36. Вышло так, что меры предосторожности, принятые против пунийцев, пригодились против сицилийцев: Марцелл застал их занятыми устройством лагеря, в беспорядке, в разных местах, большею частью невооруженными и окружил всю их пехоту; неприятельская конница, дав небольшое сражение, бежала с Гиппократом в Акры.
После этого сражения, задержавшего отпадение сицилийцев от римлян, Марцелл возвратился в Сиракузы, а спустя несколько дней Гимилькон соединился с Гиппократом и расположился лагерем вблизи реки Анап на расстоянии около восьми тысяч шагов от города. Почти в то же время 55 карфагенских военных кораблей под начальством Бомилькара вошли с моря в большую сиракузскую гавань; равным образом и римский флот, состоявший из 30 пентер, высадил первый легион в Панорме. По-видимому, война была перенесена из Италии в Сицилию: до такой степени оба народа обратили на нее свое внимание. Гимилькон полагал, что римский легион, высадившись в Панорме, на пути в Сиракузы, несомненно, станет его добычей, но ошибся дорогой. Он повел войско серединой острова, а легион в сопровождении флота прибыл по берегу моря в Пахин к Аппию Клавдию, который вышел ему навстречу с частью войск. Таким образом пунийцы не оставались долее у Сиракуз: Бомилькар, отчасти мало полагаясь на свой флот, так как римский флот был, наверное, вдвое больше карфагенского, отчасти видя, что он своим бесполезным пребыванием с войском только увеличивает недостаток союзников, велел сняться с якоря и переправился в Африку; Гимилькон же безуспешно преследовал Марцелла до Сиракуз, в надежде найти удобный случай сразиться с ним до соединения его с большим войском; но так как такого случая он не дождался и видел, что враг под Сиракузами довольно защищен и силен, то двинулся оттуда, чтобы напрасно не терять времени у города, глядя, как осаждают союзников. Он рассчитывал вести войско туда, где обнаружится в жителях готовность отпасть от римлян, и своим присутствием ободрять тех, кто на стороне карфагенян. Первый город, взятый им обратно у римлян, была Мургантия, жители которой выдали ему римский гарнизон; сюда у римлян свезено было большое количество хлеба и всякого рода припасов.
37. Эта измена ободряющим образом подействовала на настроение умов и других общин: римские гарнизоны были или изгоняемы из крепостей, или изменнически предаваемы и избиваемы. Город Энна, расположенный на высоком, со всех сторон обрывистом холме, был неприступен не только по своему положению, но и потому, что в его крепости находился сильный гарнизон, и начальника гарнизона не особенно легко было ввести в обман. То был Луций Пинарий, человек энергичный и придававший больше значения тому, чтобы его нельзя было перехитрить, чем полагавшийся на верность сицилийцев. В то время слухи о стольких изменах и отпадениях городов и о гибели гарнизонов усилили его бдительность и осторожность во всех отношениях. Поэтому и днем и ночью все было у него одинаково наготове и обеспечено постами и караулами, ни один воин не снимал оружия и не оставлял своего места. Когда старейшины Энны, уже условившиеся с Гимильконом насчет выдачи ему гарнизона, заметили, что римлян никоим образом нельзя было ввести в обман, то решили действовать силой; они говорили, что город и крепость должны быть в их власти, если они, как свободные, заключили союз с римлянами, а не переданы им под стражу, как рабы. Поэтому они считают справедливым требовать от римлян возвращения ключей: хороших-де союзников больше всего связывает их собственная добросовестность, и римский сенат и народ будут им в том случае благодарны, если они останутся в дружбе с ними добровольно, а не по принуждению. На это римлянин ответил, что он поставлен на этот пост своим главнокомандующим, получил от него городские ключи и приказ оберегать крепость; поэтому он ничем не может располагать ни по своему желанию, ни по желанию жителей Энны, но только по желанию того, который дал ему поручение. Оставить пост считается у римлян уголовным преступлением, и родители освятили такой закон, карая за это смертью даже своих детей. Консул Марцелл недалеко отсюда: пусть они отправят послов к нему, так как он имеет право распоряжаться. Старейшины ответили, что не пошлют, и уверяли, что если не добьются ничего путем переговоров, то постараются оградить свою свободу иным способом. На это Пинарий ответил, что если они не желают отправить послов к консулу, то пусть, по крайней мере, соберут для него народное собрание, чтобы можно было узнать, предъявлено ли ему требование немногих или всей общины. С этим старейшины согласились и на следующий день созвали собрание.
