Проведя таким образом бóльшую часть дня при переменном счастье, войска возвратились в лагерь, и Минуций, созвав воинов, сказал: «Я часто слышал, воины, что первый муж тот, который сам разумеет, что полезно, а второй – тот, кто повинуется подающему мудрый совет; последнее же место по уму занимает тот, кто не умеет ни сам сообразить, ни повиноваться другому. Так как нам судьба отказала в первой способности души и ума, то будем держаться второй и, учась повелевать, станем повиноваться благоразумному. Соединим свой лагерь с лагерем Фабия; когда мы принесем знамена к его палатке, я назову его отцом, чего он заслуживает своим благодеянием по отношению к нам и своим величием, а вы, воины, приветствуйте как патронов тех, которые только что с оружием в руках защитили вас, и если этот день не дал нам ничего иного, то пусть, по крайней мере, он даст нам славу людей благодарных».
30. Затем по данному сигналу раздалась команда собираться в путь; когда они отправились и стройно шли к лагерю диктатора, они привели в изумление как его самого, так и всех, окружавших его. Как только знамена были поставлены перед трибуналом, начальник конницы, выступив вперед, назвал Фабия отцом, а стоявших кругом воинов Фабия приветствовали как патронов; при этом Минуций сказал: «Родителям своим, диктатор, с которыми я только что поставил наравне тебя, назвав тебя единственным существующим для этого в языке наименованием, я обязан только жизнью – тебе же я обязан спасением, как своим, так и всех этих воинов. Поэтому плебесцит, который не столько возвысил, сколько обременил меня, я первый отменяю и отвергаю, возвращаюсь под твою верховную власть и начальство и – да послужит это к благу для тебя, для меня и для этих твоих войск, спасенного и спасшего, – возвращаю тебе эти знамена и легионы. Ты, пожалуйста, будь милостив и вели мне сохранить начальство над конницей, а этим воинам свои места». Затем последовало рукопожатие, собрание было распущено, и воинов Минуция радушно и дружественно приглашали в гости воины – знакомые и незнакомые, – и день, который еще недавно был весьма печальным и чуть не роковым, стал радостным.
В Риме, как только разнеслась молва об этом событии, а затем ее подтвердили письма как самих главнокомандующих, так особенно воинов из того и другого войска, все стали превозносить Максима до небес; такова же была слава его у Ганнибала и у врагов пунийцев; тогда только они поняли, что ведут войну с римлянами и притом в Италии; ибо в течение двух предыдущих лет они презирали римских полководцев и воинов и едва верили, что воюют с тем же самым народом, страшные рассказы о котором они слышали от своих отцов. Говорят также, что Ганнибал, возвращаясь из сражения, сказал: «Наконец-то облако, которое обыкновенно находилось на вершинах гор, разразилось дождем с грозою».
31. Пока эти события происходили в Италии, консул Гней Сервилий Гемин с флотом в 120 кораблей, обогнув берега Сардинии и Корсики и получив заложников из той и другой, переправился в Африку; прежде чем высадиться на материк, он опустошил остров Менигу, взял с жителей Церцины десять талантов серебра за то, чтобы не подвергать огню и разграблению и их область, и, пристав к берегам Африки, высадил войско. Отсюда он повел воинов и моряков опустошать поля, и они разбрелись, как будто грабят недостаточно населенные острова. Поэтому-то они попали по неосмотрительности в засаду, так как многочисленные и хорошо знакомые с местностью враги окружили римлян, бродивших в неведении врассыпную, и они были прогнаны назад к кораблям, после большого кровопролития постыдно обратившись в бегство. Потеряв почти 1000 человек, а в числе их квестора Тиберия Семпрония Блеза, флот, торопливо отплыв от берегов, занятых врагами, направил путь в Сицилию. В Лилибее он был передан претору Титу Отацилию, чтобы легат его – Луций Цинций отвел его в Рим: сам Сервилий, пройдя сухим путем через Сицилию, переправился по проливу в Италию, так как Квинт Фабий призывал письмом его самого и товарища его Марка Атилия принять от него войска, ввиду того что шестимесячный срок его власти почти уже истекал.
