Некоторые сообщают, что консул Минуций, тяжело раненный, был отнесен в лагерь и там умер, а Марк Фульвий, избранный консулом на его место, был отправлен к войску Минуция и взял Бовиан. В этом году снова были отняты от самнитов Сора, Арпин и Цезенния. На Капитолии поставлена и освящена большая статуя Геркулеса.
45. В консульство Публия Сульпиция Саверриона и Публия Семпрония Софа [304 г.] самниты, желая ли положить конец войне или отсрочить ее, прислали в Рим послов просить мира. На их смиренные речи был дан ответ, что если бы самниты не просили так часто мира, готовясь в то же время к войне, то можно было бы посредством переговоров покончить дело о мире; теперь же, так как до сих пор слова их не имели действительного значения, надо держаться фактов. Консул Публий Семпроний скоро будет с войском в Самнии; его нельзя будет обмануть, к войне ли склонны они или к миру, обо всем, что узнает, он доложит сенату; когда консул будет уходить из Самния, за ним должны следовать послы. Так как войско римское, пройдя через Самний, нашло его в полном спокойствии и самниты радушно снабжали его провиантом, то им был возвращен в этом году прежний союзный договор.
Затем римляне обратили свое оружие против старинных врагов – эквов, которые, впрочем, много лет оставались спокойными
[606], по виду сохраняя мир, но ненадежный. Пока племена герников оставались независимыми, они вместе с ними посылали вспомогательные войска самнитам; а когда герники были покорены, то почти весь народ эквов, не скрывая, что это было делом общего решения, отпал на сторону врагов. Когда же, после заключения в Риме союзного договора с самнитами, к эквам пришли фециалы требовать удовлетворения, то они стали говорить, что их испытывают, не согласятся ли они, испугавшись войны, сделаться римскими гражданами. А насколько это желательно, доказали герники тем, что те из них, которым это было возможно, предпочли свои законы правам римского гражданства, а тем, которым не было возможности выбрать то, что они предпочтут, неизбежные права гражданства будут вместо наказания! Так как эти речи говорились публично, в собраниях, то римский народ приказал объявить эквам войну; оба консула, отправившись для ведения этой новой войны, расположились в четырех тысячах шагов от неприятельского лагеря.
Войско эквов, которые не вели в течение весьма многих лет войны самостоятельно, походило на наскоро собранное ополчение, без определенных вождей и начальников; оно волновалось; одни полагали, что следует вступить в битву, другие – что нужно защищать лагерь. Большую часть тревожило предстоящее опустошение полей, а затем разрушение городов, оставленных со слабыми гарнизонами. Поэтому, услыхав в числе многих других мнений и такое – оставить попечение об общих интересах и позаботиться каждому о своих собственных, – все с замечательным единодушием приняли это мнение: уйти в первую стражу из лагеря по разным направлениям с целью снести в свои города все имущество и защищать городские стены.
Когда враги рассеялись по полям, римляне на рассвете вынесли знамена и построились в боевой порядок. Никто не выходил навстречу им; тогда римляне скорым шагом направились к неприятельскому лагерю; но, не видя там караульных пикетов перед воротами, не замечая никого на валу и не слыша обычного в лагере шума, они остановились, смущенные необычайною тишиною и страшась засады. Перейдя затем вал и найдя там полное запустение, они двинулись далее по следам врагов; но следы, ведшие одинаково во все стороны, как это естественно, когда разбегаются по различным направлениям, приводили их сначала в недоумение; затем, узнав через лазутчиков о планах врагов и перенося военные действия с одного города на другой, римляне взяли штурмом в течение пятидесяти дней тридцать один город, из которых большая часть была разрушена и сожжена; племя эквов было уничтожено почти с корнем, над ними был отпразднован триумф. Поражение, понесенное эквами, послужило уроком, так что марруцины, марсы, пелигны и ферентинцы послали в Рим послов просить мира и дружественного союза. С этими народами был заключен, согласно их просьбе, союзный договор.
46. В том же году был курульным эдилом Гней Флавий, сын Гнея, государственный писец
[607], человек низкого происхождения, имевший отцом вольноотпущенника, но хитрый и красноречивый. В некоторых летописях я нахожу, что Флавий, состоя на службе у эдилов и видя, что по счету голосов триб он получает эдильство
[608], председатель же собрания не соглашается на это, ввиду того, что он занимает должность писца, положил свою доску и поклялся в том, что не будет писцом. Макр Лициний утверждает, что Флавий гораздо раньше отказался от должности писца, когда еще до этого был трибуном и членом коллегии триумвиров – один раз коллегии, в ведении которой находилось наблюдение за безопасностью города в ночное время
[609], а другой раз – для отвода колонии. Впрочем (и в этом согласны все), Флавий упорно боролся со знатью, презиравшей его низкое происхождение; он обнародовал правила гражданского судопроизводства, скрывавшиеся в тайне понтификами
[610], расставил вокруг форума белые доски с росписью на них судебных дней, чтобы знать, когда по закону можно хлопотать о делах
[611]; освятил и открыл на Вулкановой площади
[612], к величайшему негодованию знати, храм Согласия, и единодушным решением народа верховный понтифик Корнелий Брабат вынужден был говорить перед ним установленные для этого слова
[613], хотя он и заявил, что по обычаю предков освящать храм может только консул или главнокомандующий. Вследствие этого, по решению сената, было сделано предложение народу, чтобы никто не освящал храма или жертвенника без приказания сената или большинства народных трибунов.
