55. Все это время воины Ганнибала грелись у костров, разведенных ими перед палатками, натирали тело оливковым маслом, которое им разослали по манипулам, и на досуге завтракали. Когда был дан сигнал, что враги перешли реку, они, бодрые душой и телом, взялись за оружие и выступили в поле. Балеарцев, свою легкую пехоту, Ганнибал поместил в авангарде; их было около 8000 человек; за ними тяжеловооруженных пехотинцев, ядро и силу своего войска; по обоим флангам была рассыпана десятитысячная конница, на флангах же поставлены и слоны. Консул же, заметив, что его конница, понесшаяся врассыпную вслед за нумидийцами, слишком неосторожно зашла вперед и встретила с их стороны неожиданное сопротивление, отозвал ее обратно, дав знак к отступлению, и расставил по обоим флангам, взяв в центр пехоту. Римлян было 18 000, союзников и латинов
[727] 20 000; к ним следует прибавить вспомогательные отряды ценоманов
[728], единственного галльского племени, сохранившего верность римлянам. Таковы были силы сразившихся.
Начали сражение балеарцы. Встретив, однако, сильный отпор со стороны легионов, легкая пехота поспешно разделилась и бросилась на фланги. Вследствие этого ее движения положение римской конницы сразу стало очень затруднительным. И без того уже трудно было держаться 4000 всадников против 10 000, людям уставшим против людей большею частью еще свежих, а тут еще балеарцы засыпали их целым градом дротиков. В довершение всего слоны, шествовавшие на краях флангов впереди конницы, наводили ужас на воинов, но еще более пугали лошадей, притом не только своим видом, но и непривычным запахом. И вот поле на широком пространстве покрылось беглецами. Римская пехота дралась не менее храбро, чем карфагенская, но была значительно слабее. Пуниец, незадолго до битвы отдыхавший, выступил в бой со свежими еще силами; римлянам, напротив, голодным, уставшим, с окоченевшими от мороза членами, всякое движение стоило труда. Все же они взяли бы одной своей храбростью, если бы против них стояла одна пехота; но здесь балеарцы, прогнав конницу, метали свои дротики им во фланги, тут слоны напирали уже на самый центр переднего строя, а там вдруг Магон с нумидийцами, мимо засады которых пехота тогда пронеслась ничего не подозревая, появился в тылу и привел задний ряд в неописуемое замешательство. И все-таки среди всех этих бедствий, окружавших ее со всех сторон, пехота крепко держалась некоторое время; наиболее успешно отразила она, вопреки всеобщему ожиданию, натиск слонов. Легкие пехотинцы, именно для этого отряженные, забросав их дротиками, обратили их в бегство, а затем, преследуя бегущих, кололи под хвост, где у них кожа тоньше и ранить их поэтому легче.
56. Заметив, что они в исступлении начинают уже почти бросаться на своих, Ганнибал велел удалить их из центра и отвести на края позиции, чтобы они пришлись против вспомогательных отрядов галлов. Тут они сразу произвели повсеместное бегство, и ужас римлян достиг крайних пределов, когда они заметили, что их союзники разбиты. Пришлось им образовать круг. При таких обстоятельствах 10 000 приблизительно, не видя возможности другого спасения, прорубились через центр африканской пехоты, где были помещены галльские подкрепления, нанеся врагу страшный урон. Отсюда они, не будучи в состоянии вернуться в лагерь, так как их отделяла река, и не видя вследствие дождя, куда им направиться, чтобы прийти на помощь своим, прямым путем проследовали в Плацентию. По их примеру было сделано много попыток пробиться в различные стороны; направившиеся к реке были или поглощены пучиной, или застигнуты врагами, если они не решались войти в реку; те, которые в беспорядочном бегстве рассыпались по равнине, последовали за отступающим отрядом и достигли Плацентии; другим страх перед врагами внушил смелость войти в реку, и они, перейдя ее, добрались до лагеря.
