20. Между тем как оба консула и все силы Рима заняты были преимущественно войною с этрусками, в Самнии сформировались новые войска и, перейдя через землю весцинов в Кампанию и Фалернскую область, с целью опустошения границ Римского государства захватили там громадную добычу. Большими переходами Волумний возвращался в Самний, так как для Фабия и Деция истекал уже срок продления их власти, но слух о самнитском войске и опустошениях Кампанской области заставил его обратиться на защиту союзников. Прибыв в Каленскую область, он и сам увидел свежие следы бедствия, да и каленцы рассказали ему, что неприятель тащит за собою уже массу добычи и при движении едва может поддерживать в войске порядок; что поэтому вожди его уже открыто говорят, надо-де немедленно идти в Самний, чтобы оставить там добычу, и тогда продолжать кампанию, а не пускать в битву войска, до такой степени обремененного. Хотя эти сообщения были правдоподобны, тем не менее Волумний, считая необходимым разузнать вернее, разослал всадников ловить грабителей, поодиночке блуждавших в полях. Из расспросов их он узнал, что неприятель расположился у реки Волтурн, откуда намерен двинуться в третью стражу, и что путь ему лежит в Самний. Получив эти довольно точные сведения, Волумний выступил и расположился на таком расстоянии от неприятелей, чтобы, с одной стороны, нельзя было вследствие особенной близости заметить его прибытия, а с другой – иметь возможность напасть на врагов при их выступлении из лагеря. Задолго до рассвета он подошел к неприятельскому лагерю и послал знающих оскский язык
[648] разведать, что там делается. Вмешавшись в средину врагов, что было легко во время ночной неурядицы, они узнали, что знамена выступили из лагеря в сопровождении небольшого числа вооруженных; что добыча и те, которые охраняли ее, также оставляют лагерь; что войско вяло, каждый действует самостоятельно, без всякого согласия с другими и без более или менее определенной команды. Время, по-видимому, было весьма удобно для нападения, к тому же приближался уже и рассвет. Итак, Волумний приказал дать сигнал и ударил на неприятельское войско. Связанные добычей и в большинстве невооруженные, самниты одни прибавляли шагу, гоня перед собою добычу, другие же стояли, недоумевая, чтó безопаснее: идти ли вперед или возвратиться в лагерь, и во время этого колебания были уничтожены. Римляне уже перешли через вал, и в лагере происходила резня и смятение. Кроме тревоги, причиненной неприятелем, самнитское войско находилось в замешательстве еще и неожиданным восстанием пленных. Одни из них, освободившись сами, снимали оковы с других, другие хватали оставленное среди поклажи оружие и, вмешавшись в войско, производили в нем сумятицу еще более ужасную, чем само сражение. Затем они совершили подвиг, достойный упоминания: напав на вождя Статия Минация в то время, как тот объезжал ряды и ободрял их, и рассеяв бывших с ним всадников, они окружили его, взяли в плен и на коне повлекли к римскому консулу. Услыхав этот шум, возвратился передовой отряд самнитов, и битва, уже решенная, возобновилась; но особенно долгое сопротивление было невозможно. До 6000 человек было убито, 2500 взято в плен, в том числе 4 военных трибуна; захвачено 30 военных знамен и, что было всего радостнее для победителей, возвращены 7400 пленников и огромная добыча, отнятая у союзников. Эдиктом Волумния были вызваны владельцы для распознания и получения назад своего имущества; те же вещи, на которые не нашлось хозяев к назначенному сроку, были предоставлены воинам; но им велено было продать добычу, чтобы их мысли не сосредоточивались ни на чем другом, как только на оружии.
21. Это опустошение Кампанской области произвело в Риме большую тревогу. В то же почти время из Этрурии получилось известие о том, что, после удаления оттуда Волумниева войска Этрурия, а также и полководец самнитов Геллий Эгнаций, взялись снова за оружие; что склоняют к отпадению умбров и увлекают, предлагая громадные деньги, галлов. Встревоженный этими известиями, сенат приказал объявить суды закрытыми и произвести набор из людей всякого рода; и не только лица благородного происхождения и молодежь были приведены к присяге, но даже из стариков сформированы были когорты и вольноотпущенники разделены на центурии. Принимались также меры к защите города, и главная забота об этом была возложена на претора Публия Семпрония.
