43. Когда несколько пар таким образом сразились, Ганнибал, убедившись в благоприятном настроении войска, прекратил зрелище и, созвав воинов на сходку, произнес, говорят, перед ним такую речь: «Если вы, воины, пожелаете вскоре отнестись к оценке вашей собственной участи с таким же воодушевлением, с каким вы только что отнеслись к чужой судьбе, предоставленной вам в виде примера, то победа наша. Знайте: неспроста было дано вам это зрелище; оно было картиной вашего положения. Я думаю даже, что судьба связала вас более крепкими оковами и влечет вас с более непреодолимой силой, чем ваших пленников. С востока и запада вы заключены между двух морей, не имея – даже для бегства – ни одного корабля. Здесь извивается река Пад, более широкая и более стремительная, чем даже Родан; а сзади угрожают вам Альпы, пройденные вами с трудом еще тогда, когда вы были в цвете сил и здоровья. Здесь, воины, ждет вас победа или смерть, здесь, где вы впервые встретились с врагом. Но, ставя вас в необходимость дать сражение, судьба в то же время предлагает вам, в случае победы, самые высокие награды, какие только могут представить себе люди, обращаясь с молитвами к бессмертным богам. Если бы мы готовились только Сицилию да Сардинию, отнятые у отцов наших, своею доблестью завоевать вновь, то и это было бы щедрым вознаграждением. Но нет: все, что римляне добыли и собрали ценою стольких побед, все это должно перейти к вам вместе с самими владельцами. Имея перед собой такую роскошную добычу, воины, смело беритесь за оружие, и боги да благословят вас. Слишком долго уже гоняли вы овец на пустынных горах Лузитании и Келтиберии, не получая никакого вознаграждения за столько трудов и опасностей; пора вам перейти на привольную и раздольную службу, пора вам требовать богатой награды за свои труды; не даром же вы совершили такой длинный путь, через столько гор и рек, среди стольких вооруженных народов. Здесь назначенный вам судьбою предел ваших трудов; здесь она, по истечении срока вашей службы, по заслугам готовит вам награду.
Не думайте, чтобы победа была столь же трудной, сколь громко имя начатой нами войны: часто покорение презренного врага стоит потоков крови, а знаменитые народы и цари побеждаются чрезвычайно легко. В данном же случае возможно ли даже сравнивать врагов с вами, если оставить в стороне пустой блеск римского имени? Не буду я говорить вам о вашей двадцатилетней службе, ознаменованной столькими подвигами, увенчанной столькими победами. Но вы пришли сюда от Геркулесовых Столпов, от Океана, от последних пределов земли, через земли стольких диких народов Испании и Галлии; а сразиться вам предстоит с новонабранным войском, в течение нынешнего же лета разбитым, побежденным и осажденным галлами, с войском, которое до сих пор еще неизвестно своему предводителю и не знает его. Вот каковы войска; что же касается полководцев, то мне ли, почти рожденному, но во всяком случае воспитанному в палатке отца моего, знаменитого вождя, мне ли, покорителю Испании и Галлии, мне ли, победителю не только альпийских народов, но (что гораздо важнее) самих Альп, – сравнивать себя с этим шестимесячным начальником, бежавшим от собственного войска? Да ведь, если сегодня же поставить перед ним римское и пунийское войска, но без их знамен, – то я ручаюсь вам, он не сумеет сказать, которому войску он назначен в консулы. Немало цены, воины, придаю я тому обстоятельству, что нет среди вас никого, перед глазами которого я не совершил бы целого ряда воинских подвигов, нет никого, которому бы я не мог перечесть, с названием времени и места, его доблестных дел, который не имел бы во мне зрителя и свидетеля своей удали. И вот я, некогда ваш питомец, ныне же ваш предводитель, с вами, моими товарищами, тысячу раз похваленными и награжденными мною, намереваюсь вступить в бой с людьми, не знающими друг друга, друг другу незнакомыми.
