13. Из области гирпинов Ганнибал переходит в Самний, опустошает Беневентскую область, овладевает городом Телезией; сверх того, он еще нарочно раздражает римского вождя, надеясь, что представится возможность ожесточить его многочисленными обидами и поражениями союзников и тем заставить сразиться на равнине. В числе множества союзников италийского племени, взятых в плен Ганнибалом при Тразименском озере и отпущенных, были три кампанских всадника, которых уже тогда многочисленные подарки и обещания Ганнибала соблазнили склонять на его сторону своих земляков. Эти люди сообщали ему, что если он двинет войско в Кампанию, то, возможно, овладеет Капуей, а это заставило его двинуться из Самния в Кампанию, хотя он колебался, попеременно то доверяя им, то не доверяя, так как надежность советников не соответствовала важности дела. Настоятельно потребовав от них доказать свои обещания на деле и приказав им возвратиться к нему в большем числе и захватить с собою нескольких вельмож, он отпустил их; сам же приказывает проводнику вести себя в Казинскую область, так как хорошо знакомые с теми местами сообщили ему, что если он захватит тот перевал, то тем преградит римлянам путь к подаче помощи своим союзникам. Но неправильность пунийского произношения латинских имен привела к тому, что проводник вместо Казина понял «Казилин» и, своротив с надлежащего пути, пришел через Кайятскую, Аллифскую и Каленскую области на Стеллатскую равнину
[752]. Увидев, что та страна окружена горами и реками, Ганнибал позвал проводника и спросил его: где они находятся? Когда тот ответил, что в этот день он будет в Казилине, тогда только открылось, что это недоразумение и что Казин находится совсем в другой стороне; наказав проводника розгами и для устрашения остальных распяв его на кресте, Ганнибал укрепил лагерь, а Магарбала с всадниками отправил в Фалернскую область для грабежа. Опустошение это дошло до Синуэсских вод. Нумидийцы, произведя страшное разорение, вызвали еще больших размеров бегство и панику; однако, хотя война пылала повсюду, эта паника не заставила союзников нарушить верность, разумеется, потому, что они пользовались справедливым и благоразумным управлением и охотно повиновались людям, стоявшим выше их, что служит единственным залогом верности.
14. Но после того как неприятельский лагерь расположился у реки Волтурн, и стали опустошать огнем самую лучшую область Италии, и повсюду расстилался дым горевших дач между тем, как Фабий вел войска по вершинам цепи Массика
[753] – снова дело почти дошло до возмущения. Несколько дней воины оставались спокойными, потому что, ввиду большей быстроты движения войска, они полагали, что спешат для защиты Кампании от опустошений. Но как только они пришли на крайние вершины цепи Массика и на их глазах враги сжигали дома Фалернской области и колонистов Синуэссы, а между тем о сражении не было и речи, тогда Минуций сказал: «Разве мы пришли сюда услаждать свое зрение избиением союзников и пожарами? И если мы не стыдимся никого другого, то неужели не стыдимся мы даже тех граждан, которых наши отцы послали колонистами в Синуэссу, чтобы была безопасна от вражды самнитов эта область, выжигаемая теперь не соседями самнитами, а пришельцами-пунийцами, которые, вследствие нашей медлительности и беспечности, уже дошли сюда из самых крайних пределов вселенной? Увы! неужели мы так не похожи на предков своих, что можем видеть наполненною врагами и принадлежащею уже нумидийцам и маврам эту область, а еще недавно она принадлежала нашим отцам, и они считали позором для своего государства, если пунийский флот бродил у берегов ее? Мы, которые только что негодовали по поводу осады Сагунта и призывали в свидетели не только людей, но даже союзные договоры и богов, теперь с удовольствием смотрим, как Ганнибал восходит на стены римской колонии. Дым пылающих усадеб и полей ест нам глаза и затрудняет дыхание; в ушах раздаются вопли плачущих союзников, которые чаще призывают на помощь нас, чем богов, а мы водим здесь войско, точно скот, по горным пастбищам и непроходимым тропинкам, скрываясь в облаках и лесах. Если бы Марк Фурий вздумал освободить город от галлов, проходя по горным вершинам и холмам так, как этот новый Камилл, единственный в своем роде диктатор, избранный нами при затруднительных обстоятельствах, собирается освободить Италию от Ганнибала, то Рим принадлежал бы галлам, и, ввиду такой нашей медлительности, я боюсь, что предки наши столько раз спасали его для Ганнибала и пунийцев. Но как муж и истый римлянин, в самый день получения в Вейях известия об избрании его диктатором, с утверждения отцов и по повелению народа, Фурий спустился на равнину, хотя Яникул достаточно высок, чтобы, сидя на нем, смотреть на врага, и в тот день разбил галльские войска среди города, где теперь находятся “Галльские костры”, а на другой день – по сю сторону Габий. Далее, спустя много лет, когда у Кавдинского ущелья враги-самниты провели нас под ярмом
[754], разве Луций Папирий Курсор, проходя по вершинам Самния, а не тесня и осаждая Луцерию и тем раздражая победоносного врага, возложил на гордых самнитов ярмо
[755], снятое с шеи римлян? В самое недавнее время Гаю Лутацию что иное даровало победу, как не быстрота действия, потому что он на другой день после того, как заметил врага, потопил его флот, тяжело нагруженный провиантом и обремененный всякого рода вооружением и снарядами? Глупо верить, что возможно окончить войну, сидя или давая обеты, необходимо взяться за оружие, спуститься на равнину и сразиться с неприятелем лицом к лицу. Римское государство возросло вследствие отваги и деятельности, а не вследствие такой медлительности в решениях, которую трусы называют осторожностью».
