Некоторых безрассудный страх побудил искать спасения даже вплавь, но так как такое бегство было беспредельно и безнадежно, то они или, выбившись из сил, были поглощены пучиною, или, напрасно утомившись, с величайшим трудом снова возвращались к отмелям и там повсюду были избиваемы вражескими всадниками, которые вошли в воду. Около 6000 римского авангарда, энергично проложив себе путь прямо через неприятеля, выбрались из гор, не зная ничего о том, что происходит за ними; остановившись на одном холме, они слышали только крики и лязг оружия, но не могли ни узнать, ни видеть из-за тумана, каков исход сражения. Наконец, когда уже дело приняло несчастный оборот для римлян, усиливающийся жар разогнал туман и стало светло, тогда ярко осветились горы и равнины и обнаружилось полное поражение и позорное истребление римского войска. Поэтому, схватив поспешно знамена, они быстро удалились возможно ускоренным маршем, чтобы вражеская конница, заметив их издали, не устремилась за ними. На другой день, ввиду того что, помимо всего прочего, им грозил еще и страшный голод, они сдались, так как Магарбал, погнавшийся за ними ночью со всей конницей, давал слово позволить им уйти в одних одеждах, если они выдадут оружие; это обещание было выполнено Ганнибалом с пунийской добросовестностью, и все сдавшиеся были заключены в оковы.
7. Таково известное сражение при Тразименском озере и особенно замечательное поражение римского народа; 15 000 римлян было убито в сражении; 10 000 в бегстве рассеялось по всей Этрурии и разными путями направилось в город; врагов погибло в бою 2500, а впоследствии многие [с той и другой стороны] умерли от ран. Другие писатели передают, что потеря с той и другой стороны была еще значительнее: я, помимо нежелания почерпнуть что-либо из недостоверных источников, к которым обыкновенно чересчур склонны историки, руководствовался преимущественно показаниями Фабия, потому что он был современником этой войны. Пленных латинского племени Ганнибал отпустил без выкупа, римлян же заключил в оковы; тела своих воинов он приказал похоронить, выбрав их из сваленных в кучу вражеских трупов, тела же Фламиния не нашли, хотя и его весьма старательно искали, чтобы похоронить.
При первом известии об этом поражении в Риме народ в большом страхе и замешательстве сбежался на форум. Женщины, блуждая по улицам, спрашивали встречных, что это за известие о внезапном поражении и какова участь войска. Когда толпа, похожая на многолюдное собрание, направившись на Комиций и к курии, стала вызывать власти, тогда наконец претор Марк Помпоний незадолго до захода солнца сказал: «Мы побеждены в большой битве»; и хотя граждане не узнали от него ничего более достоверного, однако, наслушавшись рассказов друг от друга, они приносили домой известие, что консул погиб со значительной частью войска, осталось в живых немного, и те или рассеялись в бегстве по всей Этрурии или взяты в плен врагом. Сколько бедствий выпало на долю побежденного войска, столько же забот терзало умы тех, родственники которых служили под начальством консула Гая Фламиния, так как они не знали, какова участь каждого из их близких, и никто достоверно не знал, на что надеяться или чего бояться. На другой день и в течение нескольких последующих дней у ворот города стояла толпа, состоявшая больше из женщин, чем из мужчин, ожидая или кого-нибудь из своих, или вестей о них. Они обступали со всех сторон встречных, расспрашивая их, и не могли оторваться особенно от знакомых, прежде чем не разузнают обо всем по порядку. Затем можно было заметить различные выражения на лицах тех, которые удалялись от вестников, сообразно с тем, радостная или печальная весть была сообщена, а при возвращении домой их окружали или поздравляющие, или утешающие; особенно необыкновенны были радость и печаль у женщин. Говорят, одна, встретив неожиданно у самых ворот своего сына невредимым, умерла в его объятиях; другая, которой ложно сообщили о смерти сына, печально сидела дома и, как только увидела возвращающегося сына, испустила дух от чрезвычайной радости. В продолжение нескольких дней преторы не распускали сенаторов от восхода солнца до самого захода, совещаясь, под чьим предводительством или какими силами можно оказать сопротивление победоносным пунийцам.