44. Куда я ни обращаю свои взоры, все кругом меня дышит отвагой и силой. Здесь вижу я закаленных в войне пехотинцев, там – всадников благороднейших племен, одних – на взнузданных, других – на невзнузданных конях; здесь – наших верных и храбрых союзников, там – карфагенских граждан, влекомых в бой как любовью к отечеству, так и справедливым чувством гнева. Мы начинаем войну, мы грозною ратью надвигаемся на Италию; мы потому уже должны обнаружить в сражении более смелости и стойкости, чем враг, что надежда и бодрость всегда в большей мере сопутствует нападающему, чем отражающему нападение. К тому же нас воспламеняет и подстрекает гнев за нанесенное нам возмутительное оскорбление: они ведь потребовали, чтобы им выдали для казни – первым делом меня, предводителя, а затем и вас, осадивших Сагунт, собираясь, если бы нас им выдали, предать нас самым жестоким мучениям! Этот кровожадный и высокомерный народ воображает, что все принадлежит ему, все должно слушаться его воли. Он считает своим правом предписывать вам, с кем нам вести войну, с кем жить в мире. Он назначает нам границы, запирает нас между гор и рек, не дозволяя переходить их, и сам первый переступает им же созданные границы. “Не переходи Ибера!” – “Не буду”. – “Не трогай Сагунта!” – “Да разве Сагунт на Ибере? ” – “Нужды нет; не смей двигаться с места!” – “Стало быть, с тебя мало того, что ты отнял у меня мои исконные провинции, Сицилию и Сардинию? Ты отнимаешь и Испанию и грозишь перейти в Африку, если я не уступлю тебе ее?” Да что я говорю “грозишь перейти! ” Враг уже перешел; из двух консулов нынешнего года один отправлен в Африку, другой в Испанию. Нигде не оставлено нам ни куска земли, кроме той, которую мы отвоюем с оружием в руках.
У кого есть убежище, кто, в случае бегства, может рассчитывать на спасение в родной земле по безопасным и мирным дорогам, тому позволяется быть робким и малодушным. Вы же должны быть храбры; в вашем отчаянном положении всякий другой исход, кроме победы или смерти, для вас отрезан. Старайтесь поэтому победить; если же счастье станет колебаться, то предпочтите смерть воинов смерти беглецов. Если вы твердо запечатлели в своих сердцах эти мои слова, если вы исполнены решимости следовать им, то повторяю – победа ваша: бессмертные боги не дали человеку более сильного и победоносного оружия, чем презрение к смерти».
45. Увещания эти в обоих лагерях произвели на воинов ободряющее впечатление. Тогда римляне построили мост через Тицин и, сверх того, для защиты моста заложили крепостцу. Ганнибал же, в то время как враги были заняты работой, посылает Магарбала с отрядом нумидийцев – 500 всадников – опустошать поля союзных с римским народом племен, наказав им, однако, по мере возможности щадить галлов и вести переговоры с их знатью, чтобы склонить их к отпадению. Когда мост был готов, римское войско перешло в область инсубров и расположилось лагерем в расстоянии пяти миль от Виктумул, где стояло войско Ганнибала. Он тогда быстро отозвал Магарбала и, ввиду предстоявшего сражения, полагая, что никогда не следует жалеть слов и увещаний, могущих воодушевить воинов, созвал их на сходку и сказал им в определенных словах, на какие награды им следует рассчитывать в сражении. «Я дам вам землю, – сказал он им, – в Италии, в Африке, в Испании, где кто захочет, с освобождением от повинностей как самого получателя, так и его детей; если же кто вместо земли предпочтет деньги, то я выдам ему вознаграждение деньгами. Если кто из союзников пожелает сделаться гражданином Карфагена, то я доставлю ему гражданские права; если же кто предпочтет вернуться домой, то я позабочусь, чтобы он ни с кем из своих соотечественников не пожелал поменяться судьбой». Даже рабам, последовавшим за своими господами, он обещал свободу, обязавшись отдать их господам по два невольника взамен каждого из них. А чтобы они были уверены в исполнении его обещаний, он, схватив левой рукой ягненка, а правой камень, обратился к Юпитеру и прочим богам с молитвой, чтобы они, в случае если он изменит своему слову, предали его такой же смерти, какой он предает ягненка, и вслед за этой молитвой разбил животному череп камнем. При этом зрелище все, как будто сами боги поручились им за осуществление их надежд, единодушно и в один голос потребовали битвы, видя лишь в том одном отсрочку исполнения их желаний, что их еще не повели на бой.
