40. Ответная речь консула, конечно, была невесела, так как он сознавался, что слова диктатора скорее правдивы, чем удобоисполнимы. Для диктатора был невыносим начальник конницы
[765]; какая сила и какой авторитет будет у консула против беспокойного и безрассудного товарища? В первое консульство он избежал взрыва народного негодования, хотя и сильно пострадал от него; он желает во всем счастливого исхода; но если случится какое-нибудь несчастье, то он скорее готов подставить свою голову под стрелы врагов, чем отдать ее на голосование своих разгневанных сограждан.
После этой речи Павел, как передают, отправился в сопровождении первых из патрициев; консула плебея провожали преданные ему плебеи, толпа более внушительная, хотя и не было в ней достойных людей. По прибытии в лагерь новое войско смешано было со старым и сделано было два лагеря так, что новый, меньший, лагерь был ближе к Ганнибалу, а в старом находилась большая часть сил и притом весь цвет их. Затем из консулов предыдущего года Марка Атилия, ссылавшегося на свой преклонный возраст, новые консулы отправили в Рим, Гемина Сервилия назначили начальником над римским легионом и двумя тысячами союзной пехоты и конницы, находившимися в меньшем лагере.
Хотя Ганнибал видел, что силы врагов увеличены в полтора раза, однако он был чрезвычайно рад приходу консулов, ибо не только ничего не оставалось из провианта, который карфагеняне награбили на один день, но даже не оставалось места, откуда бы можно было грабить: весь хлеб, ввиду недостаточной безопасности усадеб, отовсюду был свезен в укрепленные города; так что провианта осталось у Ганнибала едва на десять дней, как узнали впоследствии; и вследствие недостатка провианта затевался переход испанцев на сторону римлян, если бы последние пожелали выждать удобного момента.
41. Но неосмотрительному и слишком торопливому по характеру консулу Варрону словно сама судьба потакала: мешая карфагенянам производить грабеж, римляне затеяли с ними беспорядочное сражение, начавшееся без подготовки и не по приказанию вождей, а скорее потому, что воины забежали вперед. Исход этой битвы был далеко не одинаков для пунийцев и для римлян: пунийцев было убито до 1700 человек, римлян и их союзников не более 100. Но консул Павел, которому в тот день принадлежало главное начальствование (они командовали поочередно), опасаясь осады, удержал победителей, врассыпную преследовавших неприятелей, хотя Варрон негодовал и громко заявлял, что враг выпущен из рук и что войну можно было окончить, если бы не впадать в бездеятельность. Ганнибал не особенно огорчался этой потерей; напротив того, он думал, что этим он дал как бы пищу неосмотрительности более пылкого консула и, главным образом, неопытным новобранцам. И все, что происходило у неприятелей, было ему так же хорошо известно, как его собственные дела: он знал, что командуют лица разных характеров и несогласные между собою, что почти две трети воинов в войске составляют новобранцы. Поэтому, признав место и время удобным для засады, Ганнибал в следующую ночь вывел воинов только с оружием, а лагерь оставил наполненным всякого рода имуществом, как общественным, так и частным; за ближайшими горами по левую сторону он спрятал выстроенных в боевой порядок пехотинцев, а на правую сторону всадников, обоз же перевел через лежащую посредине долину; это делается для того, чтобы застигнуть неприятеля врасплох в то время, когда он будет занят грабежом лагеря, как бы брошенного бежавшими карфагенянами. В лагере было оставлено много огней с целью уверить римлян, что обманчивым видом лагеря (так удалось ему провести в прошедшем году Фабия
[766]) он желал удержать консулов на месте и тем выиграть время, чтобы бежать подальше.
42. Лишь только рассвело, римлян удивило сначала отсутствие сторожевых постов, а потом, когда они стали подходить ближе, необыкновенная тишина. В точности уже удостоверившись, что лагерь пуст, к палаткам консулов стекаются воины и объявляют, что враги бежали с величайшей поспешностью, оставив в лагере палатки неснятыми и многочисленные костры, с целью еще более скрыть свое бегство. Затем поднялся крик, чтобы консулы приказали выносить вперед знамена и вели воинов преследовать врагов и немедленно грабить их лагерь. Один из консулов вел себя точно простой воин; а Павел все повторял, что необходимо быть осмотрительными и принять меры предосторожности; наконец, не имея другого средства удержать возмущение и его предводителя, он отправляет на разведку префекта Мария Статилия с луканским отрядом. Тот, подъехав к воротам, приказал всем воинам остаться вне укреплений, а сам с двумя всадниками перешел вал и, тщательно осмотрев все, объявил, что, во всяком случае, существует засада: костры оставлены в той части лагеря, которая обращена к врагам, палатки открыты и все дорогие вещи брошены на виду; в некоторых местах они видели серебро, небрежно раскиданное по дороге, как бы для приманки.
Что было объявлено с целью сдержать увлечение воинов, то только разожгло его. Поднялся крик, что если не дадут сигнала к нападению, то они пойдут без вождей. Однако вождь оказался тут как тут; Варрон тотчас подал сигнал к выступлению. Павел, который и по своему убеждению медлил, не получил благоприятного предзнаменования от кур и приказал объявить об этом товарищу в то время, когда тот уже выносил знамена за ворота. Хотя это сообщение раздосадовало Варрона, однако воспоминание о недавнем несчастии Фламиния и об известном морском поражении консула Клавдия в Первую Пуническую войну внушило ему религиозный страх. Почти сами боги скорее отсрочили в этот день, чем уничтожили грозившую римлянам гибель: случайно, когда воины не хотели повиноваться приказанию консула нести знамена назад в лагерь, два раба, один формийского, а другой сидицинского всадника, в консульство Сервилия и Атилия [217 г.] захваченные нумидийцами между фуражирами, в тот день убежали к своим господам. Когда их привели к консулам, они объявили, что все войско Ганнибала сидит в засаде за ближайшими горами. Благовременный приход этих людей вернул консулам их власть, после того как один из них под влиянием честолюбия допустил вредное потворство воинам и тем поколебал, прежде всего, свой же авторитет в их глазах.
43. Заметив, что римляне необдуманно пришли в возбужденное состояние, но не увлеклись до крайнего безрассудства, Ганнибал возвратился в лагерь, ничего не достигнув, так как его замысел был открыт. Там он не мог оставаться особенно долго вследствие недостатка в хлебе, и ежедневно возникали новые планы не только у воинов, набранных из смешения всех народностей, но даже и у самого вождя. Ибо, когда сначала возник ропот, а потом раздались громкие заявления воинов, требовавших заслуженного жалованья и сетовавших сначала на дороговизну пропитания, наконец, на голод, и стали носиться слухи, что наемники, преимущественно испанского племени, задумали перейти на сторону римлян, даже сам Ганнибал, говорят, иногда подумывал о бегстве в Галлию так, чтобы, оставив всю пехоту, прорваться с всадниками. Так как в лагере возникали такие планы и было такое настроение умов, то Ганнибал решил оттуда двинуться в более теплые места Апулии, где поэтому скорее созревает жатва; вместе с тем он имел в виду, что, чем далее он уйдет от врага, тем затруднительнее будет легкомысленным людям переходить на сторону римлян. Выступил Ганнибал ночью, оставив для вида костры и несколько палаток, чтобы подобно тому, как раньше, страхом засады удержать римлян; но, когда, произведя рекогносцировку во всех местах за лагерем и по ту сторону гор, тот же луканец Статилий донес, что отряд врагов виден вдали, тогда римляне начали обдумывать план преследования его.
