3. Когда, наконец, после позорной потери множества людей и вьючного скота Ганнибал выбрался из болот, при первой возможности он расположился лагерем на сухом месте и узнал через посланных вперед лазутчиков, что римское войско находится около стен Арретия. Затем весьма тщательно он стал разузнавать о планах и настроении консула, о свойствах области, о дорогах, о возможности заготовления провианта и обо всем прочем, о чем было полезно иметь сведения. Страна по плодородию стояла в числе первых стран Италии: то были этрусские поля, находящиеся между Фезулами и Арретием, богатые хлебом, скотом и обилием всех земных плодов. Консул гордился первым консульством и не только не боялся величия законов и отцов, но даже и богов; это его врожденное безрассудство судьба усилила, даровав ему счастливый успех в гражданских и военных делах. Поэтому было очевидно, что он во всем будет действовать самонадеянно и весьма поспешно, не спрашивая совета ни у богов, ни у людей. А чтобы тем более поощрить Фламиния в его дурных наклонностях, Пуниец готовится подстрекать и раздражать его: оставив врага слева, он устремляется в Фезулы, проходит серединой области Этрурии с целью грабежа, убийствами и пожарами издали дает знать консулу о возможно большем опустошении. Фламиний не думал оставаться в покое, если бы даже враг бездействовал, а теперь, увидев, что имущество союзников почти на его глазах расхищается и угоняется, вменял себе в позор то, что Ганнибал бродит уже посреди Италии и без всякого сопротивления идет осаждать самые стены Рима; в то время как на совете все прочие высказали мнения скорее благоразумные, чем блестящие, говоря, что надо подождать товарища, чтобы вести дело соединенными силами, единодушно и по общему плану, а пока при помощи конницы и вспомогательных войск из легковооруженных мешать врагу нагло и дерзко производить грабеж. Фламиний, рассердившись, выбежал из собрания и, дав одновременно сигнал к выступлению и к сражению, выкрикнул: «Будем лучше сидеть перед стенами Арретия, так как тут отечество и пенаты. Ганнибал же, выпущенный из рук, пусть вконец опустошит Италию и идет к самым стенам Рима, уничтожая и истребляя все огнем, и двинемся отсюда только тогда, когда отцы призовут Гая Фламиния из-под Арретия подобно тому, как некогда Камилла из-под Вей
[746]». Когда, произнося эти укоризненные слова, он одновременно приказывал скорее двинуть знамена и сам вскочил на лошадь, она вдруг споткнулась и сбросила консула через голову. Все, находившиеся вблизи, были в страхе, видя в этом зловещее предзнаменование для начала дела, сверх того еще доложили, что знаменосец не может поднять знамени, несмотря на все усилия. Обратившись к вестнику, Фламиний сказал: «Может быть, ты приносишь мне и предписание от сената не вести дело? Ступай, скажи, пусть выроют из земли знамя, если от страха оцепенели руки, чтобы поднять его». Затем отряд начал выступать; начальники, помимо разногласия с мнением главнокомандующего, были еще напуганы двойным дурным предзнаменованием, воины же были довольны дерзкой отвагой вождя, имея в виду только одну надежду, а не основания ее.
4. Все пространство, находящееся между городом Кортоной и Тразименским озером, Ганнибал подвергает всем ужасам войны, с целью еще более раздражить врага, чтобы он стал мстить за обиды, нанесенные союзникам. Карфагеняне дошли уже до места, природой предназначенного для засады, туда, где Тразименское озеро ближе всего подходит к Кортонским горам. Между горами и озером пролегает только весьма узкая дорога, как будто это место нарочно для нее было оставлено; затем открывается равнина пошире, далее возвышаются холмы. Там Ганнибал располагается лагерем на открытом месте, чтобы засесть на нем самому только с африканцами и испанцами; балеарцев же и прочих легковооруженных он уводит за горы; всадников он помещает у самого входа в ущелье под удобным прикрытием возвышенностей; как только римляне войдут, всадники преградят им путь; все было заперто озером и горами.