8. Прежде чем составился достаточно определенный план, внезапно получено было известие о другом поражении: 4000 всадников с пропретором Гаем Центением, посланные консулом Сервилием к товарищу, окружены были со всех сторон Ганнибалом в Умбрии, куда они повернули, услыхав о битве при Тразименском озере. Известие об этом произвело различное впечатление на население: одни, умы которых были заняты большим бедствием, считали новую потерю всадников незначительною, сравнительно с прежними несчастиями; другие обсуждали не факт сам по себе, но полагали, что как ослабленный организм даже незначительную болезнь чувствует сильнее, чем здоровый весьма тяжелую, так и в расстроенном и истощенном государстве всякое несчастье следует измерять не по его важности, но сообразно с ослаблением сил, так как они уже не могут выносить ничего, что еще более увеличивает тяжелое положение. Поэтому государство прибегло к средству, к которому давно уже не прибегали и в котором давно уже не было надобности, – к назначению диктатора; но ввиду отсутствия консула, который, по-видимому, один только мог назначить диктатора, и трудности послать к нему вестника или письмо, потому что Италия была занята вооруженными пунийцами, равным образом ввиду невозможности для претора избрать диктатора, назначение это сделал народ, чего до того времени никогда не бывало; диктатором был избран Квинт Фабий Максим, а начальником конницы Марк Минуций Руф. Сенат поручил им укрепить стены и башни города, расположить гарнизоны, где они признают нужным, и разрушить на реках мосты – в том предположении, что за невозможностью защитить Италию приходится сражаться за город и домашние очаги.
9. Ганнибал прямым путем через Умбрию пришел к городу Сполетию. Затем, когда он после окончательного опустошения области приступил к осаде города, то был отбит с большим уроном. После этой неудачной попытки, сообразуясь с силами обыкновенной колонии, Ганнибал догадывался, какими средствами обороны обладает город Рим, а потому повернул в Пиценскую область, изобиловавшую всякого рода плодами, богатую разной добычей, которую жадные и обнищавшие карфагеняне похищали повсюду. Там в течение нескольких дней стояли лагерем, и воины, утомленные зимними переходами по болотам и сражением, удачным, но стоившим больших потерь и напряжения, отдохнули. Когда воинам, наслаждавшимся не столько отдыхом и покоем, сколько добычей и грабежом, было дано достаточно времени, чтобы оправиться, Ганнибал двинулся в путь и опустошил Претутианскую и Адриатическую области, затем земли марсов, марруцинов и пелигнов и ближайшие области Апулии, в окрестностях Арп и Луцерии. Консул Гней Сервилий имел незначительные стычки с галлами и взял один незначительный городок; но, услыхав о поражении товарища и его войска, поспешно устремился к Риму, опасаясь уже за стены отечества и боясь, как бы в решительную минуту не оказаться в отсутствии.
Квинт Фабий Максим, выбранный диктатором во второй раз, созвал сенат в тот же день, когда вступил в должность; начав с богов, он объяснил отцам, что Гай Фламиний погрешил не столько вследствие безрассудства и незнания дела, сколько вследствие небрежения священными обрядами и гаданиями, и что у самих богов следует спросить совета, какие должны быть искупительные жертвы для умилостивления их гнева; этими объяснениями он добился приказа децемвирам справиться с Сивиллиными книгами, а такое постановление делается почти исключительно в том случае, если получены известия о мрачных предзнаменованиях. Справившись в Книгах судеб, они доложили отцам, что обет, данный по случаю этой войны Марсу, не выполнен надлежащим образом, и что необходимо его выполнить опять и притом в большей степени, что также в честь Юпитера следует обещать Великие игры, а Венере Эрицинской и Уму посвятить храмы
[748], совершить молебствие и лектистернии, обещать «священную весну»
[749], если война пойдет счастливо и если государство останется в том же положении, в каком оно было до войны. Так как Фабию предстояло заняться войной, то сенат приказывает претору Марку Эмилию озаботиться своевременным исполнением всего этого, на основании постановления совета понтификов.
