На правом фланге стали галлы, на левом – самниты. Против самнитов Квинт Фабий выстроил первый и третий легионы так, что они образовали собою правый фланг; а против галлов Деций выстроил пятый и шестой легионы, так что они образовали левый фланг; второй же и четвертый легионы с проконсулом Луцием Волумнием вели войну в Самнии. При первой схватке боевые силы были до такой степени одинаковы, что, если бы были тут еще этруски и умбры, то пришлось бы потерпеть поражение всюду, куда бы ни направились они, будь то на поле битвы или в лагере.
28. Впрочем, хотя до сих пор успех в битве был одинаков на той и другой стороне и судьба еще не решила, кому дать перевес, однако битва на правом и левом фланге была далеко не одинакова. Там, где находился Фабий, римляне действовали скорее оборонительно, чем наступательно, и старались затянуть сражение по возможности до самого позднего времени дня, так как вождь их был того убеждения, что и самниты, и галлы отважны при первом натиске; что достаточно устоять перед ними, при дальнейшем же ходе битвы мужество самнитов мало-помалу остывает; а у галлов ослабевает даже само тело, будучи неспособным к перенесению трудов и зноя; в начале битвы они храбры более, чем то свойственно мужам, а в конце ее становятся слабее женщин. Поэтому Фабий старался сохранить как можно более свежими силы своих воинов на то время, когда враги обыкновенно уступали победе. Более же горячий и по своим летам, и по своему пылкому темпераменту Деций истратил все силы, какие только были у него, в начале битвы. А когда пешее сражение показалось ему слишком медленным, двинул в битву конницу, а сам, вмешавшись в отряд наиболее храброй молодежи, стал упрашивать знатных юношей ударить вместе с ним на неприятеля; их-де ждет двойная слава, если победу начнет левый фланг и конница. Два раза обращали они в бегство галльскую конницу; в третий раз заехали слишком далеко и начинали уже бой в рядах пехоты, когда были приведены в ужас сражением неизвестного им дотоле характера
[655]: стоя на боевых колесницах
[656] и телегах, со страшным грохотом, производимым лошадьми и колесами, явились вооруженные неприятели и напугали не привыкших к подобному шуму римских лошадей. Таким образом, под влиянием страха, точно обезумевшая, рассеивается победоносная конница; при этом неосмотрительном бегстве, стараясь уйти отсюда, валятся на землю люди с лошадьми. Вследствие этого пришли в замешательство также знамена легионов, и многие из стоявших перед знаменами воинов были смяты натиском лошадей и колесниц, несшихся через войско. Заметив испуг неприятелей, войско галлов погналось за ними, не давая им ни минуты времени, чтобы перевести дух и оправиться от страха.
Деций кричит воинам, спрашивая их, куда бегут они или на что надеются при этом бегстве; он становится на дороге бегущих, зовет назад рассеявшихся; затем, не будучи в состоянии никакими силами удержать оторопевших воинов, Деций, призывая имя отца своего Публия Деция, сказал: «К чему мне далее откладывать то, что предопределено судьбою нашей фамилии? Таков удел рода нашего, чтобы мы служили искупительною жертвою для устранения всеобщей опасности! Вот я принесу вместе с собою в жертву Земле и богам-манам легионы неприятелей». После этих слов он велел понтифику Марку Ливию, которому, выходя на битву, запретил отходить от себя, говорить ему слова, повторяя которые он должен был обречь себя и легионы врагов на смерть за войско римского народа квиритов. Затем, обреченный на смерть теми же молитвами и в том же одеянии, как раньше отец его, Публий Деций, велевший обречь себя на смерть у Везера во время войны с латинами
[657], Деций после обычных молений присовокупил, что ему предшествуют ужас и бегство, убийство и кровопролитие, гнев богов небесных и подземных. Смертельными проклятиями поразит он знамена, стрелы и оружие неприятелей, и одно и то же место станет местом гибели и для него, и для галлов с самнитами! С такими клятвами на себя и врагов Деций, пришпорив коня, поскакал в ту сторону, где видел густые ряды галлов, бросился на подставленные копья и был убит.
