49. Затем Сципион приказал позвать заложников от испанских государств. О том, как было велико число их, не хочется писать, так как в одном месте я нахожу, что их было около 300, а в другом – 3724. Точно также авторы не сходятся между собою и в других известиях. Один из них пишет, что пунийский гарнизон состоял из 10 000, другой из 7000, третий же, что не более как из 2000 человек. В одном месте я нахожу, что пленных было взято 10 000 человек, в другом же свыше 25 000. Мне пришлось бы показать, что стрелометных машин большей и меньшей величины было захвачено до 60, если я буду следовать греческому автору Силену
[914]; если же следовать Валерию Антиату, то стрелометных машин большего размера было 6000, меньшего же 13 000. До такой степени у него нет никакой меры в выдумках. Даже относительно полководцев нет у писателей согласия. Большинство называет начальником римского флота Лелия, некоторые же Марка Юния Силана. Валерий Антиат сообщает, что командовал пунийским гарнизоном и сдался римлянам Арин, другие писатели передают, что Магон. Не согласны между собою писатели относительно числа взятых кораблей, относительно веса золота и серебра и суммы собранных денег. Если необходимо примкнуть к кому-нибудь из них, то всего правдоподобнее средние цифры.
Как бы то ни было, Сципион, призвав к себе заложников, прежде всего ободрил их всех, так как-де они перешли во власть римского народа, который предпочитает привязывать к себе людей не столько страхом, сколько благодеяниями, и вступать с иностранными народами во внушающий им доверие союз, чем предавать их плачевному рабству. Затем, выслушав названия их родных городов, он исчислил, в каком количестве и к какой народности принадлежат пленники, и отправил на их родину послов для того, чтобы каждая община прислала за своими. Если же случайно при этом находились послы каких-либо из этих общин, то Сципион возвращал им лично их соотечественников. Квестору Гаю Фламинию поручил он заботиться о радушном обхождении с остальными. В это время из средины толпы заложников с плачем бросилась к ногам главнокомандующего знатная женщина, супруга Мандония, брата Индибилиса, царька илергетов, и начала умолять его, чтобы он наказал стражам старательнее относиться к заботам и уходу за женщинами. Когда же Сципион заявлял, что, наверное, они ни в чем не будут нуждаться, тогда женщина заговорила снова: «Не высоко это мы ценим, ибо чего не достаточно для нас в таком положении! Но меня беспокоит забота о другом, когда я думаю о возрасте вот этих женщин, так как сама я уже нахожусь вне опасности подвергнуться оскорблению женской чести». Около нее стояли прекрасные дочери Индибилиса в цветущем возрасте и другие девушки одинаковой с ними знатности, которые все почитали ее как мать. Тогда Сципион возразил на это: «Уже ради военной дисциплины народа римского, соблюдаемой мною, не допустил бы я оскорблять у нас ничего, считающегося где-либо священным. Теперь же заставляет меня еще тщательнее заботиться об этом и ваша добродетель и достоинство, так как вы даже среди несчастий не позабыли о своей женской чести». Затем он передал их человеку испытанной нравственности и приказал ему так же оберегать их целомудрие и скромность, как если бы они были женами и матерями гостей.
50. Затем к Сципиону приводят воины пленницу, взрослую девицу, такой выдающейся красоты, что она обращала на себя взоры всех, где бы она ни появлялась. Спросив об ее отечестве и родителях, Сципион узнал между прочим, что она помолвлена с молодым знатным кельтибером; имя этому юноше было Аллуций. Поэтому Сципион немедленно вызвал с родины родителей и жениха ее, и так как между тем он слышал, что тот сгорает любовью к невесте, то обратился к нему с более тщательно обдуманной речью, чем к ее родителям: «Я обращаюсь к тебе, как юноша к юноше, чтобы тем меньше стеснял нас наш разговор. Когда твоя невеста была приведена ко мне, как пленница, нашими воинами и я слышал, что она тебе по сердцу, а красота ее заставляла верить этому, то я сам, если можно было бы мне наслаждаться радостями, свойственными моему возрасту, особенно при чистой и законной любви, и не владело бы всецело моей душой государство, при более страстной любви к твоей невесте, желал бы дать себе поблажку в этом. Теперь же я делаю то, что для меня возможно – покровительствую твоей любви. Твоя невеста хранила у меня свою чистоту так же, как у своих родителей, твоих тестя и тещи. Она сохранена для тебя, чтобы можно было вручить тебе ее, как неприкосновенный и достойный меня и тебя дар. За этот дар я выговариваю себе одну только следующую награду: будь другом римского народа, и если ты считаешь меня честным человеком, какими уже раньше признали эти народы отца моего и дядю, то знай, что в Римском государстве много людей, подобных нам, и что до сего дня нельзя назвать на земле ни одного народа, который бы внушал тебе более сильное желание иметь его другом для себя и твоих близких и более сильное нежелание иметь его врагом».
