22. На рассвете все сиракузцы, вооруженные и невооруженные, собрались в Ахрадину к курии. Здесь, стоя пред алтарем Согласия, находившимся в этом месте, один из старейшин, по имени Полиэн, сказал народу речь в духе свободы и умеренности: сиракузцы, испытавшие на себе ужас и низость рабства, раздражены против знакомого им зла, но о бедствиях, какие влекут за собою гражданские раздоры, они больше слышали от своих отцов, чем испытали сами. Похвально, что граждане с готовностью взялись за оружие, но они заслужат еще большей похвалы, если употребят его в дело только в случае крайней необходимости. В настоящее время следует отправить послов к Адранодору и предложить ему – подчиниться сенату и народу, отворить ворота Острова и сдать укрепления. Если он, под предлогом, что защищает царство другого, сам хочет сделаться царем, то, по мнению его же, Полиэна, следует отстаивать свободу от Адранодора еще упорнее, чем от Гиеронима. После этой речи отправлены были послы к Адранодору.
Затем началось заседание сената, который, как в царствование Гиерона, оставался общественным советом, но который после его смерти до этого дня ни разу не созывали и ни о чем не спрашивали. Когда послы прибыли к Адранодору, то на него, конечно, произвело впечатление единогласное желание граждан, равно как и занятие других частей города и особенно измена и отпадение укрепленнейшей части Острова. Но жена Адранодора Дамарата, дочь Гиерона, еще полная царской гордыни и женского тщеславия, отозвала мужа от послов и напомнила ему слова, часто произносимые тираном Дионисием: «Власть дóлжно оставить тогда, когда потащат за ноги, а не тогда, когда сидишь на коне». В любое мгновение легко отказаться от обладания великим счастьем, но приобрести и добиться его трудно и тяжело. Она советовала выпросить у послов срок на размышление и этим временем воспользоваться для того, чтобы призвать леонтинских воинов; если пообещать им денег из царской казны, то все будет в его власти. Адранодор вполне не отверг женского совета, но и не сразу принял его: полагал, что более верный путь добиться в будущем могущества – сделать в настоящее время уступку обстоятельствам. Поэтому он приказал послам объявить, что подчинится сенату и народу.
На следующий день на рассвете Адранодор велел открыть ворота Острова и явился на площадь Ахрадины. Там он стал у алтаря Согласия, с которого накануне держал речь Полиэн, и начал прежде всего извиняться в своей медлительности. Он говорил, что держал ворота на запоре не потому, что отделял свои интересы от общественных, но потому, что раз мечи обнажены, он не знал, чем кончатся убийства: удовольствуются ли граждане убийством тирана, чего достаточно для того, чтобы доставить им свободу, или за чужую вину будут убиты все те, которые были связаны с царским двором узами родства, свойства или какими-нибудь служебными отношениями. Но, заметив, что освободители хотят поддержать освобожденное отечество и что все стоят за общее благо, он не поколебался вверить им себя и возвратить отечеству все то, что поручено было его охране, так как доверителя его погубило его собственное неистовство. Затем, обратившись к убийцам царя, Феодоту и Сосису, и назвав их по имени, он сказал: «Вы совершили достопамятное дело, но, верьте мне, слава ваша начата, но еще не завершена. Если вы не позаботитесь о мире и согласии, то придется очень опасаться, что достигнутая государством свобода погубит и его».
