Спокойствие, уже водворившееся в Этрурии, нарушило неожиданное отпадение умбров, народа, не испытавшего на себе бедствий войны, кроме того, что их область страдала от перехода через нее войска. Подняв на ноги всю свою молодежь и склонив к возобновлению войны бóльшую часть этрусков, умбры составили такое огромное войско, что высокопарно говорили о себе и с пренебрежением о римлянах и хвастались, что, оставив Деция позади себя в Этрурии, они пойдут оттуда осаждать Рим. Лишь только до консула Деция дошел слух об этих замыслах умбров, он большими переходами двинулся к Риму и расположился в земле Пупинийской, внимательно следя за слухами о врагах. И в Риме не относились с пренебрежением к войне с умбрами: сами их угрозы возбудили опасения в римлянах: вследствие поражения, нанесенного им галлами, они по опыту знали, как небезопасен город, в котором они живут. Поэтому к консулу Фабию были отправлены послы с приказанием поспешно вести войско в Умбрию, если война с самнитами несколько поутихла. Консул повиновался приказанию и большими переходами двинулся к Мевании, где в то время находились войска умбров. Неожиданное прибытие консула, который, как думали умбры, находился далеко от Умбрии, занятый другою войною в Самнии, так поразило их, что одни из них считали необходимым отступить к укрепленным городам, а некоторые полагали нужным прекратить войну. Один кантон (сами они называли его Материной) не только удержал прочих под оружием, но и немедленно понудил их к сражению. Они напали на Фабия в то время, когда тот обносил лагерь палисадом. Увидев, что они в беспорядке кидаются на укрепления, консул отозвал воинов от работ и выстроил их в боевой порядок, насколько позволяла природа местности и время. Он ободрял своих воинов, осыпал их заслуженными похвалами за подвиги, совершенные ими в Этрурии и Самнии, предлагал им покончить с этой жалкой прибавкой к этрусской войне и наказать врагов за их дерзкие речи, в которых они грозили осадить Рим. Слова эти воины выслушали с таким удовольствием, что невольно вырвавшийся крик прервал речь полководца. Прежде чем дан был приказ, прежде чем заиграли трубы и рожки, врассыпную бросились они на врагов, бросились не как на воинов с оружием в руках. Удивительно сказать! Сначала стали отнимать знамена у знаменосцев, затем потащили к консулу самих знаменосцев, перетаскивали вооруженных воинов из войска в войско, а если где-нибудь и было сражение, то действовали больше щитами, чем мечами, и враги, поражаемые в плечи ударами щитов, были опрокидываемы. Больше было взято в плен, чем убито, и один-единственный приказ сложить оружие
[597] разносился по всей неприятельской линии. Таким образом главные зачинщики войны сдались среди самого сражения. На другой день и в следующие за ним дни сдались и остальные народы Умбрии; а с жителями Окрикулы был заключен на частном поручительстве
[598] дружественный союз.
42. Победоносно окончив войну, ведение которой принадлежало по жребию другому
[599], Фабий отвел войско назад в свой Самний. За такое удачное ведение дела сенат, несмотря на сопротивление, – особенно Аппия
[600], продлил Фабию срок главного начальства над войском и на следующий год, в который консулами были Аппий Клавдий и Луций Волумний, подобно тому, как в предыдущий год народ продлил ему срок консульства.
В некоторых летописях я нахожу, что Аппий, будучи еще цензором, домогался консульства и что народный трибун Луций Фурий противился его выбору, пока тот не сложил с себя должности цензора. В то время как товарищу Аппия было поручено ведение новой войны, где врагами явились саллентины, сам он, будучи избран консулом, остался в Риме, чтобы увеличить свое значение, пользуясь для этого своею опытностью в делах государственных, тогда как в распоряжении других была военная слава.
Волумнию не пришлось сожалеть о возложенном на него поручении: он дал много удачных сражений и взял штурмом несколько неприятельских городов. Он щедро раздавал добычу и к доброте, уже самой по себе приятной, присоединил ласковое обхождение, а этими своими качествами возбудил в воинах жажду опасностей и военных трудов.
Проконсул
[601] Квинт Фабий, встретившись под городом Аллифами с войском самнитов, сразился с ним. Дело было решительное: враги были обращены в бегство и загнаны в лагерь; не удержали бы они за собою и лагеря, если бы не позднее время дня. Тем не менее еще до наступления ночи лагерь был окружен, и на ночь расставлены караулы, чтобы никто не мог уйти из него. На следующий день, едва забрезжил свет, началась сдача. Было условлено, чтобы те, которые принадлежали к самнитам, были выпущены в одних только туниках; всех их заставили пройти под ярмом; относительно союзников самнитов не было сделано никакой оговорки: до 7000 их было продано в рабство; те, которые назвались герниками, содержались под стражей особо; всех их Фабий отправил в Рим к сенату. После того как было произведено следствие о том, по набору ли попав в войска, или в качестве добровольцев сражались они за самнитов против римлян, их передали под стражу народам латинского племени, и новые консулы, Публий Корнелий Арвина и Квинт Марций Тремул (ибо они были уже избраны), получили приказание вновь сделать доклад сенату об этом деле. Герники обиделись на это, и жители города Анагнии собрали в цирке, который они называли «Морским», совет из всех народных общин, и все, принадлежавшие к племени герников, за исключением жителей городов Алетрия, Ферентина и Верул, объявили войну римскому народу.
43. В Самнии, вследствие удаления оттуда Фабия, также начались новые волнения. Калатия, Сора и находившиеся в них римские гарнизоны были взяты с бою, и пленные воины подверглись безобразным истязаниям; поэтому туда был отправлен с войском Публий Корнелий, а Марцию поручено ведение войны с новыми врагами, так как жителям Анагнии и другим герникам была уже объявлена война. Сначала неприятели перехватили все выгодные пункты между лагерями консулов, так что даже гонец налегке не мог проскользнуть, и оба консула в течение нескольких дней оставались в полнейшем неведении, один не зная о положении другого. Страх проник и в Рим, так что вся молодежь была приведена к присяге, и на случай неожиданного оборота в делах сформировано два полных войска. Впрочем, война с герниками отнюдь не соответствовала ни страху, возбужденному ими в настоящем случае, ни древней славе этого народа; ни разу не отважились они на какое-нибудь предприятие, достойное упоминания, и, потеряв в течение немногих дней три лагеря, заключили перемирие на тридцать дней с тем, чтобы отправить в Рим к сенату послов, обязавшись при этом заплатить полугодовое жалованье войску, доставить провиант и дать по одной тунике на каждого воина. Сенат отослал послов назад к Марцию, которому сенатским постановлением было предоставлено решить дело о герниках, и тот принял безоговорочную сдачу этого народа.
