55. Преторы Публий Фурий Фил и Марк Помпоний созвали сенат в Гостилиеву курию
[771], чтобы посоветоваться относительно охраны города; ибо они не сомневались, что враг, уничтожив римские войска, приступит к осаде Рима, так как оставалось сделать только это одно дело. При этих несчастиях, настолько же страшных, насколько и не выясненных, не знали даже, на что решиться; крик плачущих женщин заглушал голоса сенаторов, и, несмотря на неизвестность, почти по всем домам оплакивали вместе и живых, и умерших; тогда Квинт Фабий Максим высказал мнение, что необходимо отправить по Аппиевой и Латинской дороге легковооруженных всадников, чтобы расспросить встречных – несомненно, везде найдутся некоторые спасшиеся бегством, – и донести, какова участь консулов и их войск, и если бессмертные боги, сжалившись над государством, спасли какой-нибудь остаток того, что носит римское имя, то где находится это войско; куда удалился Ганнибал после сражения, к чему готовится, что делает и что намерен предпринять? Расследовать и разузнать это надо через энергичных молодых людей, а так как должностных лиц мало, то самим отцам следует позаботиться о том, чтобы успокоить страх и смятение в городе, запретить матронам являться в общественные места и заставить каждую из них сидеть у себя дома, прекратить оплакивание родственников, водворить в городе спокойствие, позаботиться о том, чтобы вестники с разными сообщениями были препровождаемы к преторам, а жители, каждый у себя дома, ожидали уведомления о постигшей их родных участи; кроме того, расположить у ворот стражу, которая не позволяла бы никому выходить из города и внушала бы жителям, что надеяться на спасение можно только в том случае, если город и его стены будут целы. С прекращением смятения отцов следует снова собрать в курию и совещаться об охране города.
56. Когда все, не ожидая опроса мнений, стали на сторону этого предложения и, по удалении с форума должностными лицами народа, отцы разошлись в разные стороны успокаивать волнение, тогда только было получено письмо от консула Гая Теренция с сообщением, что консул Луций Эмилий убит и его войско истреблено; что он, Теренций, находится в Канузии и собирает остатки войска после такого страшного поражения, как будто после кораблекрушения; у него около 10 000 воинов, но они не распределены ни по родам оружия, ни по частям. Пуниец сидит около Канн, занимаясь оценкой пленных и прочей добычи и ведя торг, несообразный ни с духом победителя, ни с обычаями великого полководца. Тогда распространились известия и о потерях, понесенных отдельными семьями, и печаль овладела всем городом до такой степени, что ежегодное празднество Цереры не состоялось, потому что тем, которые находились в трауре, запрещено было совершать его, а в ту печальную пору не было ни одной матроны, которая не была бы поражена тяжким горем. Поэтому, чтобы и другие празднества, общественные или частные, не были отменены, сенатским постановлением траур был ограничен тридцатью днями.
Впрочем, когда, после прекращения смятений в городе, отцы были снова призваны в курию, было получено еще другое письмо из Сицилии от пропретора Тита Отацилия с извещением, что пунийский флот опустошает царство Гиерона; когда же он хотел, согласно просьбе Гиерона, оказать ему помощь, то получил сообщение, что готовый и снаряженный другой карфагенский флот стоит у Эгатских островов с целью напасть немедленно на Лилибей и другую римскую провинцию, как только станет известно, что он отправился защищать сиракузский берег; поэтому является необходимость во флоте, если сенаторы желают защищать союзного царя и Сицилию.
