10. Когда состоялись эти сенатские постановления, верховный понтифик Луций Корнелий Лентул на запрос претора к коллегии высказался, что прежде всего следует спросить народ относительно «священной весны», так как, по его мнению, без согласия народа нельзя давать такого обета. Мнение народа было спрошено в следующих словах: «Угодно ли и прикажете ли, чтобы это было так: если государство римского народа квиритов просуществует до конца ближайшего пятилетия, как я желал бы, и если Юпитер сохранит его в целости от этих войн, от войны, которая ведется у народа римского с карфагенским, и от войны с галлами, живущими по сю сторону Альп, то пусть римский народ принесет в дар Юпитеру то, что даст весна в стадах свиней, овец, коз и быков и все, что не будет посвященным другим богам, должно принадлежать Юпитеру – с того дня, как прикажет сенат и римский народ. Всякий, кто будет приносить жертвы, пусть приносит, когда захочет и по какому захочет обряду; каким бы образом он ни принес, пусть жертва считается принесенною правильно. Если умрет то животное, которое следовало принести в жертву, то пусть оно будет несвященным, и да не будет это преступлением. Если кто нечаянно повредит или убьет его, да не будет это обманом. Если кто украдет его, пусть не будет это преступлением ни для народа, ни для того, у кого будет украдено. Если кто по неведению принесет жертву в несчастный день
[750], пусть считается его действие правильным. Да будет жертва правильна, будет ли она принесена днем или ночью, рабом или свободным. Если жертва будет принесена раньше того дня, в который прикажет сенат и римский народ, то да будет народ разрешен и свободен от этой вины». Ради того же были обещаны Великие игры, на которые определено 333 333 1/3 фунта меди, кроме того, 300 быков Юпитеру и многим другим богам белые быки и другие жертвенные животные. Когда обеты даны были надлежащим образом, объявлено было молебствие; на молебствие пошли с женами и детьми не только городские жители, но также и сельские, которых, как имеющих некоторое состояние, также касалась и забота о благополучии государства. Затем в течение трех дней происходили лектистернии под руководством децемвиров, назначенных для совершения священных обрядов. На виду было шесть лож: одно – Юпитеру и Юноне, другое – Нептуну и Минерве, третье – Марсу и Венере, четвертое – Аполлону и Диане, пятое – Вулкану и Весте, шестое – Меркурию и Церере. Далее даны были обеты воздвигнуть храмы: построить храм Венере Эрицинской дал обет диктатор Квинт Фабий Максим, потому что так было указано в книгах судеб, чтобы обет дал тот, кому принадлежит верховная власть в государстве; храм Уму обещал претор Тит Отацилий.
11. Когда таким образом было исполнено все, что относилось до религии, тогда диктатор, докладывая относительно войны и положения государства, спросил отцов, с какими и с каким количеством легионов, по их мнению, следует идти навстречу победоносному врагу. Постановлено было, чтобы диктатор принял войско от консула Га я Сервилия; чтобы, кроме того, он набрал из граждан и союзников столько всадников и пехотинцев, сколько найдет нужным; во всем прочем пусть он действует и поступает так, как признает лучшим для блага государства. Фабий заявил, что он прибавит к войску Сервилия два легиона. Когда начальник конницы набрал их, диктатор назначил им срок собраться в Тибур. Отдав приказ, чтобы жители неукрепленных городов и местечек переселились в места безопасные и чтобы выбрались из деревень и жители той области, по которой должен был идти Ганнибал, предварительно предав огню дома и уничтожив плоды, чтобы не было никаких запасов, – сам диктатор отправился по Фламиниевой дороге навстречу консулу и войску; когда же при Тибре около Окрикула увидел впереди войско идущего к нему с всадниками консула, то послал гонца объявить ему, чтобы он пришел к диктатору без ликторов. Тот повиновался приказанию, и встреча их представляла зрелище, внушившее громадное уважение к диктаторской власти гражданам и союзникам, почти уже забывшим по давности эту власть; вслед за тем из города было получено письмо, извещавшее о том, что транспортные корабли, везшие войску провиант от Остии в Испанию, захвачены карфагенским флотом около Кóзы. Поэтому консул тотчас же получил приказ отправиться в Остию и, посадив на корабли, стоявшие около города Рима или в Остии, воинов и моряков, преследовать вражеский флот и защищать берега Италии. В Риме было набрано громадное множество людей; даже вольноотпущенники, имевшие детей и находившиеся в летах, позволявших отбывать военную службу, были приведены к присяге. Из этого войска, набранного в Риме, те, которые были моложе тридцати пяти лет, были посажены на корабли, а другие были оставлены для защиты города.
12. Приняв консульское войско от легата Фульвия Флакка, диктатор прибыл через Сабинскую область в Тибур, куда назначен был день для сбора новобранцев. Оттуда он двинулся к Пренесте и проселочными тропинками выбрался на Латинскую дорогу
[751], откуда, расследовав с величайшей тщательностью пути, направился к врагу, нигде не предполагая вверяться счастью, разве только в том случае, если заставит необходимость. В первый же день, когда диктатор расположился лагерем недалеко от Арп в виду неприятелей, Пуниец без малейшего замедления вывел войска в боевом порядке и предоставлял римлянам возможность сразиться; но, видя, что у врагов все спокойно и в лагере не замечается ни малейшего смятения, он возвратился к себе в лагерь, порицая, конечно, римлян за то, что пал их воинственный дух, что война окончена и что явно римляне уступили карфагенянам в доблести и славе; впрочем, в глубине души Ганнибал чувствовал беспокойство, что предстоит вести дело с вождем, вовсе не похожим на Фламиния и Семпрония, и что наученные бедствием римляне наконец-то отыскали вождя, равного ему, Ганнибалу. Осмотрительность вновь выбранного диктатора сразу навела на него ужас; не зная еще постоянства противника, он начал раздражать и испытывать его характер, часто передвигал лагерь и, опустошая на его глазах поля союзников, он то ускоренным маршем скрывался из виду, то вдруг незаметно останавливался на каком-нибудь повороте дороги, подстерегая, нельзя ли захватить врага, когда он спустится на ровное место. Фабий же вел свое войско по возвышенным местам на небольшом расстоянии от неприятеля, так что не выпускал его из виду, но и не вступал с ним в сражение. Воинов он держал в лагере, кроме случаев крайней необходимости; на фуражировку и за дровами они выходили не в малом количестве и не врассыпную; караульный отряд из всадников и легковооруженных, организованный и снаряженный на случай внезапных нападений, доставлял полную безопасность для его воинов и был грозою для неприятельских грабителей, действовавших врассыпную; не давая генерального сражения, Фабий не рисковал всем, а небольшие стычки, не имевшие решающего значения, но предпринятые из безопасного места, куда отступить было недалеко, приучали напуганных прежними поражениями воинов больше, наконец, уже надеяться на свою доблесть и счастье. Но такие благоразумные планы диктатора встретили ожесточенного противника не только в лице Ганнибала, но и в лице начальника конницы, которому одно только неравенство власти мешало погубить государство. Суровый, поспешный в своих решениях и притом невоздержанный на язык, начальник конницы сначала среди немногих лиц, а потом открыто, перед воинами, называл диктатора не медлителем, а ленивым, не осторожным, а трусом; приписывая ему недостатки, сродные с достоинствами, он старался возвысить себя, унижая высшего: этот гнусный прием чрезвычайно распространился благодаря тому, что удавался многим.
