Когда Фульвий уже поднимался со своего места, его окликнул по имени проходивший в толпе кампанец Таврея Вибеллий. Когда тот, недоумевая, чего от него хотят, снова сел на место, кампанец сказал: «Прикажи убить и меня, чтобы ты мог похвастаться убийством мужа, гораздо более храброго, чем ты». Когда же Флакк говорил ему, что тот, конечно, не совсем в здравом уме, да и кроме того постановление сената мешает поступить с ним таким образом, если бы даже это было согласно с его желанием, Вибеллий воскликнул: «Если я, потеряв отечество, лишившись близких и друзей, убив своей собственной рукою жену и детей, чтобы они не потерпели чего-либо недостойного, не могу даже умереть той же смертью, как эти мои сограждане, то пусть найду я в своей доблести избавление от этой ненавистной жизни!» С этими словами он вонзил себе прямо в грудь меч, который был спрятан под одеждою, и пал умирая к ногам полководца.
16. Ввиду того что Флакк, как в деле наказания кампанцев, так и во многом другом, действовал единолично, некоторые передают, что Аппий Клавдий умер незадолго до сдачи Капуи. Вместе с тем рассказывают, что и этот самый Таврея недобровольно явился в Калы и не сам умертвил себя, но когда-де он, привязанный к столбу наряду с другими, громко кричал, Флакк приказал всем молчать, так как среди шума плохо были слышны его крики. Тогда-то Таврея сказал вышеприведенные слова, именно что его, доблестнейшего мужа, умерщвляет человек, никоим образом не равняющийся с ним доблестью. При этих словах глашатай, по приказанию проконсула, провозгласил следующее: «Ликтор! Прибавь доблестному мужу розог и начни с него первого исполнение приговора!» Некоторые также передают, что Фульвий прочел постановление сената раньше, чем казнить Таврею, но так как в постановлении сената было добавлено «пусть он, если угодно, передаст решение всего дела сенату», Фульвий истолковал себе это так, что-де ему предоставлено решить, что он считает более полезным для государства.
Из Кал вернулись в Капую и приняли на капитуляцию Ателлу с Калатией. Там также казнили главных зачинщиков. Таким образом, было казнено до семидесяти влиятельных сенаторов; около трехсот знатных кампанцев одни были заключены в тюрьму, другие же распределены под стражу по городам латинских союзников и погибли различным образом; остальная масса кампанских граждан была продана в рабство. Предметом другого совещания был вопрос о городе и его области. Хотя некоторые полагали, что следует разрушить город весьма могущественный, близко находившийся и враждебный Риму, однако очевидная выгода одержала верх. Именно благодаря своей области, которая, как было известно, была первой в Италии по плодородию своей почвы для насаждений всякого рода, город был оставлен в целости, с тем чтобы там могли как-нибудь жить земледельцы. Для заселения города в нем было задержано множество не имевших гражданства туземцев, вольноотпущенников, торговцев и ремесленников. Вся же земля и общественные здания сделались собственностью римского народа. Впрочем, решили, что в Капуе, как бы в городе, будут лишь постройки и народонаселение, но чтобы она не представляла собою никакого политического целого и не имела ни сената, ни народного собрания, ни магистратов на том основании, что население ее без общественных совещаний, без властей не будет способно соединиться вместе, не имея для этого никаких общих интересов. Постановлено было, что для отправления правосудия ежегодно будут посылать из Рима префекта. Так решили дела, касавшиеся Капуи, с обдуманностью, заслуживающей одобрения во всех отношениях. Сурово и немедленно наказали наиболее виновных. Масса граждан была отправлена в изгнание в разные места без всякой надежды на возвращение. Не предали огню и не подвергли свирепому разрушению ни в чем неповинные дома и стены города и вместе с выгодами прибрели также у союзников славу кротости тем, что оставили неповрежденным знаменитейший и богатейший город, разрушением которого была бы огорчена вся Кампания и все народы, жившие с ней по соседству. У врагов вынудили сознание того, насколько могущественны римляне в наказании вероломных союзников и насколько бессилен Ганнибал защитить тех, кого он принял под свое покровительство.
17. Освободившись от забот относительно Капуи, римский сенат назначил Гаю Нерону 6000 пехоты и 300 всадников, по его собственному выбору, из тех двух легионов, которые тот имел под Капуей, и столько же пехотинцев с 8 сотнями конницы из союзников латинского племени. Посадив это войско на корабли в Путеолах, Нерон переправился с ним в Испанию. Прибыв на кораблях в Тарракон, он высадил там войско и, вытащив корабли на берег, вооружил для пополнения численности воинов также и моряков. Затем, отправившись к реке Ибер, он принял войско от Тиберия Фонтея и Луция Марция. Отсюда он продолжал путь на врагов. Газдрубал, сын Гамилькара, стоял лагерем у Черных Камней. Эта местность находится в земле авсетанов между городами Илитургисом и Ментиссой. Нерон занял ущелье этого горного хребта.
Находясь в стесненном положении, Газдрубал прислал к нему парламентера с обещанием вывести из Испании все свое войско, если получит свободный пропуск отсюда. Так как римский полководец с радостью принял это предложение, то Газдрубал попросил назначить для переговоров следующий день, чтобы в его личном присутствии были подписаны условия относительно капитуляции городских крепостей и назначения срока, к которому должны быть выведены гарнизоны и вывезено пунийское имущество без всякого обмана. Добившись этого, Газдрубал тотчас с наступлением сумерек и затем в продолжение целой ночи приказал выбираться из гор, какими только можно было путями, наиболее тяжелым частям своего войска. Тщательно позаботились о том, чтобы в эту ночь не уходило много воинов, для того чтобы обмануть врагов тишиной, да и ускользнуть от них благодаря малочисленности по узким и неудобным тропинкам было легче. На следующий день сошлись для переговоров, но, благодаря тому, что говорили и писали больше, чем следовало, о таких предметах, которые не относились к делу, потратили на это день и отложили переговоры до следующего. Выигранная таким образом следующая ночь дала время вывести и других воинов. И на следующий день дело не кончилось. Таким образом провели несколько дней в том, что открыто спорили из-за условий, и столько же ночей в том, что тайно выпускали из лагеря карфагенян; а после того как ушла бóльшая часть их войска, они уже не держались даже тех условий, которые были предложены ими добровольно, и все менее и менее становилось возможным прийти к общему соглашению, так как вместе с ослаблением у карфагенян страха перед римлянами исчезала и верность своему слову. Уже удалилась из гор почти вся пехота их, как вдруг на рассвете густой туман окутал кругом весь хребет и равнины. Заметив это, Газдрубал отправил к Нерону посла просить его отложить переговоры до следующего дня на том основании, что-де в этот день карфагенянам не подобает вести какое-либо важное дело. Так как даже тогда все-таки не заподозрили обмана, то подарили снисходительно карфагенянам и этот день, и тотчас Газдрубал, выступив со слонами и конницей из лагеря, спокойно выбрался на безопасное место. Около четвертого часа дня солнце рассеяло туман, стало ясно и римляне увидали опустелый лагерь врагов. Тогда-то Клавдий, догадываясь о коварстве пунийцев, лишь только увидел себя обманутым, горячо начал преследовать уходивших врагов, готовый сразиться с ними; но враги уклонялись от сражения. Однако происходили легкие стычки между пунийским арьергардом и передовыми отрядами римлян.