Почти все летописи передают, что Фабий вел войну против Ганнибала в звании диктатора; Целий даже пишет, что он был первым, которого народ избрал в диктаторы; но от внимания как Целия, так и других ускользнуло то обстоятельство, что право избрания диктатора принадлежало одному консулу Гнею Сервилию, который тогда находился в отдаленной провинции Галлии; так как государство, напуганное уже поражением, не могло допустить этого замедления, то прибегли к избранию народом лица, которое бы было вместо диктатора; затем, ввиду подвигов и отменной славы этого полководца, потомки, преувеличивая перечень титулов под изображением его, легко дошли до того, что заместителя диктатора стали признавать за диктатора.
32. Консул Атилий принял войско Фабия, а Гемин Сервилий войско Минуция. Скоро, укрепив зимние квартиры – осень была в половине, – они с величайшим единодушием повели войну, держась способа Фабия. Всякий раз, когда Ганнибал выходил для заготовления провианта, они вовремя являлись в разных местах, тревожили его войска и захватывали рассеявшихся воинов; до генерального сражения, исход которого был неверен, они дела не доводили, чего всеми мерами добивался враг; и недостаток провианта до такой степени стеснял Ганнибала, что, не бойся он необходимости отступления, похожего на бегство, он удалился бы в Галлию, так как для него не оставалось никакой надежды прокормить войско в тех местах, если последующие консулы поведут войну тем же способом.
Когда военные действия около Гереония остановились, так как продолжению их мешала зима, в Рим прибыли неаполитанские послы. Они принесли в курию сорок золотых тяжеловесных чаш и сказали следующее: «Мы знаем, что казну римского народа истощает война, и так как она ведется столько же за города и области союзников, сколько за столицу и оплот Италии, город Рим, и его власть, то неаполитанцы сочли справедливым помочь римскому народу тем золотом, которое оставлено нам предками, как для украшения храмов, так и для помощи в случае несчастия; если вы сочтете возможною еще какую-нибудь помощь от нас, то мы вам окажем ее с тою же готовностью; римские отцы и народ доставят нам удовольствие, если все средства неаполитанцев будут считать своими, и притом если признают достойным принять дар, не столько важный и ценный по стоимости своей, сколько по настроению и готовности добровольно приносящих его». Послам выражена была благодарность за подарок и за усердие, а принята была чаша наименьшего веса.
33. В те же самые дни в Риме был схвачен карфагенский лазутчик, скрывавшийся в течение двух лет; ему отрубили обе руки и отпустили; и двадцать пять рабов были распяты на кресте за то, что составили заговор на Марсовом поле; донесшему дана была свобода и двадцать тысяч медных ассов; были отправлены послы и к Филиппу, царю македонскому, с требованием выдачи Деметрия Фарийского, который, потерпев поражение на войне, бежал к нему, а также отправлены были другие послы к лигурийцам, с требованием удовлетворения за то, что они оказали помощь Ганнибалу своими средствами и вспомогательными войсками; вместе с тем они должны были посмотреть на месте, что происходит в области боев и инсубров. Отправлены были послы также в Иллирию, к царю Пинею потребовать дани, срок уплаты которой прошел, или, если он пожелает отсрочки, то взять заложников. Несмотря на то что у римлян лежала на плечах такая страшная война, они до такой степени не упускали из виду заботу обо всех своих интересах на всей земле, даже в самых отдаленных уголках ее! Возникло также религиозное опасение по случаю того, что до сих пор еще не сдан был подряд на постройку храма Согласия, который обещал построить претор Луций Манлий по случаю военного бунта в Галлии два года тому назад; поэтому избранные для этой цели городским претором Марком Эмилием дуумвиры Гай Пупий и Кезон Квинкций Фламинин сдали подряд на постройку храма в Крепости.
