Но ночь прекратила сражение, оставив победу нерешенной. На следующий день с восхода солнца римляне простояли в боевом порядке большую часть дня; но никто из неприятелей не выступал против них, и вот они не спеша собрали оружие и, снеся в одно место трупы своих, сожгли их. С наступлением ночи Ганнибал тихо снял лагерь и ушел в Апулию. Лишь только с рассветом обнаружилось бегство врагов, Марцелл устремился по пятам преследовать неприятеля, оставив раненых в Нумистроне под прикрытием незначительного гарнизона с военным трибуном Луцием Фурием Пурпурионом во главе. У Венузии он настиг Ганнибала. Здесь в продолжение нескольких дней между всадниками, выступавшими с аванпостов, и пехотинцами происходили стычки, которые больше производили шума, чем имели серьезное значение; почти все они были удачны для римлян. Отсюда оба войска двинулись через Апулию, не дав ни одного сражения, заслуживающего упоминания: Ганнибал выступал в поход ночью, ища случая для засады, а Марцелл преследовал его только днем и притом после предварительных рекогносцировок.
3. Между тем Флакк тратил время в Капуе, занимаясь продажей имущества знатнейших граждан и отдавая в аренду отобранные в казну земли – все они были отданы в аренду за определенное количество хлеба. В это время, для того чтобы иметь повод применять все меры строгости по отношению к жителям Кампании, обнаружен был вследствие доноса новый преступный замысел, державшийся в тайне и принимавший мало-помалу довольно серьезные размеры. Удалив своих воинов из городских помещений, с одной стороны, с целью получать выгоду от отдачи внаймы вместе с полевыми участками городских домов, с другой – из опасения, как бы и его войско, подобно войску Ганнибала, не изнежилось под влиянием слишком больших удобств жизни в городе, Флакк сделал распоряжение, чтобы воины выстроили сами для себя вблизи ворот и стен помещения, годные для лагерной жизни. Большая часть их была сделана из хвороста или досок, а некоторые сплетены из тростника; все они были покрыты соломой, как будто с умыслом, чтобы дать пищу огню. И вот сто семьдесят кампанцев с братьями Блоссиями во главе составили заговор поджечь все эти постройки ночью в одно время. Но некоторые из рабов, принадлежавших Блоссиям, донесли об этом. Тотчас же, по приказанию проконсула, ворота были заперты; по данному сигналу воины сбежались к оружию, все злоумышленники были схвачены и, после сурового расследования, осуждены и преданы казни. Доносчики получили свободу и по десять тысяч ассов награды.
Жителей Нуцерии и Ацерр, которые жаловались, что им негде жить
[915], так как Ацерры частью сожжены, а Нуцерия разрушена, Фульвий отослал в Рим к сенату. Ацерринцам было разрешено возобновить постройки, уничтоженные пожаром; нуцерийцы, согласно их желанию, переведены в город Ателлу, жители которого получили приказание переселиться в Калатию. Несмотря на все эти многочисленные и важные события, которые сосредоточивали на себе все внимание римлян то счастливым для них исходом, то несчастным, не забыли они и о тарентинской крепости: в Этрурию были отправлены легаты Марк Огульний и Публий Аквилий скупать хлеб и отправлять его в Тарент; туда же вместе с хлебом, в виде подкрепления, был послан отряд из тысячи городских воинов и такого же числа союзников.
4. Лето уже приближалось к концу, и наступало время комиций для избрания консулов. Но письмо Марцелла, утверждавшего, что противно интересам государства и на шаг уйти от Ганнибала, который при упорном его преследовании отступает и уклоняется от битвы, вызвало беспокойство, не будет ли отозван Марцелл с театра войны как раз в то время, когда он занят важными делами, или в течение года не будет консулов. Сочли за лучшее – отозвать консула Валерия из Сицилии, хотя он и находился вне пределов Италии. По распоряжению сената к нему было послано претором Луцием Манлием письмо, к которому было приложено и письмо Марцелла, чтобы из этого последнего он увидел, какое основание было у сенаторов отзывать из провинции именно его, а не его товарища.
Около этого же времени пришли в Рим послы от царя Сифака, сообщавшие, какие удачные сражения имел этот царь с карфагенянами. Они уверяли, что он ни к какому народу не настроен более враждебно, чем к карфагенянам, и более дружелюбно, чем к римлянам; он-де и прежде посылал послов в Испанию к римским полководцам Гнею и Публию Корнелиям, а теперь пожелал искать дружбы с римлянами, так сказать, у самого источника. Сенат не только дал милостивый ответ послам, но и со своей стороны отправил к Сифаку с дарами послов Луция Генуция, Публия Петилия и Публия Попилия; они понесли ему в дар пурпурную тогу и тунику, кресло из слоновой кости и золотую чашу, весом в пять фунтов. Прямо оттуда послам приказано было посетить и других африканских царьков. И им были отправлены в дар обшитые пурпуром тоги и золотые чаши по три фунта весом. Также и в Александрию к царю Птоломею и Клеопатре были отправлены послы Марк Атилий и Маний Ацилий, чтобы напомнить о прежних дружественных отношениях и возобновить их; царю они понесли в дар пурпурную тогу и тунику и кресло из слоновой кости, а царице – изящно расшитое платье и пурпурный плащ.
В то лето, когда происходило все это, из ближайших городов и деревень были получены сообщения о многих знамениях: в Тускуле родился ягненок с выменем, полным молока; в вершину храма Юпитера ударила молния, и была сорвана почти вся крыша; в эти же приблизительно дни молния ударила в Анагнии у городских ворот в землю, и она пылала день и ночь, хотя и не было никакой пищи для огня; при скрещении дорог около Анагнии, в роще Дианы, птицы покинули на деревьях свои гнезда; в Таррацине, недалеко от гавани, огромной величины змеи выпрыгивали из моря словно играющие рыбы; в Тарквиниях родился поросенок с человеческим лицом; на капенском поле, у рощи Феронии, на четырех статуях день и ночь выступал сильный кровавый пот. Все эти чудесные знамения, по постановлению понтификов, озаботились отвратить, принеся в жертву крупных животных; кроме того, у всех храмов, где были ложи богов, в Риме было назначено на один день всенародное молебствие, а на другой день – на капенском поле у рощи Феронии.
5. Консул Марк Валерий, вызванный в Рим письмом, поручил управление провинцией и начальство над войском претору Луцию Цинцию, а Марка Валерия Мессалу, начальника флота, послал с частью кораблей к берегам Африки – произвести опустошения и вместе с тем разведать, что думают и что замышляют карфагеняне. Сам же с десятью кораблями отправился в Рим и, благополучно прибыв туда, тотчас созвал сенат. Здесь он сделал сообщение о своей деятельности: он окончательно умиротворил провинцию Сицилию, в которой почти шестьдесят лет велась война на суше и на море и немало понесено больших поражений. В Сицилии нет ни одного карфагенянина; все сицилийцы, бежавшие оттуда под влиянием страха, налицо – все они возвращены в родные города и села и занимаются земледелием; снова наконец возделывается покинутая земля, доставляя все в изобилии самим возделывателям ее и служа самой надежной житницей для римского народа и в мирное и в военное время. После этого были введены в сенат Муттин и другие лица, которые оказали услуги римскому народу
[916], и всем им, согласно данному консулом слову, были оказаны почести, а первый даже получил право римского гражданства, о чем было, с утверждения отцов, внесено предложение к народу народным трибуном.
