Оба консула оставались при тех же убеждениях, как и всегда раньше, но Варрону сочувствовали почти все, Павлу же никто, кроме Сервилия, консула предыдущего года, а потому по решению большинства, как бы гонимые роком, они отправились, чтобы прославить Канны поражением римлян. Вблизи этой деревни расположился лагерем Ганнибал, тылом к ветру волтурну
[767], который несет облака пыли по полям, иссушенным зноем. Такое расположение было весьма удобно, как для самого лагеря, так особенно оно должно было быть благодетельно, когда карфагеняне выстроятся в боевой порядок: сами они будут обращены к ветру спиною и будут сражаться с врагом, ослепленным несущейся пылью.
44. Разведав в достаточной степени пути, консулы преследовали Ганнибала и, как только дошли до Канн, укрепились двумя лагерями в виду неприятеля почти на одном и том же расстоянии один от другого, как и при Гереонии, разделив войска, как это делалось раньше. Река Авфид протекала у обоих лагерей, и в местах, наиболее удобных для каждого лагеря, к ней можно было подходить за водой, но не без боя; однако из меньшего лагеря, расположенного по ту сторону Авфида, римляне добывали воду беспрепятственнее, потому что на противоположном берегу реки не было ни одного вражеского поста. Получив надежду, что консулы дадут возможность сразиться на местах, предназначенных природой для конного сражения, в котором он был непобедим, Ганнибал выстраивает войско и, выпуская нумидийцев вперед, вызывает врага на бой. Тут в римском лагере опять начались беспорядки вследствие волнения среди воинов и разногласия консулов, так как Павел выставлял на вид Варрону опрометчивость Семпрония и Фламиния, а Варрон указывал Павлу на Фабия как на отменный пример для вождей трусливых и нерешительных и, призывая в свидетели богов и людей, отрицал даже малейшую долю виновности своей в том, что Ганнибал стал уже как будто хозяином Италии; он говорил, что его связывает товарищ, что у разгневанных и страстно желающих сразиться воинов отнимают мечи и оружие; а Павел заявлял, что если случится какое-нибудь несчастье с легионами, безрассудно и неосторожно выведенными на сражение и как бы изменнически преданными, то он слагает с себя всякую вину, но будет принимать участие в предприятии, каков бы ни был исход его; пусть, однако, Варрон позаботится, чтобы те, у кого так смел и безрассуден язык, обнаружили такую же силу руки в битве.
45. Пока консулы проводили время не столько в обсуждении планов действия, сколько в спорах, Ганнибал, продержав войско значительную часть дня в боевом порядке, повел все силы назад в лагерь, а нумидийцев послал на другую сторону реки, чтобы они напали на римлян, ходивших по воду из меньшего лагеря. Едва только нумидийцы вышли на берег, как криком и угрозами обратили в бегство эту нестройную толпу и подскакали к самому сторожевому посту, находившемуся перед валом, и почти к самым воротам. Римляне были возмущены, что уже их лагерю начинает угрожать нестройный вспомогательный отряд врагов; от немедленного перехода через реку и выступления в боевом порядке удержала римлян только одна та причина, что в тот день главная власть была в руках Павла. Поэтому на следующий день Варрон, которому был черед командовать, совсем не посоветовавшись с товарищем, дал сигнал и переправил через реку выстроенные в боевой порядок войска; Павел последовал за ним, потому что он мог только не одобрять его решение, но не мог оставить его без помощи. Переправившись через реку, они присоединяют к себе и те войска, которые были в меньшем лагере, и выстраиваются в боевой порядок следующим образом: на правом фланге – он был ближе к реке – помещают римских всадников, затем пехотинцев; левый фланг заняли на самом краю всадники союзников, ближе стояла пехота, примыкавшая в центре к римским легионам. Передовой отряд составляли метатели вместе с прочими легковооруженными вспомогательными войсками. Консулы начальствовали над флангами – Теренций левым, Эмилий правым; центр боевой линии был поручен команде Гемина Сервилия.
