Тот же самый консул вел войну с восставшими эквами; но война эта не заслуживает упоминания, так как у эквов от их былой славы не оставалось ничего, кроме дерзости.
Другой консул, Апулей, осадил город Неквин в Умбрии. Местность была крутая, с одной стороны обрывистая (теперь там расположена Нарния), и ее нельзя было взять ни штурмом, ни осадою. Поэтому новые консулы [299 г.], Марк Фульвий Пет и Тит Манлий Торкват, приняли это дело незаконченным. Макр Лициний и Туберон
[636] передают, что, когда все центурии хотели избрать консулом на этот год Квинта Фабия, хотя он лично и не искал этого, Фабий будто бы сам предложил отсрочить ему консульство до того года, когда будет больше войн: в такой год, мол, он принесет государству больше пользы, чем если его деятельность будет сосредоточена в городе. Таким будто бы образом Фабий был назначен вместе с Луцием Папирием Курсором курульным эдилом несмотря на то, что сам он не искал этого, хотя, с другой стороны, и не скрывал того, что было бы для него приятнее. Не признавать этого за истину понуждает меня более древний анналист – Пизон, который передает, что курульными эдилами в этом году были: Гней Домиций Кальвин, сын Гнея, и Спурий Карвилий Максим, сын Квинта. Это-то прозвище, по моему мнению, и было причиною ошибки касательно эдилов, а затем была придумана в объяснение ошибки басня, причем перепутаны были комиции для выбора эдилов и консулов.
В этом же году цензорами Публием Семпронием Софом и Публием Сульпицием Саверрионом была принесена по окончании переписи очистительная жертва и прибавлены две трибы: Аниенская и Терентинская. Таковы были события в Риме.
10. Впрочем, между тем как под городом Неквином время проходило в медленно тянувшейся осаде, двое из горожан, дома которых примыкали к стене, сделали подкоп и этой секретной дорогой пробрались до римских аванпостов. Когда затем их привели к консулу, то они стали уверять его в своем намерении впустить внутрь окопов и стен города вооруженный отряд. Обстоятельство это показалось, с одной стороны, заслуживающим внимания, а с другой – не таким, чтобы можно было слепо положиться на него. С одним из пришедших (другой был задержан в качестве заложника) отправили двоих через подкоп на рекогносцировку. Когда через них довольно хорошо разузнали обо всем, 300 вооруженных во главе с перебежчиком вошли ночью в город и захватили ближайшие ворота; когда же они были разломаны, консул и римское войско без боя вступили в город. Таким образом Неквин перешел во власть римского народа. Отправленная туда для защиты от умбров колония была названа по названию реки Нар Нарнией. Войско с большой добычей вернулось в Рим.
В том же году этруски, вопреки перемирию, приготовились к войне, но в то время, так как они затевали это, громадное войско галлов вступило в их пределы и тем отвлекло их на некоторое время от задуманного предприятия. Затем, в надежде на свои большие денежные средства, они попытались сделать галлов из врагов союзниками с тем, чтобы, присоединив к себе их войско, пойти войною на римлян. От союза варвары не отказались; речь пошла о вознаграждении. Договорившись насчет платы и получив ее, галлы, после того как этруски окончили прочие приготовления к войне и приказали им следовать за собою, стали уверять, что они выговорили себе плату не за то, чтобы идти на римлян войною, а что все, полученное ими, взяли за то, чтобы не опустошать этрусской земли и не тревожить земледельцев войною; но что, если этруски непременно того хотят, они согласны нести военную службу только не за какое-либо другое вознаграждение, а за то, чтобы им уступили часть земли и они могли бы наконец остановиться на каком-нибудь определенном месте жительства.
Много раз собирались народы Этрурии на совещания об этом предмете и не могли прийти ни к какому положительному решению не столько потому, что им было страшно уменьшение их территории, сколько потому, что каждый боялся иметь соседями людей такого дикого племени. Таким образом, галлы были отпущены, унеся с собою громадные деньги, приобретенные без труда и опасности. Слух о том, что к войне с этрусками присоединилось еще и внезапное нападение галлов, вызвал в Риме панику: с тем меньшими проволочками был заключен союз с народом пицентским.
11. Консулу Титу Манлию досталось по жребию вести войну в Этрурии. Едва вступив в пределы неприятелей, он во время упражнений с всадниками, повернув на всем скаку своего коня, слетел с него и тотчас же едва не испустил дух: третий после этого несчастья день был для консула последним в его жизни. Случай этот этруски приняли как бы за счастливое для себя предзнаменование в войне: они говорили, что за них стали ратовать боги, и ободрились. В Риме же это известие вызвало скорбь; жалели как о самом погибшем, так и о том, что случилось это не вовремя, так что отцов удержало от назначения диктатора только то обстоятельство, что комиции для выбора нового консула на место умершего прошли согласно желанию старейших из них: консулом все центурии единогласно назначили Марка Валерия, которого сенат намерен был избрать диктатором. Затем ему приказано было немедленно отправиться в Этрурию к легионам. Его прибытие до того стеснило этрусков, что никто из них не решался выйти за вал. Страх, испытываемый ими, был похож на тот, который испытывают осажденные, и новый консул не мог вызвать их на сражение ни опустошением полей, ни сожжением строений, хотя повсюду дымились от пожаров не только усадьбы, но и многолюдные селения.
В то время как война эта тянулась с большею, чем предполагали, медленностью, пронесся слух о другой войне, бывшей вследствие поражений, понесенных той и другой стороною, поистине ужасной. Слух этот сообщили новые союзники, пиценты: они передавали, что самниты готовы взяться за оружие и вновь начать войну, что они подстрекали и их. Пицентов поблагодарили, и сенат перенес бóльшую часть своих забот с Этрурии на Самний. Кроме того, государство озабочено было еще и дороговизной съестных припасов, и нужда дошла бы до крайности, если бы Фабий Максим (так сообщают писатели, стоящие за то, что эдилом в этом году был именно этот человек), отправляя тогда гражданскую должность, не выказал такой же деятельности в заведывании продовольствием, заготовляя и доставляя хлеб, какую проявлял он в продолжение долгого времени в делах, касавшихся войны.
В этом году (причину не сообщают) было междуцарствие. Междуцарями были Аппий Клавдий, а затем Публий Сульпиций. Последний председательствовал в комициях для выбора консулов. Консулами выбрал он Публия Корнелия Сципиона и Гнея Фульвия.
В начале этого года [298 г.] к новым консулам явились послы луканцев с жалобой на то, что самниты, не будучи в состоянии склонить их предложением выгодных условий к союзу по оружию, враждебно вступили в их пределы с войском и опустошают их землю, принуждая войною к войне. «Для луканского народа, – говорили послы, – достаточно того, что он однажды впал в заблуждение, теперь же в его душе твердое решение лучше переносить и терпеть все, чем оскорблять когда бы то ни было римский народ
[637]». Они просят отцов принять луканцев под свое покровительство и оберечь их от насилия и обид со стороны самнитов, изъявляют готовность дать заложников, хотя верность по отношению к римлянам стала для них неизбежной уже потому, что они предприняли войну против самнитов.
