43. На это Ганнибал ответил, что гирпины и самниты все делают зараз – объявляют о своих поражениях, и просят помощи, и жалуются на то, что оставлены без защиты и в пренебрежении. А между тем сначала им бы следовало сделать заявление, затем просить помощи и, наконец, только в случае безуспешности просьбы, жаловаться, что напрасно умоляли о защите. Войско свое он не поведет в область гирпинов и самнитов, чтобы, подобно римлянам, тоже не быть им в тягость, но поведет его в места соседние, к союзникам римского народа; разоряя их, он обогатит своих воинов и, наводя таким образом страх, удержит врагов вдали от них. Что касается войны с римлянами, то, если сражение при Тразименском озере было славнее сражения при Требии, а сражение при Каннах славнее сражения при Тразименском озере, то и это последнее он затмит большей и славнейшей победой.
Дав такой ответ послам, Ганнибал богато наградил их и отпустил, а сам, оставив небольшой отряд на Тифатах, двинулся по направлению к Ноле. Туда же прибыл из области бруттийцев Ганнон с дополнительным войском и слонами, присланными из Карфагена. Став невдалеке лагерем, он произвел точную рекогносцировку и убедился, что все обстоит совсем не так, как он слышал от послов союзников: Марцелл не предпринимал ничего такого, чтобы о нем можно было сказать, будто он полагается на счастье или необдуманно доверяется врагу: он выходил на добычу после предварительной рекогносцировки, под крепким прикрытием, обезопасив себе обратный путь и приняв все меры предосторожности, точно Ганнибал был вблизи. Заметив приближение неприятеля, он задержал войско в стенах города, а ноланским сенаторам приказал ходить по стенам и наблюдать кругом за всем, что делается у неприятелей, – Ганнон подошел к стене, пригласил Геренния Басса и Герия Петтия для переговоров и, когда они вышли с разрешения Марцелла, обратился к ним через переводчика. Он возвеличивал доблесть и счастье Ганнибала и вместе с тем унижал могущество и достоинство римского народа, как погибающее. «Если бы эти качества, – говорил он, – были, как некогда, одинаковы у карфагенян и римлян, то все-таки вам, как по опыту знающим, насколько тяжка римская власть для союзников и насколько велика снисходительность Ганнибала даже по отношению ко всем пленным италийского происхождения, следует предпочесть дружественный союз с пунийцами союзу с римлянами. Если бы оба консула со своими армиями находились при Ноле, то все-таки они не могли бы сравняться силами с Ганнибалом, как то было и при Каннах; тем более не в состоянии защитить Нолу один претор с небольшим числом воинов, притом еще новобранцев. Более в наших интересах, чем в интересах Ганнибала, возьмет ли он Нолу приступом, или она будет сдана ему; ибо он во всяком случае овладеет ею, как овладел Нуцерией и Капуей, а разницу в судьбе Капуи и Нуцерии вы сами знаете, живя почти посередине между этими городами. Какая участь постигнет взятый город, я не желаю вам предсказывать, но готов скорее обещать, что если вы выдадите Марцелла с гарнизоном и город, то никто другой, кроме вас самих, не продиктует вам условий дружественного союза с Ганнибалом».
44. На это Геренний Басс ответил, что уже много лет существует дружба между римлянами и ноланцами, и до сих пор обе стороны довольны ей: что если бы с переменою счастья следовало переменить верность, то теперь это уже поздно; если бы они намерены были сдаться Ганнибалу, то разве следовало призывать римский гарнизон? С теми, которые пришли к ним на помощь, у них все общее и будет общим до конца.