В то время как юноша, одновременно под влиянием чувства целомудрия и радости, держа Сципиона за правую руку, призывал всех богов воздать ему за него, так как сам он отнюдь не в состоянии достаточно отблагодарить его сообразно со своими чувствами и с услугой, ему оказанной, приглашены были родители и родственники девицы. Так как им возвращалась даром девица, для выкупа которой они принесли достаточно большое количество золота, то они начали умолять Сципиона, чтобы тот принял его от них себе в подарок, уверяя, что за это они ему будут благодарны не менее, чем за возвращение девицы непорочною. Сципион, пообещав ввиду усиленных просьб взять золото, приказал положить его у ног своих и, призвав к себе Аллуция, сказал: «Сверх приданого, которое предстоит тебе получить от тестя, я добавлю тебе это как свадебный подарок». Вместе с тем он велел ему поднять золото и владеть им на правах собственности. Обрадованный этими подарками и почетом, юноша был отпущен домой и осыпал повсюду среди своих земляков Сципиона заслуженными им похвалами, говоря, что прибыл юноша, совершенно похожий на богов, который побеждает все, как силою оружия, так своей добротой и благодеяниями. Поэтому он, произведя набор между своими приближенными, с тысячей и четырьмя сотнями отборных всадников через несколько дней возвратился к Сципиону.
51. Сципион удерживал при себе Лелия, пока распределял по его совету пленников, заложников и добычу, а после того как все было достаточно устроено, дал ему пентеру из числа взятых у врага и, посадив на нее Магона и до пятнадцати сенаторов, взятых вместе с ним в плен, послал его в Рим вестником победы. Сам же те несколько дней, в течение которых решил оставаться в Карфагене, употребил на маневры морских и сухопутных войск. В первый день легионы в вооружении делали маневры на пространстве четырех римских миль; на второй день они получили приказание приводить в порядок и чистить перед палатками свое оружие; на третий день вступили в состязание друг с другом на рапирах наподобие настоящего сражения и перестреливались дротиками с шариками на концах их; на четвертый день дан был им отдых, на пятый же снова происходили маневры в полном вооружении. Такого порядка держались они в занятиях и отдыхе все время, пока оставались в Карфагене. Гребцы же и моряки в тихую погоду выезжали в открытое море и испытывали ходкость своих кораблей подобиями морского сражения. Эти упражнения, производившиеся вне города, как на суше, так и на море, закаляли для войны одновременно тело и дух воинов. В самом городе раздавался грохот от работ для военных надобностей, так как в городских мастерских были засажены всякого рода мастеровые. Вождь ходил повсюду, наблюдая за всем с одинаковой рачительностью: то он находился у флота и на верфи, то производил маневры с легионами, то отдавал свое время обозрению работ и тех сооружений, которые каждый день с большим рвением строило огромное количество мастеров в мастерских, в арсеналах и на верфях. Положив начало этим приготовлениям, починив стены в тех местах, где они были расшатаны, и разместив караулы для охраны города, Сципион отправился в Тарракон, и тотчас на дороге стали обращаться к нему многие посольства, которые частью он отпустил во время пути, дав им свои указания, частью же – отослал в Тарракон, куда предписал собраться всем новым и старым союзниками. Собрались туда не только почти все народы, живущие по сю сторону Ибера, но и многие из провинции, находившейся по ту сторону его.
