В окрестностях Капуи оба консула также начали войну, после того как Фабий окончил наконец умилостивительное жертвоприношение по случаю знамений и перешел Волтурн. Он взял штурмом города Комбультерию, Требулу и Австикулу, которые отпали к пунийцам. Вместе с тем взяты были в плен гарнизоны Ганнибала и много кампанцев. В Ноле, как и в прошлом году, сенат держал сторону римлян, плебеи – сторону Ганнибала; тайно составлялись планы избиения знати и передачи города. Чтобы помешать выполнению таких замыслов, Фабий прошел между Капуей и лагерем Ганнибала на Тифатской горе и расположился выше Свессулы в Клавдиевом лагере; оттуда он послал для защиты Нолы пропретора Марка Марцелла с бывшими у него войсками.
40. И в Сардинии Тит Манлий начал войну, которая была прервана, после того как претор Квинт Муций впал в тяжкую болезнь. Манлий велел вытащить военные корабли на берег у Карал, вооружил моряков, чтобы вести войну на суше, и, приняв войско от претора, собрал всего 22 000 пехотинцев и 1200 всадников. С этим пешим и конным войском он отправился в неприятельскую страну и расположился лагерем вблизи лагеря Гампсикоры. Последний отправился как раз в это время к пеллитским сардам
[812], чтобы вооружить молодых воинов и ими усилить свое войско; начальником лагеря был его сын, по имени Гостий. Как человек молодой и неустрашимый, он необдуманно завязал сражение и был разбит и обращен в бегство. Около 3000 сардов пало в этом сражении и около 800 взято было в плен. Остальное войско сначала в бегстве рассеялось по полям и лесам, а затем собралось в главный город этой страны Корн, куда, по слухам, бежал вождь. Этим сражением и окончилась бы война в Сардинии, если бы вовремя не прибыл под начальством Газдрубала пунийский флот, отброшенный бурей к Балеарским островам, и не подал надежды на возможность возобновить войну. Манлий, услышав о прибытии пунийского флота, возвратился в Каралы, что дало возможность Гампсикоре соединиться с пунийцами. Газдрубал высадил свое войско, а флот отослал обратно в Карфаген. В сопровождении Гампсикоры он отправился опустошать страну союзного с римлянами народа и прибыл бы в Каралы, если бы Манлий не выступил против него со своим войском и не помешал ему произвести опустошение на обширном пространстве. Сначала оба лагеря расположились один против другого на небольшом расстоянии, затем воины стали выбегать вперед, и начались легкие стычки с переменным счастьем; наконец, дело дошло до сражения: оба войска выступили одно против другого и вели правильное сражение в продолжение четырех часов. Хотя сарды обыкновенно скоро уступали, но пунийцы долгое время делали сражение нерешительным; наконец и они были разбиты, находясь под влиянием окружавшего их поражения и бегства сардов. Во время их бегства римляне окружили и задержали их тем флангом, которым разбили сардов. Тут произошла скорее резня, чем сражение: 12 000 сардов и пунийцев было убито, почти 3700 взято в плен и захвачено 27 знамен.
41. Особенно блистательно и достопамятно было это сражение потому, что взяты были в плен главнокомандующий Газдрубал и два знаменитых карфагенянина, Ганнон и Магон: первый происходил из рода Барки и был в близком родстве с Ганнибалом, второй был виновником восстания в Сардинии и, без сомнения, зачинщиком этой войны. Но немало блеска придала этой победе и гибель сардинских вождей: сын Гампсикоры Гостий пал в бою, а сам Гампсикора, бежавший с немногими всадниками, когда услыхал, помимо неудачного исхода сражения, еще о смерти сына, лишил себя жизни ночью, чтобы кто-нибудь своим приходом не помешал ему исполнить свое намерение. Прочие вожди спаслись бегством, как и прежде, в город Корн. Манлий напал на этот город со своим победоносным войском и взял его в несколько дней. Затем сдались и другие общины, отпавшие к Гампсикоре и пунийцам, и представили заложников. Приказав каждой из них, сообразно со средствами и виной, уплатить дань и доставить хлеб, он отвел войско в Каралы. Спустив военные корабли и посадив на них приведенных с собою воинов, Манлий направился в Рим, где сообщил отцам о покорении Сардинии и передал квесторам дань, эдилам хлеб, а претору Квинту Фульвию пленных.
