1. Консулы Гней Фульвий Центимал и Публий Сульпиций Гальба, вступив в должность в мартовские иды [211 г.], созвали на Капитолии сенат и совещались с отцами относительно государственных дел, ведения войны, распределения театров военных действий и армий. Квинту Фульвию и Аппию Клавдию, консулам предыдущего года, было продлено командование войсками, причем им назначены были те войска, над которыми они начальствовали, и, сверх того, приказано не отступать от Капуи, которую они осаждали, прежде чем не возьмут ее. Последнее обстоятельство в то время особенно заботило и обращало на себя внимание римлян, не столько вследствие раздражения, законнее которого у них никогда не было ни против одного государства, сколько вследствие предположения, что покорность такого славного и могущественного города склонит умы уважать старую власть так же точно, как отпадение его увлекло вслед за собою несколько народностей.
Продлено было также командование войсками и преторам предыдущего года, Марку Юнию – в Этрурии и Публию Семпронию – в Галлии, каждому при тех двух легионах, над которыми они начальствовали; продлено было оно и Марку Марцеллу, с тем чтобы он, в должности проконсула, закончил остальную часть военных действий в Сицилии с тем войском, которое имел; если же окажется необходимость в подкреплениях, то ему предоставлено было пополнить войско из тех легионов, которыми командовал в Сицилии пропретор Публий Корнелий, лишь бы только он не брал кого-нибудь из тех воинов, которым сенат до окончания войны запретил увольняться со службы и возвращаться на родину. Гаю Сульпицию, на долю которого досталась Сицилия, назначены были два легиона, над которыми раньше начальствовал Публий Корнелий, и резерв из войск Гнея Фульвия, который в предыдущем году был позорно разбит и обращен в бегство в Апулии. Для этих воинов сенат назначил такой же срок военной службы, как и для сражавшихся при Каннах. Сверх того, позор тех и других был увеличен запрещением зимовать в укрепленных местах и устраивать зимние квартиры ближе десяти тысяч шагов от какого бы то ни было города. Луцию Корнелию даны были два легиона в Сардинии, над которыми раньше начальствовал Квинт Муций; подкрепление же, если в нем будет нужда, предписано было набрать консулам. Титу Отацилию и Марку Валерию было назначено побережье Сицилии и Греции вместе с легионами и флотом, которыми они командовали. На Грецию приходились пятьдесят кораблей и один легион; Сицилия же располагала сотней кораблей и двумя легионами. В тот год вели войну на суше и на море двадцать три римских легиона.
2. В начале этого года, когда делался сенату доклад по поводу письма Луция Марция, сенаторы признали его подвиги выдающимися
[882], но многих из них задевал титул его должности, так как он написал «пропретор сенату», хотя власть эта дана была ему не по воле народа и не с утверждения отцов. Дурной пример, говорили они, дает то, что избрание полководцев войска и торжественность комиций, сопровождаемых ауспициями, переносится в лагерь и в провинции, будучи предоставляемо произволу воинов, не сдерживаемому законами и властями. Когда некоторые высказывались, что следует доложить об этом сенату, нашли лучшим отложить совещание по этому делу до тех пор, пока не удалятся всадники, которые доставили письмо от Марция. Решено было ответить на запросы о провиaнте и обмундировании войска в том смысле, что о том и другом позаботится сенат; но постановили не присовокуплять в заголовке ответа слов «пропретору Луцию Марцию» для того, чтобы он не счел того, что именно оставлено для обсуждения, предрешенным в свою пользу. Когда были отпущены всадники, то консулы прежде всего доложили об этом деле, и все единодушно высказались за то, что следует обратиться к народным трибунам, прося их при первой же возможности внести на решение народа вопрос, кого ему угодно будет послать с полномочиями главнокомандующего в Испанию к тому войску, над которым начальствовал полководец Гней Сципион. По этому делу договорились с трибунами, и был обнародован законопроект. Но другая борьба приковала к себе внимание.
Гай Семпроний Блез, назначив срок явиться на суд Гнею Фульвию по делу о потере войска в Апулии, не давал ему покоя, постоянно повторяя на народных собраниях, что много полководцев по безрассудству и неумелости доводили свои войска до критического положения, но никто, кроме Гнея Фульвия, не развращал еще своих легионов, допуская всевозможные пороки, прежде чем предать их гибели. Поэтому справедливо можно сказать, что они погибли раньше, чем увидели врага, и что не Ганнибал, а собственный вождь победил их. Никто, приступая к голосованию, не знает хорошо того человека, которому он вручает командование и войско. Какая разница была между Тиберием Семпронием и Гнеем Фульвием? Тиберий Семпроний, получив войско из рабов, вскоре, благодаря дисциплине и разумному применению своей власти, достиг того, что никто из тех людей, находясь в строю, не помнил о своем общественном положении и происхождении, а был защитой союзникам и страхом для врагов. Кумы, Беневент и другие города они вырвали как бы из пасти у Ганнибала и возвратили римскому народу
[883]. Гней же Фульвий приучил к рабским порокам войско, состоящее из римлян-квиритов, людей благородного происхождения, воспитанных приличным гражданину образом. Таким образом, он достиг того, что, будучи дерзкими и беспокойными в обращении с союзниками, они были робки и трусливы с врагом и не только не могли выносить нападения пунийцев, но даже и их крика. И, клянусь Геркулесом, говорил он, неудивительно, что воины в битве отступили, когда прежде всех бежал полководец; удивительнее то, что некоторые пали на месте и не все сопутствовали Гнею Фульвию в его бегстве под влиянием панического страха. Га й Фламиний, Луций Павел, Луций Постумий, Гней и Публий Сципионы предпочли пасть в битве, чем покинуть окруженные врагом войска. Гней же Фульвий возвратился в Рим почти единственным вестником гибели войска. Возмутительно, что войско, сражавшееся при Каннах, сослано в Сицилию за бегство из сражения, чтобы не прежде быть возвращенным оттуда, чем враг удалится из Италии, и, в то время как та же самая мера недавно применена к легионам Гнея Фульвия, для него самого его бегство из битвы, данной по его же безрассудству, осталось безнаказанным; он будет проводить старость в трактирах и непотребных домах, там же, где проведена им юность, в то время как его воины, не совершившие никакого другого преступления, кроме того, что уподобились своему полководцу, удалены почти в ссылку, лишены чести и несут позорную воинскую службу. До такой степени не одинаковы в Риме гражданские права богатого и бедняка, человека, занимающего почетный пост, и человека незначительного.
3. Подсудимый же сваливал с себя вину на воинов, говоря, что они, неистово требуя сражения, были им выведены на битву не в тот день, когда пожелали, так как было уже поздно, а на следующий, и хотя были выстроены своевременно и на удобном месте. Не устояли ли они перед славой имени или перед силами врага, но все в беспорядке бежали, он также был увлечен в бегство толпою, как Варрон в битве при Каннах, как многие другие полководцы. Какую же пользу государству мог принести он, оставаясь один на поле битвы? Разве только смерть его послужила бы к предотвращению несчастий государства. Не вследствие недостатка провианта заведен был он в неудобную местность, не вследствие того, что двигался с войском без рекогносцировки, не окружен был засадой: его победили в бою открытою силой, оружием. Не от него зависело мужество как его воинов, так и врагов: собственная природа делает каждого или отважным, или трусом.