38. Возвратившись после переговоров со старейшинами в крепость, Пинарий созвал воинов и сказал им следующее: «Воины! Вы, без сомнения, слышали, как на этих днях сицилийцы захватили римские гарнизоны и истребили их. Вы избежали подобного обмана прежде всего по милости богов, затем благодаря вашей доблести, так как день и ночь вы не покидали оружия и бодрствовали. О, если бы мы и впредь могли сами не испытывать и не причинять другим ужасов! Однако осторожность, которую мы до сих пор преследовали, действительна против скрытой засады, но так как она им не удается, то они явно и открыто требуют ключей от ворот. Лишь только мы их выдадим, Энна окажется тотчас в руках карфагенян, и мы будем истреблены здесь более гнусным образом, чем был избит наш гарнизон в Мургантии. Я с трудом выговорил себе у них только одну ночь для совещания, чтобы предупредить вас об угрожающей опасности. На рассвете они созовут собрание, чтобы оклеветать меня и восстановить народ против вас. Таким образом завтра Энна наводнится или вашей кровью, или кровью своих жителей. Если вас предупредят, то вы лишитесь всякой надежды; если вы предупредите, то будете вне всякой опасности. Победа будет на стороне того, кто первый обнажит меч. Поэтому ждите сигнала внимательно и с оружием в руках. Я буду в народном собрании и, пока все не будет готово, буду затягивать время разговорами и спорами. Когда я дам вам знак ногою, вы, подняв крик, со всех сторон бросьтесь в толпу, рубите всех мечом и смотрите не оставляйте в живых ни одного человека, от которого можно ждать или насилия, или обмана. Мать Церера и Прозерпина и вы, прочие небесные и подземные боги, живущие в этом городе, в этих, посвященных вам, озерах и рощах, умоляю оказать нам милостивую и благосклонную помощь, так как мы принимаем такое решение для того, чтобы избежать засады, а не для того, чтобы устроить ее. Воины! Я бы еще долее ободрял вас, если бы вам предстояла битва с вооруженными; но вы будете избивать до пресыщения врагов безоружных и не принявших мер предосторожности; лагерь консула вблизи, так что со стороны Гимилькона и карфагенян не может быть никакой опасности».
39. Ободрив воинов, Пинарий отпустил их подкрепиться пищей. На следующий день они расположились в разных местах, чтобы занять улицы и запереть выходы, наибольшая же часть разместилась выше театра
[850] и около него, так как и раньше они обыкновенно смотрели на народные собрания. Римский префект, выведенный должностными лицами в народное собрание, объяснил, что право и власть в этом деле принадлежат консулу, а не ему, и повторил большею частью то же, что сказал накануне. Сначала требовали выдачи ключей немногие, затем все большее и большее число и, наконец, уже все единогласно, а так как Пинарий медлил и давал уклончивые ответы, то граждане стали ему дерзко угрожать и, видимо, готовы были тотчас прибегнуть к насилию. Тогда префект дал условленный знак тогою, и воины, бывшие наготове и давно ожидавшие сигнала, подняли крик, и одни, бросившись сверху, напали с тыла, другие, плотно сомкнувшись, заняли выходы из театра. Жители Энны были заперты в местах зрителей и перебиты. Они гибли не только от меча, но и во время бегства, так как одни падали через головы других – раненые на невредимых, живые на мертвых, и так нагромождались целые кучи. Отсюда воины разбежались в разные стороны; везде видны были бегущие и умирающие, как в завоеванном городе, и, избивая безоружную толпу, воины были так же сильно раздражены, как если бы их подстрекали равная для обеих сторон опасность и тот же воинственный пыл. Был ли этот образ действий несправедлив, или он вызывался необходимостью, но Энна осталась в руках римлян.