В то же самое время претор Тит Отацилий переправился с флотом из Лилибея в Африку и опустошил Карфагенскую область. Направляясь оттуда в Сардинию, ввиду слуха, что Газдрубал переплыл недавно туда от Балеарских островов, он встретил возвращавшийся в Африку флот и в незначительном сражении в открытом море захватил семь кораблей с моряками. Прочие корабли вследствие страха, точно вследствие бури, рассеялись в разные стороны.
Почти в то же время прибыл в Локры Бомилькар с воинами, посланными из Карфагена для прикрепления, со слонами и съестными припасами. Чтобы напасть на него врасплох, Аппий Клавдий быстро перевел войско в Мессану, под предлогом объезда провинции, и, благодаря попутному ветру и течению, прибыл в Локры. Но Бомилькар уже успел уйти в Бруттий к Ганнону, и локрийцы заперли перед римлянами ворота. Аппий, не сделав ничего, несмотря на большие усилия, вернулся в Мессану.
В то же лето Марцелл из Нолы, где он стоял с гарнизоном, делал частые нападения на земли гирпинов и самнитов и так опустошил их огнем и мечом, что напомнил самнитам о прежних поражениях.
42. Поэтому немедленно были отправлены к Ганнибалу одновременно от обоих народов послы, которые обратились к нему со следующею речью: «Ганнибал! Мы одни были врагами римского народа, пока могли защищаться своим оружием и своими силами. Затем, потеряв надежду на них, мы присоединились к царю Пирру, но, покинутые им, вынуждены были заключить с римлянами мир и соблюдали его почти пятьдесят лет, до твоего прибытия в Италию. Столько же своей доблестью и счастьем, сколько своим ласковым обхождением и добротою к нашим пленным гражданам, которых ты вернул нам, ты так расположил нас к себе, что, пока ты, наш друг, жив и здоров, мы не боялись не только римлян, но даже, если не грешно так выразиться, гнева богов. Но, поистине, когда ты не только полон сил и победитель, но и близок к нам и мог бы почти слышать плач наших жен и детей и видеть пламя наших домов, мы в это лето подверглись несколько раз таким разорениям, что победителем при Каннах можно считать Марка Марцелла, а не Ганнибала, и римляне с торжеством высказываются, что у тебя хватает сил только для одного удара, а затем, точно потеряв жало, ты теряешь мощь. В течение ста лет
[813] воевали мы с римским народом без помощи постороннего вождя или войска, если не считать того, что, в продолжение двух лет, Пирр не столько защищал нас своими силами, сколько подкреплял свои силы нашими воинами. Я не буду хвастаться нашими удачами, как мы провели под ярмом двух консулов и два консульские войска
[814], и вообще теми радостными и славными делами, которые выпали на нашу долю. О тогдашних несчастиях и невзгодах мы можем говорить с меньшим негодованием, чем о нынешних. Великие диктаторы со своими начальниками конницы, по два консула с двумя консульскими армиями вступали в нашу страну; после предварительной рекогносцировки, разместив резервные войска, под знаменами шли они производить опустошения; теперь же мы являемся добычей одного пропретора и небольшого гарнизона, назначенного для защиты Нолы; уже и не манипулами, а как разбойники, рыскают они по всей нашей стране беспечнее, чем если бы они бродили по римской земле. Вызывается же это тем, что ты не защищаешь нас, а наша молодежь, которая защитила бы нас, если бы была дома, вся служит под твоими знаменами. Я не знал бы ни тебя, ни твоего войска, если бы не думал, что ты, разбивший и истребивший столько римских войск, легко можешь раздавить рассеявшихся разорителей наших, которые беспорядочно бродят повсюду, куда только манит их, хотя бы тщетная, надежда на добычу. Они станут добычей немногих нумидийцев, и ты одновременно освободишь от римского гарнизона нас и ноланцев, если только, признав нас заслуживающими быть твоими союзниками и приняв нас под свое покровительство, ты сочтешь нас достойными защиты».
