И в Риме консулы, окончив все дела в городе, стали уже готовиться к войне. Тиберий Семпроний назначил воинам день сбора в Синуэссе, а Квинт Фабий, спросив предварительно мнение сената, приказал всем собрать хлеб с полей и до июня свезти в укрепленные города, а кто этого не сделает, тому грозил опустошить его землю, продать рабов с публичного торга и сжечь дома. Даже преторы, которые избраны были творить суд, не были освобождены от участия в войне
[806]: претора Валерия сенат решил отправить в Апулию, чтобы принять войско от Теренция; легионы, которые должны были прибыть из Сицилии, употребить главным образом для защиты этой страны, войско же Теренция отправить с каким-нибудь легатом в Тарент. Марку Валерию дано было также 25 кораблей, чтобы он мог защищать морской берег между Брундизием и Тарентом. Такое же число кораблей назначено было городскому претору Квинту Фульвию для защиты берега вблизи города. Проконсулу Гаю Теренцию поручено было произвести набор в Пиценской области и защищать эту страну. Тит Отацилий Красс, освятив храм Ума на Капитолии, с полномочиями главнокомандующего отправлен был в Сицилию начальствовать над флотом.
33. Эта борьба двух могущественнейших в мире народов обратила на себя внимание всех царей и племен, и между прочим македонского царя Филиппа, главным образом потому, что он находился весьма близко от Италии, от которой отделяло его только Ионийское море. Узнав по слухам о переходе Ганнибала через Альпы, он, хотя и радовался войне, вспыхнувшей между римлянами и пунийцами, но колебался, какому народу предпочтительно желать победы, так как боевые силы их еще не выяснились. После третьего сражения, когда победа в третий раз осталась за пунийцами, он склонился на сторону того народа, которому покровительствовало счастье, и отправил к Ганнибалу послов. Последние, минуя гавани Брундизия и Тарента, охраняемые римскими сторожевыми кораблями, высадились у храма Юноны Лацинийской
[807]. Отсюда они направились по Апулии в Капую, но на пути наткнулись на римский сторожевой пост и были отведены к претору Валерию Левину, стоявшему лагерем в окрестностях Луцерии. Тут Ксенофан, бывший во главе посольства, бесстрашно заявил, что он послан царем Филиппом заключить с римским народом дружественный союз и имеет на это поручение к консулам, сенату и римскому народу. Ввиду отпадения старых союзников, претор очень обрадовался новому союзу с таким знаменитым царем, принял врагов ласково, как гостей, и дал им проводников, чтобы указать точную дорогу, объяснить, какие места и горы заняты римлянами и какие карфагенянами. Ксенофан прошел среди римских гарнизонов в Кампанию, а оттуда ближайшим путем в лагерь Ганнибала, с которым заключил дружественный союз на следующих условиях: царь Филипп должен переправиться с как можно большим флотом (предполагали, что он может выставить 200 кораблей) в Италию, опустошать побережье и вообще по мере возможности вести войну на суше и на море; по окончании войны вся Италия с самым городом Римом должна остаться за карфагенянами и Ганнибалом, вся добыча должна достаться Ганнибалу; после покорения Италии обе армии должны переправиться в Грецию и вести войну с теми, с кем угодно будет царю, причем государства, находящиеся на материке, и острова, прилегающие к Македонии, должны остаться за Филиппом и его царством.
34. На таких приблизительно условиях заключили союзный договор пунийский вождь и македонские послы; с последними отправлены были послы – Гисгон, Бостар и Магон, чтобы услышать от самого царя клятвенное подтверждение союза, и прибыли к тому же храму Юноны Лацинийской, где на рейде скрыт был македонский корабль. Когда они отчалили оттуда и уже плыли по открытому морю, то их заметили с римского флота, оберегавшего берега Калабрии. Валерий Флакк послал легкие суда преследовать неприятельский корабль и вернуть его. Царские послы сначала попытались бежать, но, заметив, что уступают римлянам в быстроте, сдались им и были приведены к начальнику флота. На вопрос его, кто они, откуда и куда держат путь, Ксенофан сперва прибег к обману, который уже однажды удался ему: он заявил, что послан царем Филиппом к римлянам и прибыл к Марку Валерию, путь к которому единственно был безопасен; пройти же через Кампанию он не мог, так как она занята неприятельскими гарнизонами. Но пунийская одежда и вид возбудили подозрение против послов Ганнибала, а речь их, когда они отвечали на предложенные вопросы, выдала их; поэтому их спутников подвергли допросу поодиночке и припугнули, а тогда найдено было и письмо Ганнибала к Филиппу, и договор македонского царя с пунийским вождем. После этого римляне сочли за лучшее как можно скорее препроводить пленных вместе с их слугами в Рим к сенату или консулам, где бы последние ни находились. Для этой цели выбраны были пять самых быстроходных кораблей и отправлены под начальством Луция Валерия Антиата, которому было поручено разместить послов поодиночке под караулом на всех пяти кораблях и не допускать их переговариваться друг с другом и делиться своими планами.
