, в оковах уведены были в Рим; остальную массу консулы оставили невредимо в Соре, поместив в ней гарнизон. Все, отправленные в Рим, были высечены на форуме розгами и обезглавлены к величайшему удовольствию плебеев, для которых было весьма важно, чтобы посылаемый всюду в колонии народ везде пользовался безопасностью.
25. Двинувшись из-под Соры, консулы пошли войною на область и города авзонов, потому что там с приходом самнитов, после сражения при Лавтулах, все пришло в движение и всюду по Кампании составлялись заговоры; даже сама Капуя не была чужда преступления. Мало того, следствие было перенесено даже в Рим и притом против некоторых из знатнейших лиц. Впрочем, племя авзонов подчинилось нам, как и Сора, вследствие измены со стороны городов. Было три города: Авзона, Минтурны и Весция; из этих городов двенадцать юношей, принадлежавших к лучшим фамилиям, составив между собою заговор, с целью предать свои города, явились к консулам и сообщили им, что их соотечественники уже давно ожидали прибытия самнитов и, лишь только услыхали о битве при Лавтулах, сочли римлян побежденными, а самнитам помогли, предоставив им вооруженных молодых людей. Затем после поражения самнитов мир с ними ненадежен: хотя они и не осмеливаются запереть перед римлянами ворота, чтобы не навлечь на себя войны, тем не менее твердо решились запереть их, если приблизится римское войско. При такой их нерешительности, говорили изменники, их можно застать врасплох.
