26. В начале весны, когда Левин, отплыв из Коркиры и обогнув Левкатский мыс, прибыл в Навпакт, то объявил, что отсюда сделает нападение на Антикиру, приказав Скопаду быть там наготове с этолийцами. Антикира находится в Локриде с левой стороны для того, кто входит в Коринфский залив: от Навпакта туда короткий путь как сушей, так и морем. Почти на третий день началась с той и с другой стороны ее осада. Но со стороны моря она велась энергичнее, так как на кораблях были метательные орудия и военные машины всякого рода и с этой стороны вели осаду римляне. Поэтому через несколько дней город сдался и был передан этолийцам; добыча по уговору досталась римлянам. Между тем Левин получил письмо с известием о том, что он в свое отсутствие провозглашен консулом и что заместитель его Публий Сульпиций находится в дороге. Впрочем, Левин, подвергнувшись там продолжительной болезни, явился в Рим позднее, чем все этого ждали.
Марк Марцелл, вступив в мартовские иды в консульскую должность [210 г.], лишь исполняя обычай созвал в этот день собрание сената, заявив, что в отсутствие товарища он не будет предпринимать никаких решений ни относительно государства, ни относительно провинций; он знает, что вблизи города в поместьях его недоброжелателей находится очень много сицилийцев; он нисколько не мешает им открыто распространять в Риме обвинения против него, придуманные его врагами; мало того, он сам тотчас дал бы им аудиенцию у сената, если бы они не делали вида, что до некоторой степени боятся жаловаться на консула в отсутствие его товарища; конечно, когда прибудет его товарищ, он не допустит обсуждения чего-либо прежде, чем сицилийцы не получат аудиенцию в сенате. Марк Корнелий, говорил Марцелл, произвел чуть не набор по всей Сицилии, для того чтобы как можно больше народу пришло в Рим жаловаться на него, Марцелла; он же засыпал Рим ложными донесениями о том, что в Сицилии война, чтобы умалить его славу. Приобретя себе в этот день репутацию человека скромного, консул распустил собрание сената. И почти казалось, что предстоит остановка всяких дел до прибытия в Рим другого консула.
Бездействие, как обыкновенно бывает, возбудило толки в народе: жаловались на продолжительность войны, на опустошение полей вокруг города в тех местах, где прошел Ганнибал с вражеским войском, на то, что Италия истощена наборами и что почти ежегодно гибнут армии; сетовали, что в консулы выбрали двух мужей воинственных, чересчур горячих и отважных, которые даже среди глубокого мира могли бы поднять войну, не говоря уже о том, чтобы они дали возможность государству вздохнуть свободно во время войны.
27. На время прекратил эти толки пожар, вспыхнув в ночь накануне Квинкватрий
[902] около форума сразу в нескольких местах. Одновременно загорелось семь меняльных лавок, которых впоследствии стало пять, и те лавки менял, называемые теперь «Новые»
[903]. Затем огонь охватил дома частных лиц – тогда еще не было базилик
[904], – тюремный квартал, рыбный ряд и Царский атрий
[905]. Едва отстояли храм Весты, преимущественно стараниями тринадцати рабов, которые были выкуплены за счет государства и затем освобождены. Пожар продолжался ночь и день; и никто не сомневался в том, что он произведен со злым умыслом, так как огонь вспыхнул одновременно в нескольких местах и притом с противоположных сторон. Поэтому консул, по постановлению сената, объявил в народном собрании, что указавшему на лиц, которые были виновниками пожара, будут наградой, если он свободный человек, деньги, если же раб, то свобода. Этой наградой соблазнился раб кампанцев Калавиев, по имени Ман, и донес, что его господа и, сверх того, пять знатных кампанских юношей, родители которых были казнены Квинтом Фульвием, устроили этот пожар и произведут повсеместно другие, если не будут арестованы. Арестовали их и их слуг. И сначала они старались кинуть тень подозрения на доносчика и на его донос, утверждая, что тот накануне пожара был наказан розгами, сбежал от своих господ и по злобе и легкомыслию воспользовался случайным происшествием для вымышленного обвинения их. Впрочем, когда их стали изобличать на очной ставке и начали пытать посреди форума участников их преступления, все они сознались и получили как господа, так и сообщники их – рабы, наказание. Доносчику же дали свободу и двадцать тысяч ассов.
