19. Поставить вопрос ребром и объявить войну показалось ему более соответствующим достоинству римского народа, чем спорить на словах об обязательности договоров, тем более теперь, когда Сагунта уже не стало; опасаться этого спора он не имел причин. В самом деле, если бы было признано уместным спорить на словах, возможно ли было сравнивать договор Газдрубала с первым договором Лутация, тем, который впоследствии был изменен? Ведь в договоре Лутация нарочно было прибавлено, что он будет действительным только в том случае, если его утвердит народ, а в договоре Газдрубала никакой такой оговорки, во-первых, не было, а кроме того, многолетнее молчание Карфагена еще при жизни Газдрубала до того скрепило его действительность, что даже после смерти автора ни один пункт не подвергся изменению. Но если даже стоять на почве прежнего договора, то и тогда независимость сагунтийцев была достаточно обеспечена оговоркой относительно обоюдных союзников. Там ведь не было прибавлено ни «тех, которые были таковыми к сроку заключения договора», ни «с тем, чтобы договаривающиеся государства не заключали новых союзов»; а при естественном праве приобретать новых союзников кто бы мог признать справедливым обязательство или – никого ни за какие услуги не делать своим другом, или же – отказывать в своей защите тому, кому она обещана, с тем, однако же, чтобы Рим не побуждал к отложению карфагенских союзников и не заключал союзов с теми, которые отложились бы по собственному почину.
Согласно полученной в Риме инструкции, послы из Карфагена перешли в Испанию, чтобы посетить отдельные общины и заключить с ними союзы или, по крайней мере, воспрепятствовать их присоединению к пунийцам. Прежде всего они пришли к баргузиям; будучи приняты ими благосклонно – пунийское иго было им ненавистно, – они во многих народах по ту сторону Ибера возбудили желание, чтобы пришли для них новые времена. Оттуда они обратились к вольцианам
[688], но ответ этих последних, получивший в Испании широкую огласку, отбил у остальных племен охоту дружиться с римлянами. Когда народ собрался, старейшина ответил послам следующее: «Не совестно ли вам, римляне, требовать от нас, чтобы мы карфагенской дружбе предпочли вашу, после того как сагунтийцы, последовавшие вашему совету, более пострадали от предательства римлян, своих союзников, чем от жестокости Пунийца, своего врага? Советую вам искать союзников там, где еще не знают о несчастии Сагунта; для испанских народов развалины Сагунта будут грустным, но внушительным уроком, чтобы никто не полагался на римскую верность и римскую дружбу». После этого им велено было немедленно удалиться из земли вольцианов, и они уже нигде более не нашли дружелюбного приема в собраниях испанских народов. Совершив, таким образом, понапрасну путешествие по Испании, они перешли в Галлию.
20. Тут им представилось странное и грозное зрелище: по обычаю своего племени, галлы явились в народное собрание вооруженными. Когда же послы, в старательной речи воздав честь славе и доблести римского народа и величию его могущества, обратились к ним с представлениями, чтобы они не дозволили Пунийцу, когда он пойдет войной на Италию, проходить через свои поля и города, в рядах молодежи поднялся такой ропот и хохот, что сановникам и старцам с трудом удалось водворить спокойствие; до такой степени показалось им глупым и наглым требование, чтобы они, в угоду римлянам, боявшимся, как бы пунийцы не перенесли войну в Италию, направили эту войну против себя самих и вместо чужих полей дали бы разграбить свои. Когда негодование наконец улеглось, послам дали такой ответ: «Ни римляне не оказали нам никакой услуги, ни карфагеняне не причинили никакой обиды; мы не сознаем надобности поэтому подымать оружие за римлян и против пунийцев. Напротив, мы слышали, что римский народ наших единоплеменников
[689] изгоняет из их отечественной земли и из пределов Италии или же заставляет их платить дань и терпеть другие оскорбления». Такого же рода речи были произнесены и выслушаны в собраниях остальных галльских народов; вообще послы не услышали ни одного мало-мальски дружественного и миролюбивого слова раньше, чем вступили в пределы Массилии
[690]. Здесь же они убедились, что союзники все разведали усердно и честно; Ганнибал, говорили они, заблаговременно настроил галлов против римлян; но он ошибается, полагая, что сам встретит среди этого дикого и неукротимого народа более ласковый прием, если только он не задобрит вождей, одного за другим, золотом, до которого эти люди действительно большие охотники. Побывав, таким образом, у народов Испании и Галлии, послы вернулись в Рим через несколько времени после отбытия консулов в провинции. Они застали весь город в волнении по случаю ожидаемой войны; молва, что пунийцы уже перешли Ибер, держалась довольно упорно.
21. Между тем Ганнибал по взятии Сагунта удалился на зимние квартиры в Новый Карфаген. Узнав там о прениях в Риме и Карфагене и о постановлениях сенатов обоих народов и убедившись, что он не только оставлен полководцем, но и сделался причиной войны, он отчасти разделил, отчасти распродал остатки добычи и затем, решившись не откладывать более войны, созвал своих воинов испанского происхождения. «Вы и сами, полагаю я, видите, союзники, – сказал он им, – что теперь, когда все народы Испании вкушают блага мира, нам остается или прекратить военную службу и распустить войска, или же перенести войну в другие земли; только тогда все эти племена будут пользоваться плодами не только мира, но и победы, если мы будем искать добычи и славы среди других народностей. А если так, то ввиду предстоящей вам службы в далекой от нашей родины стране, причем даже неизвестно, когда вы увидите вновь свои дома и все то, что они содержат дорогого вашему сердцу, я даю отпуск всем тем из вас, которые пожелают навестить свою семью. Приказываю вам вернуться к началу весны, чтобы с благосклонною помощью богов начать войну, сулящую нам несметную добычу и славу». Почти все обрадовались позволению побывать на родине, которое полководец давал им по собственному почину: они и теперь уже скучали по своим и предвидели в будущем еще более долгую разлуку. Отдых, которым они наслаждались в продолжение всей зимы после тех трудов, которые они перенесли, и перед теми, которые им вскоре предстояло перенести, возвратил им силы тела и бодрость духа и готовность сызнова испытать все невзгоды. К началу весны они, согласно приказу, собрались вновь.