Впрочем, письмо Луция Волумния, из которого узнали о полном поражении кампанских грабителей, рассеяло отчасти беспокойство сената; поэтому в честь консула за удачное ведение дела назначено было благодарственное молебствие и отменено закрытие судов, продолжавшееся восемнадцать дней; молебствие было чрезвычайно радостное. Затем стали думать о защите опустошенной самнитами страны. Итак, решено было основать вблизи Весцийской и Фалернской областей две колонии: одну при устьях реки Лариса – колония эта получила имя Минтурны, – а другую, названную впоследствии римскими колонистами Синуэссой, в лесистых Весцийских горах, граничащих с Фалернской областью, там, где был, говорят, греческий город Синоп. Народным трибунам поручили уполномочить плебисцитом претора Публия Семпрония избрать триумвиров для вывода в эти места колоний. Но желающие записаться в число колонистов отыскивались с трудом, так как они были того убеждения, что их отправляют не с целью наделить землею, но для беспрерывного почти караула страны, подверженной нападению врагов.
От этих забот сенат отвлекла все более и более усиливавшаяся война в Этрурии и частые письма Аппия, советовавшего не пренебрегать движением в этой стране. «Четыре народа, – писал Аппий, – соединили свое оружие: этруски, самниты, умбры и галлы. Они расположились лагерем уже в двух местах, так как одно место не в состоянии вместить такой массы». Вследствие этого, а также и для созыва комиций – время их уже приближалось – консул Луций Волумний был отозван в Рим. Прежде чем пригласить центурии к подаче голосов, Волумний созвал народ на собрание и много говорил о важности войны с этрусками. «Уже в то время, – говорил он, – когда я действовал там совместно и одновременно с товарищем, война была так велика, что ее нельзя было вести одному полководцу или с одним войском; а после того, говорят, присоединились еще умбры и громадное войско галлов. Помните же, что сегодня выбираются консулы, которым предстоит быть вождями против четырех народов! Если бы я не был уверен в том, что по общему согласию народа римского будет назначен консулом тот, который считается в настоящее время бесспорно самым лучшим из всех полководцев, то я немедля назначил бы диктатора!»
22. Ни у кого не было сомнения в том, что по общему согласию будет назначен в пятый раз Квинт Фабий; и действительно, все центурии, как те, которым принадлежало право подавать голоса прежде всех
[649], так и все первые центурии избрали консулом Фабия вместе с Луцием Волумнием [295 г.]. Фабий говорил то же, что и два года тому назад
[650]. Затем, уступая единодушному желанию, он, наконец, стал просить себе в товарищи Публия Деция, говоря, что это будет опорою его старости; прослужив вместе с ним цензором и дважды консулом, он на опыте убедился в том, что для обеспечения безопасности государства нет ничего надежнее согласия между сослуживцами; к новому товарищу по власти старый человек едва ли может привыкнуть; с тем же, характер которого известен, ему легче будет делиться своими мыслями. Консул одобрил его речь, с одной стороны, воздав заслуженные похвалы Публию Децию; а с другой стороны, упомянув, какая польза является результатом согласия консулов и какое зло в управлении военным делом происходит от их раздоров и припомнив, как недавно размолвка между ним и его товарищем
[651] чуть было не привела к самой ужасной катастрофе; он убеждал Деция и Фабия жить единым сердцем и единой душой. «Кроме того, – говорил он, – они люди, рожденные для военной службы, великие своими подвигами, но неискусные в словесных состязаниях и плохие ораторы: такие свойства присущи консулам; людей же ловких и изворотливых, знающих законы и красноречивых, каков Аппий Клавдий, следует иметь начальниками над городом и форумом и избирать преторами для производства суда». В таких рассуждениях прошел день. На следующий же по приказанию консула состоялись комиции для выбора и консулов и преторов. Консулами были избраны Квинт Фабий и Публий Деций, а претором – Аппий Клавдий, все заочно; Луцию Волумнию, на основании сенатского постановления и решения плебеев, главное начальство над войском было продолжено на один год.