В то же время возвратился из провинции Сардинии Авл Корнелий Маммула и доложил в Риме о положении дел на острове: все-де только и думают о войне и отпадении; заместивший его Квинт Муций тотчас по прибытии вследствие нездорового воздуха и дурной воды заболел не столько опасной, сколько продолжительной болезнью и долго не будет годен для исполнения военных обязанностей; находящееся там войско, вполне достаточное для защиты умиротворенной провинции, никоим образом не достаточно для войны, которая должна вспыхнуть. Поэтому отцы приказали Квинту Фульвию Флакку набрать 5000 пехотинцев и 400 всадников, распорядиться переправить этот отряд при первой возможности в Сардинию и послать туда, с полномочиями главнокомандующего, вождя по его собственному выбору, который бы принял на себя дела до выздоровления Муция. С этой целью командирован был Тит Манлий Торкват, бывший два раза консулом и цензором и покоривший в свое консульство сардов. Почти в то же время отправлен был флот из Карфагена в Сардинию под начальством Газдрубала, по прозвищу Плешивый; но страшная буря разразилась над кораблями и прибила их к Балеарским островам; так как были повреждены не только снасти, но и кили, то корабли были вытащены на землю, и прошло немало времени, пока их починили.
35. После сражения при Каннах война в Италии шла вяло, так как одна сторона ослабела, а другая изнежилась, и вследствие этого кампанцы решились без помощи карфагенян подчинить себе куманскую общину. Сначала они подстрекали ее к отпадению от римлян, но, не успев в этом, придумали хитрость, чтобы уловить их. Все кампанцы приносили ежегодно жертвы в Гамах
[808]. Они дали знать куманцам, что туда прибудет кампанский сенат, и просили прибыть также и куманский сенат для совместного совещания, чтобы тот и другой народ имел одних и тех же союзников и врагов; при этом они обещали поставить там вооруженную стражу во избежание опасности со стороны римлян или пунийцев. Хотя куманцы и подозревали здесь обман, однако просьбы не отклонили, думая этим скрыть свой собственный хитрый замысел. Между тем римский консул Тиберий Семпроний произвел смотр войск в Синуэссе, где он назначил ему день сбора, переправился через реку Волтурн и разбил лагерь вблизи Литерна. Так как в лагере у него было много свободного времени, то он заставлял войско часто упражняться, чтобы новобранцы – большею частью добровольцы из бывших рабов – привыкли следовать за знаменами и находить в строю свои места. При этом сам вождь особенно заботился и в этом смысле дал указание легатам и трибунам, чтобы никому из воинов не ставилось в упрек его прошлое и чтобы это не вносило раздора в ряды войска: старый воин должен быть совершенно равен новобранцу, свободный – бывшему рабу-добровольцу; довольно почтенными и благородными должны считаться все те, которым римский народ доверил свое оружие и знамена; обстоятельства, принудившие его прибегнуть к такой мере, заставляют поддерживать ее. Эти указания соблюдались вождями и воинами со всею точностью, и в короткое время такое единодушие соединило всех, что почти забыли, из какого сословия вышел каждый воин. В то время как Гракх занят был этим делом, куманские послы уведомили его, какое посольство приходило к ним несколько дней тому назад от кампанцев и что они ему ответили: через три дня, говорили они, будет этот праздник, и на нем будет не только весь сенат, но и лагерь и войско кампанское. Гракх приказал куманцам свезти все с полей в город и оставаться внутри стен, а сам накануне торжественного жертвоприношения у кампанцев двинулся в Кумы. Гамы отстоят оттуда на три тысячи шагов. Уже кампанцы собрались туда по условию в большом числе, и недалеко оттуда в скрытом месте стоял лагерем с 14 000 вооруженным отрядом Марий Алфий, медикс тутикус (так называется у кампанцев высший начальник). Он был занят гораздо более приготовлением жертвоприношения и организацией коварного плана, который ему предстояло выполнить во время жертвоприношения, чем укреплением лагеря или принятием каких-нибудь военных мер. Жертвоприношения у Гам продолжались три дня. Торжество происходило ночью, но кончалось до полуночи. Гракх, думая воспользоваться этим временем для засады, поставил у ворот стражу, чтобы никто не мог выдать его намерение, велел всем воинам до десятого часа дня подкрепиться пищей и сном, чтобы в начале сумерек они могли собраться по данному сигналу; около первой стражи он приказал поднять знамена и выступил, соблюдая полную тишину. К Гамам он прибыл около полуночи и напал одновременно на все ворота кампанского лагеря, остававшегося вследствие всенощного бдения не защищенным: одних кампанцев он убил в то время, как они спали, а других – когда они без оружия возвращались после жертвоприношения. При этой ночной тревоге убито было более 2000 человек вместе с самим вождем их Марием Алфием, взято в плен <…> тысяч человек, захвачено 34 знамени.