29. После этого битва, казалось, стала непосильной для человека. Потеряв вождя, что в другое время обыкновенно возбуждает ужас, римляне прекратили бегство и желали сызнова начать битву; галлы же, и в особенности толпа, окружавшая тело консула, как бы лишившись рассудка, бесцельно, на авось метали свои стрелы; некоторые же пришли в оцепенение и забыли и о сражении, и о бегстве. А с другой стороны понтифик Ливий, которому Деций передал ликторов и велел быть за претора, громко кричал, что римляне победили, отделавшись смертью консула, а галлы и самниты – достояние Матери Земли и богов-манов; что Деций зовет и насильно влечет к себе войско, обреченное вместе с ним на смерть; что у врагов все исполнено безумия и страха. Затем в то время, как римляне снова начинали битву, к ним подошли еще с подкреплением из арьергарда Луций Корнелий Сципион и Гай Марций, посланные по приказание консула Квинта Фабия на помощь товарищу. Здесь услыхали они о судьбе Публия Деция, и это чрезвычайно возбудило их отважиться ради государства на все. Так как галлы стояли густыми рядами, сомкнув перед собою щиты, и рукопашная битва казалась трудной, то по приказанию легатов воины собрали валявшиеся там и сям на земле меж двумя войсками дротики и бросили их в неприятельскую «черепаху». Хотя бóльшая часть дротиков вонзилась в щиты и только немногие – в самое тело, однако фаланга была опрокинута, так что большинство, не будучи ранеными, а только как громом пораженные, попадали на землю. Таковы были превратности судьбы на левом фланге римлян.
На правом фланге Фабий сначала, как сказано выше, целый день медлил, а затем, когда уже и крик врагов, и их натиск, и пущенные ими стрелы не имели, по-видимому, прежней силы, он велел начальникам конницы вести отряды ее в обход к тому флангу, где стояли самниты, чтобы по данному сигналу ударить на них как можно сильнее наискось; своим же он приказал понемногу наступать и оттеснять неприятеля. Увидев, что враги не сопротивляются и, без сомнения, устали, Фабий, собрав все резервы, которые приберег на это время, быстро двинул легионы и подал сигнал всадникам к нападению на неприятеля. Не выдержали самниты натиска и, оставив в сражении своих товарищей, мимо самого войска галлов врассыпную неслись к лагерю, а галлы, образовав «черепаху», стояли плотно сомкнутыми рядами. Тогда Фабий, услыхав о смерти своего товарища, приказал вспомогательному отряду кампанцев, состоявшему почти из 500 всадников, выйти из сражения и, объехав галльское войско, ударить на него с тыла; потом принципам третьего легиона велел следовать за кампанцами и, нападая на неприятельское войско там, где увидят его пришедшим в беспорядок от натиска конницы, рубить испуганных врагов. А сам, дав Юпитеру Победоносцу обет воздвигнуть храм и посвятить неприятельские доспехи, двинулся к лагерю самнитов, куда спешила вся масса оробевших врагов. Под самым валом некоторые из неприятелей, отрезанные от толпы своих товарищей, вследствие того, что ворота не пропускали такой массы людей, попытались вступить в битву. Здесь пал главнокомандующий самнитов Геллий Эгнаций. Затем самнитов загнали внутрь вала и после небольшого сражения лагерь был взят и галлы окружены с тыла. В этот день убито было 25 000 неприятелей, а в плен взято 8000. И римлянам победа не обошлась без потерь, так как и у войска Публия Деция было убито 7000, а из войска Фабия 1700 человек. Разослав воинов отыскать тело своего товарища, Фабий собрал в кучу взятые у неприятелей доспехи и сжег их в честь Юпитера Победоносца. В этот день не могли отыскать тела консула, так как оно было завалено нагроможденными на него телами галлов. На следующий день его нашли и отнесли в лагерь; воины при этом заливались слезами. Затем Фабий отложил в сторону заботу обо всем другом и устроил торжественные похороны своему товарищу, воздав ему всевозможные почести и осыпав его заслуженными похвалами.