Когда консул Левин ехал в Капую, на дороге его окружила толпа кампанцев, которые со слезами молили разрешить им идти в Рим к сенату просить его, если только можно его преклонить на какое-либо милосердие к ним, не губить их совершенно и не дозволить Квинту Флакку стереть с лица земли имя кампанское. Флакк же утверждал, что лично он не имеет никакой вражды против кампанцев, но, как римлянин, он им враг и будет таковым, пока будет знать, что они так настроены против римского народа. Ибо нет на земле ни одного племени, ни одного народа более враждебного римлянам. Поэтому-то он и держит их за стенами города, так как, если кому-нибудь из них удастся вырваться оттуда, то он, подобно диким зверям, рыскает по полям, терзая и умерщвляя все, что ни попадется навстречу. Одни из них бежали к Ганнибалу, другие ушли, чтобы поджечь Рим. На полусожженном форуме консул найдет следы преступления кампанцев. Они простерли свою руку на храм Весты, вечные огни и связанный с роком залог римского владычества
[906], скрытый во внутреннем святилище. Он отнюдь не считает безопасным дать возможность кампанцам проникнуть за стены Рима. После того как Флакк обязал кампанцев клятвой возвратиться в Капую на пятый день по получении ими ответа от сената, Левин приказал им следовать за собою в Рим. Окруженный этой толпой с вышедшими навстречу и провожавшими его в Рим сицилийцами, Левин производил впечатление человека, который скорбел о разрушении знаменитейших городов, и вводил с собою в город побежденных в качестве обвинителей доблестнейших мужей. Однако прежде всего оба консула сделали доклад сенату о государственных делах и о распределении провинций.
28. Тут Левин изложил, в каком положении находились Македония, Греция, этолийцы, акарнанцы и локрийцы, а также что он там совершил сам на суше и на море. Он говорил, что Филипп, готовившийся идти войной на этолийцев, прогнан им обратно в Македонию и удалился в самую глубь своего царства, так что оттуда можно вывести легион; для отражения нападений Филиппа на Италию достаточно флота. Это было сказано консулом о себе лично и о провинции, над которой он начальствовал. Затем последовало общее донесение о театрах военных действий. Сенаторы постановили, чтобы одному из консулов назначена была Италия и ведение войны с Ганнибалом, другой же вместе с претором Луцием Цинцием заведывал провинцией Сицилией и флотом, которым раньше командовал Тит Отацилий. Назначены были им две армии, находившияся в Этрурии и Галлии; то были четыре легиона; постановили, чтобы в Этрурию посланы были два городских легиона предыдущего года, а в Галлии – два, которыми командовал консул Сульпиций. Над легионами в Галлии пусть начальствует тот, кого поставит консул, получивший ведение войны в Италии. В Этрурию был послан Гай Кальпурний, которому после претуры была продлена власть на год; Квинту Фульвию была назначена провинцией Капуя и продлена власть на год. Приказано было уменьшить численность войск из граждан и союзников, так чтобы из двух легионов составился один в 5000 пехотинцев и 300 всадников, после того как будут распущены те воины, которые считают за собою самое большее число лет военной службы; из союзников же решили оставить 7000 пехотинцев и 300 всадников, приняв в расчет также число лет службы при роспуске старых воинов. Гню Фульвию, консулу предыдущего года, без всяких изменений оставили провинцией Апулию и то же войско; только власть его была продлена на один год. Публий же Сульпиций, его товарищ, получил приказание распустить все свое войско, кроме воинов, служивших во флоте. Точно также приказано было распустить войско в Сицилии, которым командовал Марк Корнелий, лишь только консул прибудет в эту провинцию. Претору Луцию Цинцию для удержания за собой Сицилии были даны воины, сражавшиеся при Каннах, числом около двух легионов; столько же легионов было назначено в Сардинию для претора Публия Манлия Вольсона; ими в предыдущем году в той же провинции командовал Луций Корнелий. При наборе же городских легионов консулам было приказано не брать никого из тех, которые служили в войсках Марка Клавдия, Марка Валерия и Квинта Фульвия, и не допускать, чтобы в этот год число римских легионов превышало двадцать один.
