47. С этого времени старость Сервия и его власть стала со дня на день подвергаться большей опасности. От одного преступления женщина уже спешит к другому и не дает ни ночью ни днем мужу покоя, побуждая его не оставлять бесцельными прежних убийств. У нее был человек, чьей называться женой и с кем молча переносить рабство; но не было человека, который бы считал себя достойным царства, который бы помнил, что он сын Тарквиния Древнего, который бы предпочитал иметь, а не надеяться только на царство. «Если ты тот, за кого я думала выйти, то я приветствую тебя и мужем, и царем; если же нет, то я сделала тем худшую перемену: в тебе с трусостью соединена преступность. Но воспрянь! Тебе не нужно, как отцу твоему, домогаться царства в чужой стране, происходя из Коринфа или Тарквиний; боги-пенаты, унаследованные от отца, отцовское изображение, царский дом, а в доме царском трон и имя Тарквиния – все избирает и называет тебя царем. Или если у тебя не хватает на то мужества, то к чему ты обманываешь государство? Зачем ты допускаешь смотреть на тебя как на царственного юношу? Уходи отсюда в Тарквинии или в Коринф, вернись назад к незначительному роду, ты похож больше на брата, чем на отца!» Этими и иными речами укоряет и подстрекает она юношу и сама не может успокоиться, что хотя она и происходит из царского рода, но царская власть даруется и отнимается помимо ее, тогда как Танаквиль, женщина иноземного происхождения, могла иметь настолько решимости, что два раза подряд дала царство – раз мужу, а затем зятю.
Возбужденный этой безумной страстью женщины, Тарквиний ходит и заискивает расположение преимущественно у младших сенаторов, напоминает им о благодеянии своего отца и за то просит себе благодарности; юношей привлекает подарками; свое влияние он всюду усиливает и давая щедрые обещания, и взводя обвинения на царя. Наконец, полагая, что уже настало время действовать, он врывается на форум в сопровождении толпы вооруженных. Затем, среди всеобщего ужаса, он садится на царском месте впереди в курии и приказывает глашатаю созвать сенаторов в курию к царю Тарквинию. Скоро сошлись все: одни уже ранее были к тому подготовлены, другие опасались, в случае неявки, навлечь на себя беду и, ошеломленные небывалым случаем, думали, что с Сервием уже покончено. Здесь Тарквиний начал злословить самое его происхождение: этот раб и сын рабыни после возмутительной смерти его родителя захватил царство, получив его в дар от женщины, не назначив, согласно прежнему обычаю, междуцарствия, не собрав комиций, не получив голосов народа и утверждения отцов. Будучи такого происхождения и так став царем, он покровительствовал людям низшего класса, к которому принадлежал и сам, и, завидуя почетному положению других, разделил самым презренным людям поле, отнятое у первых людей государства; все повинности, некогда бывшие общими, он сложил на самых состоятельных. Он установил ценз, чтобы имущество богатых было известно и возбуждало зависть, а вместе – чтобы был готов источник, откуда, в случае желания, можно было бы раздавать нуждающимся.
48. Во время этой речи явился Сервий, вызванный трепещущим от страха вестником, и вдруг громким голосом из преддверия курии заговорил так: «Что это значит, Тарквиний, что за дерзость сметь при жизни моей созывать сенаторов и садиться на мое кресло?» Тот яростно возразил на это, что он занимает место своего отца, что он царский сын, более полноправный наследник царства, чем раб; достаточно долго тот, благодаря дерзости, вел свою игру и издевался над господами. Тут сторонники того и другого подняли крик, народ бежал в курию, и становилось ясно, что царствовать будет тот, кто победит. Тогда Тарквиний, вынужденный уже самою силою необходимости, решается на крайнее средство: будучи сильнее и по возрасту своему, и по сложению, он схватывает в охапку Сервия и, вытащив его из курии, бросает вниз по ступеням; затем возвращается в курию, чтобы собрать сенаторов. Прислужники и свита царя бегут; сам же он, полуживой, был убит преследователями Тарквиния, которые настигли его, когда он бежал. Полагают, что это сделано было по приказанию Туллии, что согласно со всем ее преступным поведением. По крайней мере, точно известно, что, въехав на форум в колеснице и не стесняясь присутствием мужчин, она вызвала мужа из курии и первая приветствовала его царем. Он приказал ей удалиться из этой шумной толпы. Когда она возвращалась домой и, достигнув верхней части Киприйской улицы, – еще недавно там было капище Дианы, – чтобы въехать на Эсквилинский холм, хотела повернуть направо на Урбийскую возвышенность, испуганный возница остановился и сдержал лошадей, показывая госпоже на лежавший труп Сервия. Тут, по преданию, совершилось позорное и нечеловеческое злодеяние, памятником которому остается это место, именуемое Злодейской улицей: преследуемая тенью
[132] сестры и мужа и обезумевшая от этого, Туллия, как говорят, погнала лошадей через тело отца и, осквернившись и обрызгавшись сама кровью, пролитой при умерщвлении его, принесла часть ее на окровавленной колеснице к пенатам своим и своего мужа; разгневанные домашние боги послали дурное начало царствования, а вскоре подобный же конец.
Сервий Туллий царствовал сорок четыре года и притом так, что даже доброму и скромному преемнику трудно было состязаться с ним. Впрочем, слава его усилилась еще тем, что вместе с ним прекратились царствования, основанные на праве и законе. Некоторые свидетельствуют, что даже эту столь кроткую и умеренную власть, потому что она была властью одного, он имел в виду сложить, если бы злодейство, вышедшее из недр его семьи, не разрушило его плана освободить отечество.
49. После того начал царствовать Луций Тарквиний, прозванный по делам своим Гордым за то, что не позволил похоронить тестя, говоря, что и Ромул исчез без погребения, и за то, что он истребил сенаторов, которых считал сторонниками Сервия. Затем он окружил себя телохранителями, сознавая, что с него самого против него же можно взять пример приобретения царства преступлением; и в самом деле, он не имел никакого другого права царствовать, кроме права силы, так как правил без решения народа и без утверждения отцов. Кроме того, так как он вовсе не мог полагаться на расположение граждан, то ему приходилось ограждать свою власть страхом; чтобы внушить его большему числу людей, он производил сам без советников расследование уголовных дел и таким образом получал возможность казнить, отправлять в изгнание и лишать имущества не только людей подозрительных или ненавистных, но и таких, от смерти которых мог ждать только добычи. Уменьшив таким образом преимущественно число отцов, он решил никого не выбирать на их место, чтобы этим сословием, по самóй малочисленности его, можно было пренебрегать и чтобы меньше было с его стороны неудовольствий на то, что все решается без него; ибо он первый из царей уничтожил существовавший прежде обычай обо всем совещаться с сенатом и управлял государством, привлекая на советы лишь домашних. Он начинал и кончал войны, заключал и нарушал мир, договоры, соглашения, с кем хотел сам, без воли народа и сената. Больше всего он привлекал к себе народ латинский, чтобы, опираясь и на иноземную помощь, быть в большей безопасности среди сограждан, и не только заводил с их старшинами дружбу, но даже вступал в родство. За Октавия Мамилия Тускуланца – он был знаменитее всех в латинском племени и, если верить преданию, являлся сыном Улисса и богини Кирки
[133] – он выдал дочь свою и благодаря этому браку привлек на свою сторону многочисленных его родственников и друзей.