У карфагенян слякоть и невыносимые холода погубили много людей и вьючных животных и почти всех слонов. Далее Требии они врага не преследовали и вернулись в лагерь до того оцепеневшими от холода, что едва радовались своей победе. Поэтому они в следующую ночь, когда воины, оставленные в римском лагере для его охраны, а равно и спасшиеся туда бегством и большею частью почти безоружные, на плотах переправлялись через Требию
[729], – или действительно ничего не заметили среди шума, производимого дождем, или же, не будучи уже в состоянии двигаться от усталости и ран, притворялись, что ничего не замечают. Таким образом консул Сципион, не будучи тревожим пунийцами, в тихом шествии провел войско в Плацентию и оттуда через Пад в Кремону, чтобы зимовка двух войск не ложилась непосильной тягостью на одну колонию.
57. Ужас, распространившийся в Риме при известии об этом поражении, не поддается никакому описанию. Вот-вот, думали они, появятся знамена врага, приближающегося к городу Риму, и нет надежды, нет помощи, нет возможности спасти от его натиска ворота и стены столицы. Когда один консул был побежден на Тицине, мы могли отозвать другого из Сицилии. Теперь два консула, два консульских войска разбиты; откуда взять других предводителей, другие легионы? Так рассуждали они в своем испуге, как вдруг вернулся консул Семпроний. Подвергаясь страшной опасности, он пробрался сквозь рассеявшуюся повсюду для грабежа неприятельскую конницу, слепо полагаясь на свое счастье, а вовсе не на рассчет и даже не надежду обмануть бдительность врага или оказать ему сопротивление, если бы его открыли. Он провел консульские комиции, что было тогда наиболее насущной потребностью, и затем вернулся на зимние квартиры. Консулами были избраны Гней Сервилий и Гай Фламиний.
Римлянам, впрочем, даже зимовать не дали спокойно. Всюду рыскали нумидийские всадники, или же – если местность была для них слишком неровной – кельтиберы и лузитанцы. Римляне были, таким образом, отрезаны решительно ото всех подвозов, кроме тех, которые доставлялись им на кораблях по реке Пад. Была недалеко от Плацентии торговая пристань, окруженная сильными укреплениями и охраняемая многочисленным гарнизоном. В надежде взять эту крепость силой Ганнибал отправился, взяв с собой конницу и легкую пехоту; а так как он в тайне видел главный залог успешности предприятия, то нападение было произведено им ночью. Все же ему не удалось обмануть караульных, и внезапно был поднят такой крик, что его было слышно даже в Плацентии. Таким образом, на рассвете явился консул с конницей, велев легионам следовать за ним в боевом порядке. Еще до их прибытия обе конницы сразились, а так как Ганнибал, получив рану, был вынужден оставить битву, то враги пали духом, и гарнизон был блестящим образом спасен. Но отдых продолжался всего несколько дней. Едва дав ране время зажить, Ганнибал быстро двинулся к Виктумулам
[730], чтобы взять их приступом. Место это в галльскую войну служило римлянам житницей; затем, так как оно было укреплено, туда стали стекаться со всех сторон окрестные жители, принадлежавшие к различным племенам, тогда же страх перед опустошениями заставил многих крестьян поселиться там. И вот эта толпа, услышав о доблестной защите крепости под Плацентией, воодушевилась мужеством, взялась за оружие и вышла навстречу Ганнибалу. Войска встретились на дороге, скорее в маршевом, чем в боевом порядке; а так как с одной стороны дралась нестройная толпа, а с другой – уверенные друг в друге вожди и войско, то 35 000 людей были обращены в бегство сравнительно немногими. На следующий день город сдался и принял в свои стены пунийский гарнизон. Горожанам было велено выдать оружие; они тотчас повиновались; вдруг раздался сигнал, чтобы победители пошли грабить город, как будто они взяли его приступом. Ни одно из бедствий, которые летописцы в подобных случаях считают достойными упоминания, не миновало жителей; все, что только могли придумать своеволие, жестокость и бесчеловечная надменность, обрушилось на этих несчастных. Таковы были зимние походы Ганнибала.
