34. Сенаторы обдумывали, кого бы им назначить консулами. В это время особенно выдавался среди других Гай Клавдий Нерон. Начали искать ему товарища. Хотя он, по мнению сенаторов, и был деятельный человек, но более поспешен в своих действиях и горяч, чем того требовали условия войны и такой враг, как Ганнибал. Они полагали, что необходимо умерить его пылкую натуру, избрав ему в товарищи человека спокойного и предусмотрительного. Таковым был Марк Ливий, который за много лет перед этим, после окончания своего консульства, был осужден народом
[937]; этот позор настолько сильно огорчил его, что он переселился в деревню и в течение нескольких лет не посещал Рима и удалялся от всякого общества. Только спустя почти восемь лет после осуждения консулы Марк Клавдий Марцелл и Марк Валерий Левин побудили его возвратиться в город. Но он явился в изношенном платье, отрастив волосы на голове и бороде, нося на лице и в одежде отпечаток живого воспоминания о перенесенном им оскорблении. Цензоры Луций Ветурий и Публий Лициний заставили его остричься, снять с себя грязное платье, прийти в сенат и исполнять государственные обязанности. Но и тут он или односложно соглашался с мнением других, или просто переходил на сторону того, чей взгляд разделял, пока процесс его родственника Марка Ливия Маката, в котором было затронуто его, Маката, доброе имя, не побудил его подняться в сенате и высказать свое мнение. Тогда речь его, сказанная после столь значительного промежутка времени, обратила на него внимание всех и вызвала разговоры, что народ незаслуженно оскорбил его, что это причинило большой вред государству, так как оно в такую тяжелую войну не могло пользоваться ни трудами, ни советом такого мужа; в товарищи Гаю Нерону нельзя дать ни Квинта Фабия, ни Марка Валерия Левина, так как двух патрициев вместе нельзя избирать в консулы; то же самое относится и к Титу Манлию, помимо того, что он уже отказался от предложенного ему консульства и вторично откажется; удачная будет пара консулов, если к Гаю Клавдию присоединить товарищем Марка Ливия.
Народ не отверг этого мнения, вышедшего из сената. Не соглашался с ним из граждан только один, именно тот, которому предлагали это почетное место, причем он обвинял своих сограждан в легкомыслии: не пожалев-де его, когда он, будучи подсудимым, надел траурное платье, теперь предлагают ему, против его воли, белую тогу; на одно и то же лицо они взваливают и почести, и наказанья; если они считают его хорошим гражданином, то почему они осудили его, как человека дурного и вредного? Если же они убедились, что он вредный человек, то почему они вторично вверяют ему должность консула, когда в первое свое консульство он не оправдал доверие?
Сенаторы относились с порицанием к подобного рода упрекам и обвинениям с его стороны и напоминали ему о Марке Фурии, который, будучи вызван из ссылки, восстановил отечество, лишившееся своих владений; как строгость родителей, так и строгость отечества дóлжно умерять, терпеливо перенося ее. Таким образом общими усилиями достигли того, что Марка Ливия избрали в консулы вместе с Гаем Клавдием.
35. Спустя три дня после этого происходили комиции для выбора преторов, которыми и были назначены: Луций Порций Лицин, Гай Мамилий, Гай и Авл Гостилии Катоны. По окончании комиций и после празднования игр диктатор и начальник конницы сложили с себя должность. Гай Теренций Варрон был послан в звании пропретора в Этрурию, чтобы из этой провинции Гай Гостилий отправился в Тарент к войску, бывшему до этого времени у консула Тита Квинкция; Луций Манлий должен был в качестве легата отправиться за море и посмотреть, что там делается; затем, так как в это лето предстояли Олимпийские игры
[938], посещаемые наибольшим числом греков, то ему поручено было, если окажется возможным сделать это, не подвергаясь опасности со стороны врага, самому посетить это собрание и, если там окажутся сицилийцы, бежавшие во время войны, и тарентинские граждане, изгнанные Ганнибалом, объявить им, пусть они возвращаются по своим домам и знают, что римский народ дает им назад все, что принадлежало им до войны.
Так как, по-видимому, год предстоял полный опасностей и в то же время государство не имело консулов, то все обратили свое внимание на предназначенных консулов и высказывали желание, чтобы они, как можно скорее, распределили между собою круг деятельности и наперед узнали, в какой провинции и против какого врага каждому предстоит действовать. В сенате по почину Квинта Фабия Максима был также возбужден вопрос об их примирении. Неприязнь между консулами была известна всем, а Ливий, под влиянием собственного несчастья, обострил ее и еще более возмущался постигшим его горем, так как он полагал, что его печальная участь вызывает презрение к нему. Поэтому он был менее уступчив и говорил, что нет никакой нужды в примирении; оба-де они будут действовать во всем особенно ревностно и осмотрительно, из опасения дать товарищу по службе, своему личному врагу, возможность усилиться за счет другого. Однако влияние сената одержало верх: отказавшись от личной вражды, консулы должны были вести государственные дела единодушно и с общего согласия.
Провинции обоих были точнее разграничены, чем в предыдущие годы, и находились на противоположных концах Италии: одному назначено было действовать в области бруттийцев и луканцев против Ганнибала, другому – в Галлии против Газдрубала, который, по слухам, приближался уже к Альпам. Тот консул, кому достанется по жребию Галлия, должен выбрать по своему усмотрению одно войско из двух – или находящееся в Галлии, или стоящее в Этрурии, и к нему присоединить войско, размещенное в городе; тот, который получит провинцию Бруттий, должен набрать в городе новые легионы и взять по желанию любое из двух войск консулов предыдущего года; а войско, которое останется после выбора консулом, получит проконсул Квинт Фульвий, которому власть должна быть продлена еще на год; кроме того, Гай Гостилий, которому вместо Этрурии назначили провинцией Тарент, теперь из Тарента был перемещен в Капую; ему был дан один легион, которым в предыдущем году командовал Фульвий.
36. Ввиду приближения Газдрубала к Италии беспокойство с каждым днем увеличивалось. Прежде всего послы массилийцев сообщили, что он перешел в Галлию и что его прибытие взволновало умы галлов, так как, по слухам, он принес с собою большое количество золота для найма вспомогательных войск. Затем отправленные вместе с ними из Рима для личного ознакомления с положением дел послы Секст Антистий и Марк Реций донесли, что они посылали с провожатыми из массилийцев людей, которые должны были разузнать обо всем через своих знакомых галльских старейшин и предоставить точные сведения: они знают за достоверное, что Газдрубал, собрав уже огромное войско, в ближайшую весну намерен перейти через Альпы, да и теперь его удерживает только то, что путь через Альпы зимою закрыт.
На место Марка Марцелла в авгуры был избран и посвящен Публий Элий Пет; кроме того, на место Марка Марция, который умер два года тому назад, был выбран и посвящен в цари-жрецы Гней Корнелий Долабелла. В этом же самом году было совершено цензорами Публием Семпронием Тудитаном и Марком Корнелием Цетегом торжественное очистительное жертвоприношение; при этом оказалось 137 108 граждан, число значительно меньшее, чем было до войны
[939]. В этом же году впервые с тех пор, как Ганнибал пришел в Италию, Комиций, как гласит предание, был покрыт
[940], и были повторены в течение одного дня курульными эдилами Квинтом Метеллом и Гаем Сервилием Римские игры; и Плебейские игры были повторены в течение двух дней плебейскими эдилами, Гаем Мамилием и Марком Цецилием Метеллом. Они же пожертвовали в храм Цереры три изображения богини; по случаю игр был устроен пир Юпитеру.