Когда Минуций говорил так, как будто перед собранием, его окружала толпа трибунов и римских всадников, да и до слуха воинов долетали его резкие слова, и они решительно заявляли, что если бы дело зависело от голосов воинов, то они предпочли бы избрать себе вождем Минуция вместо Фабия.
15. Фабий, одновременно с одинаковым вниманием относившийся как к своим, так и к врагам, обнаруживает непоколебимость сперва по отношению к первым, хотя он достоверно знал, что его медлительность вызывает дурные слухи не только в его лагере, но даже уже и в Риме, однако он провел остаток лета, упорно держась одного и того же плана действий, так что Ганнибал, лишившись надежды на решительное сражение, которого он домогался всеми силами, стал уже высматривать место для зимних квартир, потому что в той стране были запасы на настоящее, но не на продолжительное время, были сады и виноградники и все те местности были засажены не столько необходимыми, сколько приятными плодовыми растениями. Такие сведения Фабий получил через лазутчиков, хорошо зная, что Ганнибал пойдет назад через те же самые теснины, через которые он вторгнулся в Фалернскую область, он занимает небольшими отрядами Калликульскую гору и Казилин, город, разделенный рекою Волтурн и составляющий границу между Фалернской и Кампанской областями; сам же ведет назад войско по тем же самым холмам, отправив на разведку Луция Гостилия Манцина с 400 союзнических всадников. Он был из числа юношей, часто слушавших ораторствовавшего в резкой форме начальника конницы, и сначала он подвигался вперед как лазутчик, наблюдая за врагом из безопасного места, но когда заметил, что нумидийцы рассеялись по деревням, а некоторых из них при случае даже убил, то вдруг увлекся желанием сразиться, забыл наставления диктатора, приказывавшего ему выступать вперед настолько, насколько возможно без всякой опасности, и возвращаться прежде, чем враги увидят его. Нумидийцы, одни наступая, другие отступая, увлекли Манцина почти до самого лагеря, утомив как людей, так и лошадей его. Оттуда Карфалон, главный начальник конницы, бросился на неприятеля во весь опор и, обратив его в бегство прежде, чем достиг до него на расстояние полета стрелы, безостановочно преследовал убегавшего почти пять тысяч шагов. Увидев, что враг не перестает преследовать и нет надежды спастись бегством, Манцин ободряет своих и начинает снова бой, хотя уступал врагу силами во всех отношениях. Поэтому он сам и отборные всадники были окружены и перебиты; прочие снова рассеялись в бегстве и ушли сначала в Калы, а оттуда по непроходимым почти тропинкам к диктатору. Как раз в этот день с Фабием соединился Минуций; он был послан диктатором для прикрытия вооруженным гарнизоном горного хребта, который, суживаясь выше Таррацины в тесное ущелье, подходит к морю, чтобы Ганнибал не мог проникнуть со стороны Синуэссы по Аппиевой дороге в Римскую область. Соединив свои войска, диктатор и начальник конницы располагаются лагерем у дороги, по которой предстояло идти Ганнибалу; враги находились оттуда на расстоянии двух тысяч шагов.
