Два раза был привлечен к обвинению Фульвий и обвинитель требовал наложить на него денежное взыскание; в третий же раз были представлены свидетели и очень многие, кроме того что осыпали его всевозможными позорными обвинениями, под клятвой утверждали, что начало бегству и смятению было положено претором, воины были им покинуты и, считая страх вождя не лишенным основания, обратили тыл. Все воспылали таким негодованием, что собрание вместе с Блезом громко требовало назначения смертной казни. И по этому поводу также возникли новые прения. Ибо, после того как обвинитель два раза требовал наказать Фульвия денежным штрафом, а в третий раз назначил ему смертную казнь, народные трибуны, к содействию которых обратился Фульвий, сказали, что не мешают своему товарищу, как это предоставлено обычаем предков, привлекать Фульвия к ответственности, пока он не добьется для подсудимого или смерти, или денежного штрафа, предпочитает ли он руководствоваться при этом законом или обычаями. Тогда Семпроний заявил, что он объявляет Гнея Фульвия виновным в государственном преступлении, и потребовал от городского претора Гая Кальпурния назначить день для комиций. Тут обвиняемый попробовал ухватиться за другое средство, не удастся ли устроить так, чтобы на суде присутствовал брат его Квинт Фульвий, пользовавшийся тогда всеобщим уважением, благодаря своим славным подвигам
[884] и близкой к осуществлению надежде на взятие Капуи. Но когда Квинт Фульвий письменно просил об этом, жалобно ходатайствуя за жизнь брата, то сенаторы ответили ему, что удаление его из Капуи не согласно с интересами государства. Фульвий, при приближении дня комиций, удалился в изгнание – в Тарквинии. Плебеи признали это изгнание справедливым для него наказанием.
4. Между тем главный центр военных действий сосредоточен был у Капуи. Но то было скорее обложение, чем штурм, и чернь с рабами не могла ни переносить голода, ни послать к Ганнибалу вестников через такую плотную цепь караулов. Но нашелся такой нумидиец, который, пообещав проскользнуть с письмом из Капуи, исполнил свое обещание. Выйдя ночью, он пробрался через центр римского лагеря и возбудил в кампанцах надежду, что попытка сделать вылазку со всех сторон города, пока у них остается еще сколько-нибудь сил, будет иметь успех. Впрочем, во многих конных стычках кампанцы сражались довольно удачно, но пехота их терпела поражения. Римлянам же далеко не столько радости доставляли победы, сколько огорчения причиняли поражения, понесенные в каком бы то ни было роде сражения от врагов, осажденных и почти уже находящихся в их руках. Наконец нашли средство восполнить недостаток в силе хитростью.
Были выбраны из всех легионов юноши, отличавшиеся наибольшей ловкостью, обусловленной их силою и легкостью; им были даны небольшие щиты, короче, чем у всадников, и по семь дротиков, длиной в четыре фута каждый, окованных на конце железом, как копья легковооруженных. Каждого из них поодиночке всадники брали к себе на лошадь и приучали ездить верхом, сидя сзади, и быстро соскакивать по данному сигналу. После того как нашли, что, благодаря ежедневным упражнениям, этот маневр проделывается с достаточной неустрашимостью, римские всадники выехали против выстроившихся кампанских всадников на равнину, лежавшую посредине между лагерем и стенами, и лишь только съехались на расстояние полета копья, легковооруженные по данному сигналу соскочили с лошадей. Затем образовавшийся таким образом из конницы строй пехоты внезапно напал на врагов и стремительно стал метать в них дротик за дротиком и, осыпав ими людей и лошадей, многих поранил, однако больше напугал он врага необычностью и неожиданностью этого маневра. Затем на смятенных врагов налегли всадники и, избивая их, гнали вплоть до ворот в беспорядочном бегстве. После этого римляне и в конных битвах получили перевес над врагом. Решено было иметь при легионах легковооруженных. Говорят, что изобретателем вмешательства пехоты в действия конницы был центурион Квинт Навий, и полководец вменил ему это в почетную заслугу.
5. В то время как под Капуей дела находились в таком положении, заботы Ганнибала были сосредоточены на двух различных обстоятельствах, а именно: чтобы овладеть тарентской крепостью и чтобы удержать за собой Капую. Однако верх одержала мысль о важности Капуи, на которую, как он видел, было обращено внимание всех его союзников и врагов и которой потому предстояло сыграть руководящую роль, каковы бы ни были последствия отпадения ее от римлян.
Поэтому он оставил бóльшую часть обоза и всю более тяжеловооруженную часть войска в земле бруттийцев и, устроившись так, что стало возможно двигаться ускоренным маршем, с отборной конницей и пехотой отправился в Кампанию. Однако, несмотря на такую быстроту его движения, за ним следовали тридцать три слона. Он расположился станом в укромной долине позади Тифатских гор, возвышавшихся над Капуей. По пути он овладел крепостью Галатией, прогнав силой ее гарнизон, и затем устремился на осаждавших Капую. Послав предварительно известить о том, когда он намерен напасть на римский лагерь, для того чтобы в то же самое время и кампанцы, приготовившись к вылазке, выступили из всех ворот, навел этим великий страх на римлян. Ибо в то время как с одной стороны нападал он сам, с другой – делали вылазку все кампанцы, как всадники так и пехота, и вместе с ними пунийский гарнизон под начальством Бостара и Ганнона. Римляне, сообразуясь с таким своим критическим положением и опасаясь, что, стягиваясь к одному месту, они оставят какой-нибудь пункт без прикрытия, так распределили между собою командование войсками: Аппий Клавдий был поставлен против кампанцев, Квинт Фульвий – против Ганнибала; пропретор Гай Нерон с всадниками шести легионов
[885] – вдоль дороги на Свессулу; легат же Гай Фульвий Флакк с союзнической конницей расположился по направлению к местности у реки Волтурн
[886].
Сражение началось не только с обычного крика и шума; к разнообразным звукам, издаваемым людьми, лошадьми и оружием, присоединились крики толпы находившихся на стенах и неспособных к войне кампанцев, сопровождаемые бряцанием меди совершенно так, как это обыкновенно бывает среди ночного безмолвия во время лунного затмения; этим они привлекли к себе внимание даже сражающихся. Аппий легко отражал кампанцев со стороны вала, но с другой стороны с большими силами наступал на Фульвия Ганнибал с пунийцами. Тут подался назад шестой легион; отбросив его, испанская когорта с тремя слонами проникла вплоть до вала, прорвала середину боевой линии римлян и колебалась между надеждою на успех и опасностью, не зная, прорвется ли она в лагерь или будет отрезана от своих. Фульвий, лишь только заметив смятение в легионе и опасность, угрожавшую лагерю, убеждает Квинта Haвия и других центурионов первых отрядов напасть на сражавшуюся у вала вражескую когорту. Дело, говорит он, находится в большой опасности: или следует дать им дорогу, и они ворвутся в лагерь с меньшими усилиями, чем с какими прорвали сплоченный строй римского войска, или их должно истребить у вала. Это не будет стоить большого труда: их немного, к тому же они отрезаны от своих; и в то время как римляне испугались, что их боевая линия разорвана, пусть обе части ее устремятся с обеих сторон на врага, замкнут его в середину и окружат, сражаясь с той и с другой стороны. Навий, услышав эту речь вождя, выхватил у знаменосца второго манипула гастатов знамя и устремился с ним на врагов, грозя бросить его в их середину, если воины не поспешат за ним и не примут участия в битве. Он был дороден телом; его украшало оружие;