Такие переговоры лишили Ганнибала надежды занять Нолу посредством измены. Поэтому он окружил город сплошной цепью воинов, чтобы напасть одновременно со всех сторон на укрепления. Марцелл, заметив, что неприятель подошел к стенам, выстроил войско перед воротами в городе и с большим шумом сделал вылазку. При первом натиске несколько карфагенских воинов было застигнуто врасплох и убито, затем, когда все сбежались к месту сражения и силы сравнялись, начался горячий бой. Битва эта была бы весьма знаменательна, если бы сражающихся не разогнал проливной дождь со страшной бурей. В тот день после незначительного сражения, разгорячившего воинов, римляне вернулись в город, а пунийцы в лагерь; во время первой вылазки пунийцев пало не более 30, римлян – 50. Дождь шел непрерывно всю ночь до третьего часа следующего дня. Поэтому, хотя обе стороны жаждали сразиться, однако этот день держались в укреплениях. На третий день Ганнибал выслал часть войска в окрестности Нолы для грабежа. Как только Марцелл заметил это, то тотчас же вывел войско, и Ганнибал не уклонился от боя. Между городом и лагерем было приблизительно тысяча шагов; на этом пространстве – кругом Нолы все место ровное – они дали сражение. Поднявшийся с обеих сторон крик вернул к начавшемуся уже сражению ближайших воинов из тех когорт, которые отправились в поля для грабежа. Ноланцы усилили римские ряды; Марцелл ободрил их и приказал им оставаться в резерве, уносить раненых с поля битвы и не вступать в бой, пока он не даст им сигнала.
45. Сражение было нерешительно: вожди усердно ободряли воинов, а воины сражались изо всех сил. Марцелл приказывал наступать на побежденных им три дня тому назад, прогнанных несколько дней тому назад от Кум, отбитых в прошлом году с другим войском от Нолы. Не все-де неприятели участвуют в сражении; они разбрелись по полям для грабежа, а те, которые сражаются, обессилели от кампанской роскоши: их доконало вино, развратные женщины и, вообще, распутный образ жизни в течение целой зимы. Исчезла та сила и выносливость, рушилась крепость тела и духа, благодаря которой они перешли пиренейские и альпийские вершины. Теперь сражаются только остатки прежних воинов, которые с трудом могут держать оружие и поддерживать свои члены. Капуя обратилась для Ганнибала в Канны: там погибли военная доблесть, дисциплина, слава прошлого времени и надежды на будущее. В то время как Марцелл, так порицая неприятелей, ободрял своих воинов, Ганнибал бранил своих еще сильнее, говоря, что узнает оружие и знамена, которые видел при Требии, Тразименском озере и, наконец, при Каннах, но войско привел на зимние квартиры в Капую совсем не такое, каким выводил оттуда. «Неужели, – говорил он воинам, – вы при большом напряжении сил с трудом выдерживаете бой с римским легатом, с одним легионом и одним конным отрядом, тогда как прежде против вас никогда не могли устоять два консульских войска. Неужели Марцелл со своими новобранцами и ноланскими резервами уже во второй раз безнаказанно вызывает нас на бой? Где тот мой воин, который стащил консула Гая Фламиния с коня и снес ему голову? Где тот, который убил Луция Павла при Каннах? Или мечи теперь тупы? Онемели руки? Или с вами случилось какое другое чудо? Вы, которые обыкновенно в небольшом числе побеждали большое число, теперь, будучи в большем числе, с трудом можете выдерживать натиск меньшего войска. Храбрые на словах, вы хвалились, что завоюете Рим, если вас кто поведет туда; а вот дело менее трудное: здесь я хочу испытать вашу силу и храбрость. Завоюйте Нолу, город, лежащий в равнине, не огражденный ни рекою, ни морем. Отсюда, когда вы нагрузите себя добычей и трофеями такого богатого города, я вас поведу или последую за вами туда, куда вы пожелаете».
46. Ни добрые, ни едкие слова не содействовали оживлению бодрости духа. Так как карфагенян теснили со всех сторон, а у римлян мужество росло, благодаря не только ободрению вождя, но и тому, что ноланцы своим криком, выражая расположение, воспламенили пыл к бою, то пунийцы обратились в бегство и были загнаны в лагерь. Римское войско желало взять лагерь штурмом, но Марцелл отвел его обратно в Нолу к великой радости и торжеству даже плебеев, которые ранее склонялись больше на сторону пунийцев. В этот день убито было неприятелей более 5000, 600 живыми взято в плен, захвачено 19 знамен и два слона, а четыре убито в сражении; римлян убито менее 1000. Следующий день при перемирии, установившемся само собой, оба войска провели в погребении павших в сражении. Неприятельские доспехи Марцелл сжег, как жертву Вулкану. На третий день после этого – вследствие ли некоторого недовольства или надежды на более выгодную службу – 272 нумидийских и испанских всадника перебежали к Марцеллу. Римляне часто пользовались в этой войне их отважной и верной помощью. После войны за храбрость испанцы получили землю в Испании, а нумидийцы в Африке.