57. По прочтении писем консула и претора сенаторы решили претора Марка Клавдия, который начальствовал над флотом, стоявшим у Остии, отправить к войску в Канузий, а консулу написать, чтобы он, сдав войско претору, как можно скорее, насколько это позволят интересы государства, явился в Рим. Кроме таких страшных поражений граждане были напуганы еще как другими знамениями, так и тем, что в том году две весталки, Опимия и Флорония, были уличены в прелюбодеянии, и одна из них, по обычаю, была казнена зарытием в землю у Коллинских ворот, а другая сама наложила на себя руки. Луция Кантилия, секретаря понтифика, которых теперь называют младшими понтификами, совершившего прелюбодеяние с Флоронией, верховный понтифик наказывал на Комиции розгами до тех пор, пока он под ударами не испустил дух. Так как это безбожное дело среди стольких бедствий, по обыкновению, было признано знамением, то децемвиры получили приказание справиться с Книгами, и Квинт Фабий Пиктор был отправлен в Дельфы спросить у оракула, какими молитвами и жертвами римляне могут умилостивить богов и какой будет конец таких великих несчастий. Между тем по указанию Книг было совершено несколько чрезвычайных жертвоприношений, в том числе на Бычьем рынке, на месте, выложенном камнем и ранее уже обагренном кровью человеческих жертв (этого рода священнодействие вовсе не согласно с римскими обычаями), живыми были зарыты галл, галльская женщина, грек и гречанка.
Когда боги, казалось, были достаточно умилостивлены, Марк Клавдий Марцелл посылает из Остии в Рим для защиты города 1500 воинов, набранных им для флота; а сам, отправив наперед флотский легион – то был третий легион – с военными трибунами в Теан Сидицинский и передав флот своему сотоварищу Публию Фурию Филу, спустя немного дней ускоренным маршем направляется в Канузий.
Затем, с утверждения отцов, был избран диктатором Марк Юний
[772], а начальником конницы Тиберий Семпроний; объявив набор, они записывают в войско молодых людей с семнадцатилетнего возраста, а некоторых даже носивших еще претексту
[773]. Из них составилось четыре легиона и отряд всадников в тысячу человек. Также отправили к союзникам и латинам, чтобы принять от них воинов, согласно спискам лиц, способных носить оружие. Издают приказ приготовить оружие и все прочее, снимают с храмов и портиков древние трофеи, отнятые у врагов. Недостаток свободных граждан и необходимость заставили произвести небывалый набор иного рода: вооружили 8000 сильных юношей из рабов, прежде спросив каждого в отдельности, желает ли он поступить в военную службу, и выкупив их на общественный счет. Этого рода воинам оказано было предпочтение, хотя представлялась возможность выкупить пленных за более дешевую цену.
58. Ибо Ганнибал, после такого счастливого сражения при Каннах, был занят более заботами, приличествующими победителю, чем ведущему войну: когда были приведены пленные и разделены, он обратился к союзникам с благосклонной речью и отпустил их без выкупа, как сделал это раньше при Требии и при Тразименском озере; римлян он также призвал и, чего раньше никогда не бывало, обратился к ним с кроткой речью: у него-де с римлянами война не ради избиения римских граждан, но он состязается из-за чести и власти: предки его уступили римской доблести, а он стремится к тому, чтобы римляне в свою очередь уступили его счастью и доблести; поэтому он предоставляет пленным возможность выкупить себя: за всадника плата будет по 500 динариев, за пехотинца – по 300, а за раба – по 100. Хотя к плате за всадников была сделана значительная прибавка против той цены, на какой они условились сдаваясь, однако они с радостью приняли какое бы ни было условие мира. Путем голосования они решили избрать десять человек, чтобы отправить их в Рим в сенат, и Ганнибал не взял никакого другого залога, кроме клятвенного обещания возвратиться. С ними отправлен был знатный карфагенянин Карфалон с тем, чтобы он, если случайно у римлян обнаружится склонность к миру, предложил мирные условия. Когда они вышли из лагеря, то один из них, человек вовсе не римского склада ума, под предлогом, будто он что-то забыл в лагере, возвратился туда с целью освободиться от клятвы и до наступления ночи догнал своих спутников. Когда в Риме стало известно, что они идут, навстречу Карфалону был послан ликтор объявить ему от имени диктатора, чтобы он до наступления ночи удалился из римских пределов.