46. На рассвете, отправив вперед балеарцев и другие легковооруженные силы, Ганнибал переправился через реку, и по мере того, как воины переходили ее, он выстраивал их в боевой порядок; галльских и испанских всадников он поместил на левом фланге, близ берега против римской конницы, правый фланг был назначен нумидийским всадникам; центр составляла пехота, так что оба края его занимали африканцы, а между ними располагались галлы и испанцы. Африканцев можно было принять за римский отряд: так они были вооружены оружием, отнятым у римлян при Требии, но главным образом – при Тразименском озере. У галлов и испанцев щиты были почти одной и той же формы, мечи же различные и непохожие одни на другие, у галлов – весьма длинные и без острия на конце, у испанцев, привыкших скорее колоть, чем рубить при нападении на неприятеля, – короткие, а потому удобные, и остроконечные. Правда, и в других отношениях эти племена были страшны, как громадностью роста, так и всей своей наружностью: галлы были обнажены до пояса, а испанцы были одеты в затканные пурпуром полотняные туники замечательной белизны и блеска. Число всех пехотинцев, находившихся тогда в строю, было 40 000, всадников – 10 000. Флангами командовали полководцы: левым Газдрубал, правым Магарбал; центр строя удержал за собой сам Ганнибал с братом Магоном. Нарочно ли обе армии так были помещены или случайно так стояли, но солнце весьма кстати освещало ту и другую косыми лучами, так как римляне были обращены лицом к югу, пунийцы же к северу; ветер – обитатели той области называют его волтурном – дул против римлян и, неся массу пыли прямо в лицо им, лишал их возможности смотреть вперед.
47. Подняв воинский крик, выбежали вперед вспомогательные войска, и завязали сражение сначала легковооруженные; затем левый фланг, состоявший из галльских и испанских всадников, сошелся с правым римским флангом, причем бой вовсе не похож был на конное сражение, ибо всадникам проходилось сражаться лицом к лицу, так как с одной стороны их запирала река, а с другой стороны отряд пехоты, и не оставалось никакого пространства, чтобы делать обходные движения. Таким образом, движение происходило все в прямом направлении; когда же лошади были сбиты в кучу, то воины обхватывали друг друга и стаскивали с коней. Поэтому сражение стало уже большею частью пешим, однако оно было не столь продолжительно, как ожесточенно, и пораженная римская конница обратила тыл. Под конец конного сражения началась битва пехотинцев, сначала равная и по силам, и по храбрости, пока держались ряды испанцев и галлов; наконец, после продолжительных и многократных усилий римляне своим плотным строем, представлявшим косую линию, сломили выдававшуюся из остального строя неприятельскую фалангу, которая имела малое число рядов, а потому была весьма слаба. Затем, когда пораженные враги в страхе попятились назад, римляне стали наступать на них и, двигаясь через толпу беглецов, потерявших от ужаса голову, разом проникли сперва в середину строя, и, наконец, не встречая никакого сопротивления, добрались до стоявших сзади отрядов африканцев, которые первоначально выстроились несколько отступя на обеих сторонах центра, так как самый центр, занятый прежде галлами и испанцами, значительно выдавался вперед. Когда воины, составлявшие этот выступ, были обращены в бегство и таким образом линия фронта сперва выпрямилась, а затем, вследствие дальнейшего отступления, образовала в середине еще изгиб, то африканцы уже выдвинулись вперед по бокам и окружили флангами римлян, которые неосмотрительно неслись в центр врагов; вытягивая фланги далее, карфагеняне скоро заперли врагов и с тылу. С этого момента римляне, окончив бесполезно одно сражение и оставив галлов и испанцев, задние ряды которых они сильно били, начинают новую битву с африканцами, неравную не только потому, что окруженные сражались с окружавшими, но также и потому, что уставшие боролись со свежим и бодрым врагом.