23. Окончив речь, Адранодор положил к ногам собрания ключи от ворот и царской казны. Таким образом, в этот день граждане разошлись весьма довольными и вместе с женами и детьми молились во всех храмах богов. На следующий же день состоялись комиции для выбора преторов. В числе первых избран был Адранодор; прочие были большею частью убийцы царя; двое – Сопатр и Диномен – были избраны даже заочно. Последние, услыхав о том, что произошло в Сиракузах, приказали отвезти царскую казну, находившуюся в Леонтинах, в Сиракузы и передать ее квесторам, выбранным для этой именно цели. Также и та казна, которая находилась на Острове, перенесена была в Ахрадину. Часть стены, отделявшая Остров от остальной части города чрезвычайно сильными укреплениями, с общего согласия была разрушена. Равным образом и все прочие мероприятия соответствовали этому стремлению умов к свободе. Когда получено было известие о смерти тирана (Гиппократ, желая скрыть ее, даже убил вестника), Гиппократ и Эпикид были оставлены своими воинами и возвратились в Сиракузы, так как при тогдашних обстоятельствах это казалось им наиболее безопасным. Для того чтобы во время своего пребывания в Сиракузах не быть заподозренными в желании найти удобный случай для переворота, они обратились сначала к преторам, а затем при их посредстве добились аудиенции у сената. Здесь они заявили, что посланы Ганнибалом к Гиерониму, как его другу и союзнику, и что повиновались приказанию того, в чье распоряжение отдал их главнокомандующий; при этом они высказали свое желание вернуться к Ганнибалу, но, так как по всей Сицилии ходили римляне и путь был не безопасен, то они просили дать им какую-нибудь охрану, которая бы доставила их в Локры; этой-де малой услугой они приобретут великую благодарность Ганнибала. Сенат легко согласился на их просьбу, ибо желал удалить царских вождей, которые были опытны в военном деле и вместе с тем бедны и смелы. Несмотря на то, однако, сиракузцы не так старательно спешили выполнить свое желание, как следовало. Между тем молодые люди, сами по себе опытные служаки и привыкшие иметь дело с воинами, распространяли обвинения против сената и аристократии, как между сиракузскими воинами и перебежчиками, большею частью римскими моряками, так и между самой черни из плебеев. Они говорили, что тайные замыслы и интриги аристократии направлены к тому, чтобы, под предлогом возобновления дружественного союза с римлянами, предать Сиракузы в их власть и чтобы затем их партия и немногие виновники возобновления союза сделались неограниченными повелителями.
24. Со дня на день стекалось в Сиракузы все большее число людей, которые охотно слушали такие речи и верили им и подавали надежду не только Эпикиду, но и Адранодору произвести в государстве переворот. Последний уступил наконец требованиям своей жены, которая твердила ему, что теперь время захватить власть, пока в государстве полный беспорядок, так как свобода еще внове и не приняла определенной формы, пока под рукой воины, содержащиеся на царские деньги, и пока присланные Ганнибалом и ознакомившиеся с воинами вожди могут помочь его предприятию.
Адранодор согласился действовать заодно с Фемистом, который женат был на дочери Гелона, и спустя несколько дней неосторожно открыл свой план одному трагическому актеру, по имени Аристону, которому обыкновенно доверял и другие тайны. Этот актер был благородного происхождения и обладал приличным состоянием; его искусство не бросало на него никакой тени, так как у греков подобное занятие не считается постыдным.
Вот этот-то Аристон, ставя верность отечеству выше дружбы, донес преторам о заговоре. Последние, узнав на основании достоверных показаний о действительности заговора, посоветовались со старейшинами и с их согласия поставили у дверей курии вооруженный отряд. Когда Фемист и Адранодор вошли в курию, их умертвили. Это дело, представлявшееся тем более страшным, что прочие сенаторы
[846] не знали причины его, произвело в сенате смятение; поэтому преторы, восстановив наконец тишину, ввели доносчика. Этот рассказал все по порядку: что начало заговора относится ко времени выхода замуж дочери Гелона Гармонии за Фемиста; что африканские и испанские вспомогательные войска приготовлены были, чтобы перебить преторов и именитых лиц, а имущество их обещано было убийцам в награду; что отряд наемников, привыкший к распоряжениям Адранодора, уже был готов, чтобы снова занять Остров. Затем он рассказал им подробно, что кому из заговорщиков поручено, и ясно раскрыл сенату, какими военными силами и средствами располагали они. Тут сенат увидел, что Фемист и Адранодор убиты так же заслуженно, как Гиероним, но перед курией слышен был крик разношерстной толпы, не знавшей, в чем дело. Посылая неистовые угрозы, она так напугалась, когда увидела в преддверии курии трупы заговорщиков, что молча последовала на собрание за благоразумной частью плебеев. Держать речь к народу сенат и преторы поручили Сопатру.
