А если это так, то кому из богов или людей может показаться возмутительным тот факт, что вы прибавляете знаки отличия понтификов и авгуров
[627] тем мужам, которых вы почтили правом восседать на курульных креслах и носить тогу-претексту, тунику, украшенную изображениями пальм, тогу, вышитую золотом, триумфальный и лавровый венок
[628], жилища которых вы отличили от других тем, что повесили в них оружие, отнятое у врагов?!.. Неужели того человека, который в блеске украшений Юпитера Всеблагого Всемогущего, на позолоченной колеснице следовал по городу и взошел на Капитолий, не увидим мы с жертвенной чашей в руках и жезлом, с покрытой головой, закалающим жертвенное животное или производящим с Крепости наблюдения?!.. Неужели взоры читателей не перенесут того, если вы прибавите, что был авгуром или понтификом тот, в надписи под изображением которого равнодушно будут читать о его консульстве, цензорстве и триумфах? Что касается меня, то я надеюсь – да не прогневаются на меня боги! – что милостью к нам римского народа мы поставлены уже в такое положение, что нашим собственным достоинством принесем жреческим должностям не менее чести, чем получим от них сами. И не столько ради самих нас, сколько ради богов добиваемся мы права поклоняться от имени государства тем, кому мы поклоняемся лично от себя!
8. Но зачем я говорил до сих пор так, как будто дело с патрициями о жречестве еще вовсе не начиналось и в нашем распоряжении не находится уже одна самая важная жреческая должность? Мы видим плебеев в числе духовных децемвиров, этих толкователей Сивиллиных предсказаний и судеб нашего народа; мы видим их предстоятелями культа Аполлона и других священнодействий! Ни тогда, когда в интересах плебеев увеличено было число духовных дуумвиров, патрициям не было причинено никакой обиды, и теперь трибун, человек энергичный и деятельный, предлагает прибавить пять вакансий авгуров и четыре – понтификов, чтобы назначать на них плебеев, не для того, Аппий, чтобы вытеснить вас с занимаемых вами мест, но для того, чтобы плебеи помогали вам так же и в заботах ваших о том, что касается богов, как помогают они вам, каждый по силе, во всем том, что касается людей. Не стыдись, Аппий, иметь товарищем в должности жреца того, кого ты мог иметь товарищем в должности цензора и консула, при котором, как диктаторе, ты можешь состоять в качестве начальника конницы так же, как можешь ты быть диктатором, а он при тебе начальником конницы! Древние патриции приняли в свою среду пришельца-сабинянина, родоначальника вашей знатности, Аттия Клавса, или, если это вам более нравится, Аппия Клавдия: не побрезгуй же принять нас в число жрецов! Много отличий приносим мы с собою, или, лучше, все то же, что сделало вас надменными: Луций Секстий первый из плебеев был избран консулом
[629], Гай Лициний Столон начальником конницы
[630] Гай Марций Рутул – диктатором и цензором
[631], Квинт Публилий Филон – претором
[632]. Всегда слышались одни и те же речи, что вам принадлежит право производить ауспиции, что вы одни имеете род
[633], что вам одним принадлежит законная власть главнокомандующего и право производить от имени государства гадания на войне и во время мира! Но до сих пор счастье благоприятствовало одинаково как плебеям, так и патрициям, то же будет и впредь. Слышали ли вы когда-нибудь, что первыми патрициями были не с неба сошедшие люди, а те, которые могли назвать своего отца
[634], то есть всего лишь свободнорожденные? Я уже могу указать на консула как на своего отца, а сын мой будет уже в состоянии указать на него как на деда. Все дело, квириты, заключается только в том, чтобы нам силою добиваться всего того, в чем нам отказали; патриции ищут только борьбы и не заботятся о том, какой результат будет иметь эта борьба! Я полагаю – да послужит это на пользу, счастье и благополучие вам и государству! – что этот закон следует принять в той форме, как предлагают его!»
9. Народ требовал, чтобы тотчас же были созваны трибы и закон, очевидно, был бы принят [299 г.], но этот день пропал вследствие протеста трибунов. На следующий же день трибунов припугнули, и закон был принят с замечательным единодушием. Понтификами были избраны: Публий Деций Мус, предложивший этот закон, Публий Семпроний Соф, Гай Марций Рутул и Марк Ливий Дентер, а авгурами пятеро также плебеев: Гай Генуций, Публий Элий Пет, Марк Минуций Фез, Гай Марций и Тит Публилий. Таким образом, число понтификов дошло до восьми, а авгуров – до девяти.
В том же году консул Марк Валерий внес законопроект, касавшийся более строгого подтверждения ненарушимости закона об апелляции к народу. После изгнания царей вопрос об этом законе поднимался тогда в третий раз
[635] и всегда членами одной и той же фамилии. Единственной причиной такого слишком частого повторения, полагаю, было то, что могущество немногих отдельных лиц имело больший вес, чем свобода плебеев. А между тем против телесного наказания граждан существовал, кажется, один только Порциев закон, так как им запрещалось под страхом тяжкой кары подвергать телесному наказанию или убивать римского гражданина. Валериев же закон, запретив наказывать розгами и обезглавливать того, кто апеллировал к народу, присовокупляет к этому только то, что «если кто-нибудь поступит против этого закона, то это будет бесчестный поступок». Судя по тому, что в те времена у людей было развито чувство справедливости, это, полагаю, в достаточной степени гарантировало соблюдение закона; ныне едва ли какой-нибудь раб погрозит так своему господину.
