Под влиянием вышеуказанного обстоятельства Ганнибал отодвинул свой лагерь назад к речке Тутия
[892], на расстояние шести тысяч шагов от города. Отсюда он направил путь к роще Феронии, к храму, славному в то время своими богатствами. Капенцы и другие народы, жившие по соседству, жертвуя туда сообразно со своим достатком лучшие произведения хозяйства и другие дары, изукрасили этот храм множеством золота и серебра. Теперь храм лишился всех этих приношений. Только громадные груды меди были найдены после ухода Ганнибала, так как его воины из религиозного страха бросали только куски необработанной меди
[893]. В рассказах об опустошении этого храма писатели между собою согласны; только Целий передает, что Ганнибал свернул сюда, направляясь от Эрета, и начальными пунктами его пути называет Реату с Кутилиями и Амитерн; по его словам, Ганнибал из Кампании прибыл в Самний, затем в область пелигнов и, минуя город Сульмон, перешел в землю марруцинов; затем, направляясь по Альбанской области в землю марсов, отсюда прибыл в Амитерн и деревню Форулы. И в этом нет ошибки, потому что не могли бы в столь короткий промежуток времени
[894] изгладиться следы похода такого вождя с таким войском; ибо с достоверностью известно, что Ганнибал шел по этому пути; вопрос заключается только в том, прошел ли он этим путем на Рим или возвратился им из Рима в Кампанию.
12. Однако Ганнибал не отличался такой настойчивостью в защите Капуи, какую проявили римляне в обложении ее осадой. И действительно, он столь поспешным маршем устремился через Самний, Апулию и землю луканцев в пределы бруттийцев к проливу и Регию, что поразил своим почти внезапным приходом неприготовленное к этому население. Хотя в эти дни Капую осаждали ничуть не с меньшим усердием, однако прибытие Флакка капуанцы почувствовали и были изумлены тем, что Ганнибал не вернулся вместе с ним. Затем из переговоров кампанцы поняли, что они оставлены и покинуты и что пунийцы потеряли надежду удержать за собою Капую. К этому присоединился открыто обнародованный посреди врагов эдикт проконсула, изданный на основании сенатского постановления, чтобы все те кампанские граждане, которые до назначенного срока перейдут на сторону римлян, оставались безнаказанными. Впрочем, не было ни одного случая перехода, но жителей сдерживал более страх, чем верность Ганнибалу, потому что во время восстания они наделали более важных преступлений, чем какие можно было бы простить им. Однако как никто не переходил на сторону врагов, имея в виду себя лично, так и для общего блага не представлялось никакого спасительного выхода. Знать покинула на произвол судьбы государство, и ее нельзя было созвать в сенат; во главе правления стоял человек, который не придал себе чести этим званием, а лишил силы и значения занимаемую им должность, вследствие того, что был недостоин ее. Даже на форуме и в общественных местах уже не появлялся никто из знати; запершись в своих домах, она со дня на день вместе со своей гибелью ожидала конца существования отечества.
Главный надзор за всеми делами был передан Бостару и Ганнону, начальникам пунийского гарнизона, но их тревожила своя собственная опасность, а не опасность союзников. Они написали Ганнибалу письмо не только откровенного характера, но даже в жестких выражениях, в котором ставили ему в вину, что он предал в руки врагов не только Капую, но и отдал на всевозможные мучения их вместе с гарнизоном; сам он, говорилось далее, удалился к бруттийцам, как бы уклоняясь видеть собственными глазами взятие Капуи. Между тем, право, даже нападение на Рим не могло отвлечь римлян от осады Капуи: вот насколько постояннее в своей вражде римляне, чем пунийцы в их дружбе. Если он вернется в Капую и перенесет сюда весь театр военных действий, то как они, так и кампанцы будут готовы к вылазке; не для войны с регийцами и тарентинцами перешли они Альпы; где находятся римские легионы, там дóлжно быть и войскам карфагенян; так сражались с успехом у Канн, так у Тразименскаго озера, сходясь с врагом лицом к лицу, располагаясь с ним лагерями друг против друга, испытывая военное счастье.
Написанное в этом духе письмо было передано нумидийцам, предложившим свои услуги за обещанную плату. Когда те под видом перебежчиков прибыли в римский лагерь к Флакку, чтобы, улучив удобное время, уйти оттуда, а бывший уже давно в Капуе голод делал причину их прибытия к врагу вполне вероятной для всякого, внезапно пришла в римский лагерь кампанская женщина, наложница одного из перебежчиков, и объявила римскому полководцу, что нумидийцы перебежали к нему, сговорившись вместе совершить коварное дело, и что они несут письмо к Ганнибалу; она готова изобличить в этом одного из них, который раскрыл ей свой умысел. Приведенный нумидиец сначала довольно упорно притворялся, что не знает этой женщины, но затем, уличенный неоспоримыми доказательствами и видя, что для него требуют и готовят орудия пытки, сознался, что дело обстоит действительно так. Было представлено письмо и, сверх того, показания его были дополнены обстоятельством, остававшимся дотоле скрытым, а именно: что по римскому лагерю бродят, под видом перебежчиков, и другие нумидийцы. Их захватили свыше семидесяти человек и наказали вместе с вновь прибывшими перебежчиками розгами, а затем, отрубив им руки, прогнали обратно в Капую. Вид такого тяжкого наказания сломил мужество кампанцев.
13. Стечение народа к курии заставило Лесия созвать сенат. При этом знатным лицам, которые уже давно уклонялись от общественных совещаний, открыто грозили, что пойдут по их домам и силою всех вытащат на улицу, если они не явятся в сенат. Страх перед таким насилием дал верховному правителю возможность собрать многолюдное сенатское заседание. Здесь, в то время как прочие говорили о необходимости отправить послов к римским главнокомандующим, Вибий Виррий, бывший зачинщиком отпадения от римлян
[895], когда спросили его мнение, сказал, что говорящие о посольстве, о мире и сдаче не думают ни о том, как поступили бы они сами, если бы римляне были в их власти, ни о том, чтó придется им самим перенести от них. «Что же, – продолжал он, – вы думаете, что сдача произойдет на тех же условиях, на которых когда-то сдались римлянам мы сами со всем своим имуществом, чтобы получить от них помощь против самнитян? Вы уже забыли, в какое время и при каком положении дел отложились мы от римского народа? Уже забыли о том, как при своем отпадении мы с целью оскорбления перебили, подвергая мукам, римский гарнизон, который можно было бы выпустить из города? Сколько раз и с каким ожесточением делали мы вылазки на осаждающего нас врага, нападали на его лагерь, призывали для поражения его Ганнибала, наконец, что случилось весьма недавно, послали его отсюда для нападения на Рим? Теперь, наоборот, припомните, какую враждебность выказали к нам римляне, чтобы из этого понять, на что вам рассчитывать! В то время как находился в Италии чужеземный враг, и притом враг, называющийся Ганнибалом, они, хотя война пылала повсюду, оставили все без внимания и, забыв о самом Ганнибале, послали для нападения на Капую обоих консулов с двумя консульскими войсками. Второй уже год они изнуряют нас голодом, замкнув со всех сторон и окружив отовсюду валом; сами они перенесли вместе с нами величайшие опасности и самые тяжелые труды; неоднократно их избивали вокруг вала и рвов и, наконец, почти прогнали из их лагеря.