Прибыв накануне при закате солнца к озеру, Фламиний на другой день без предварительной рекогносцировки, едва только забрезжило, перешел теснины и, когда отряд начал вступать в более открытую равнину, увидел только тех врагов, которые находились против него: засады с тыла и над головою он не заметил. Достигнув своей цели, видя врага запертым озером и горами и окруженным своими войсками, Пуниец подает сигнал всем к одновременному нападению. Когда его воины сбежали вниз, где кому было ближе всего, это явилось для римлян тем более внезапным и неожиданным, что поднявшийся с озера туман был гуще на равнине, чем на горах, и отряды карфагенян, хорошо видя друг друга, имели тем большую возможность одновременно спуститься вниз с нескольких холмов. Крик раздался со всех сторон прежде, чем римляне могли различить врага, и на основании этого крика они поняли, что окружены; с фронта и с флангов начался бой раньше, чем они хорошенько выстроились в боевой порядок и могли приготовить оружие и обнажить мечи.
5. Среди всеобщего смятения, сохраняя присутствие духа, насколько позволяло критическое положение, консул сообразно со временем и местом, где каждый прислушивался к крикам, раздававшимся с разных сторон, строит приведенные в замешательство отряды, и всюду, куда только он мог пройти и где могли его слышать, он ободряет и приказывает твердо стоять и сражаться: ведь отсюда, говорил он, можно выйти не при помощи обетов и молитв к богам, а только при помощи силы и доблести. Через середину вражеского строя путь пролагается оружием, и чем меньше бывает боязни, тем меньше бывает обыкновенно опасности. Впрочем, из-за шума и замешательства невозможно было расслышать ни советов, ни приказаний, и воины не только не узнавали своих знамен, рядов и своего места, но даже едва отваживались взять оружие и приготовить его к сражению, а некоторых оно погубило, служа им не столько защитой, сколько бременем; сверх того, среди густого тумана можно было больше пользоваться слухом, чем зрением. Воины обращали свои лица и взоры туда, где раздавались вопли раненых и шум от ударов о тела и оружие, мешавшиеся с угрозами и криками ужаса; одни, обратившись в бегство, наталкивались на толпу сражающихся и останавливались, других, которые хотели вернуться в сражение, увлекала толпа беглецов. Потом, после безуспешных нападений во все стороны, когда с боков преграждали путь горы и озеро, а спереди и сзади вражеское войско, и стало очевидным, что надежда на спасение заключается только в личной силе и в оружии, тогда каждый стал для себя вождем и советником в деле, и опять началось новое сражение; оно не было распределено между принципами, гастатами и триариями и не было организовано так, чтобы передовые сражались перед знаменами, а за знаменами остальное войско, чтобы каждый воин находился в своем легионе, или в своей когорте, или в своем манипуле; соединял случай, и личное мужество каждого определяло ему место, сражаться ли впереди, или сзади; воинский пыл был так велик, внимание до того поглощено битвой, что никто из сражавшихся не заметил того землетрясения, которое разрушило значительную часть многих городов Италии, направило в сторону течение быстрых рек, двинуло море в реки и низвергло горы, произведя страшные обвалы.
6. Почти три часа продолжалось сражение, и всюду отчаянное; но более ожесточенная и жаркая битва происходила около консула; и лучшие воины следовали за ним, да и сам он энергично подавал помощь всюду, где только замечал стесненное и затруднительное положение своих; узнавая консула по блестящему вооружению, враги нападали на него особенно сильно, но граждане защищали его, пока инсубрийский всадник, – имя ему было Дукарий, – знавший консула также в лицо, не закричал своим землякам: «Вот это тот, который разбил наши легионы, опустошил поля и город! Вот я принесу его в жертву богам-манам позорно убитых сограждан
[747]». Пришпорив коня, он нападает через наиболее густо сплоченную толпу врагов и, убив сперва оруженосца, который бросился на него, пронзил копьем консула; когда же хотел снять с него доспехи, то триарии, противопоставив щиты, остановили его. Это послужило началом бегства большой части римлян, и уже ни озеро, ни горы не сдерживали страха: как ослепленные, устремляются они через всякие теснины и стремнины, оружие и люди валятся стремглав друг на друга; значительная часть, не видя места для бегства, шла в воду по ближайшим отмелям болота и входила в нее по плечи и даже по шею.
