В кельтиберийском войске было 4000 тяжеловооруженных и 200 всадников; этот нормальный легион, в котором и заключалась почти вся сила отряда, Магон расположил в первой шеренге, а остальных – легковооруженных – поместил в резерве. В таком порядке он стал выводить их из лагеря; но едва они выступили из-за вала, как римляне пустили в них дротики. Испанцы присели, избегая залпа неприятельских дротиков, а затем сами вскочили для того, чтобы ответить тем же неприятелю. Когда римляне, сплотившись по обыкновению, приняли этот залп на свои сомкнутые щиты, тогда противники встретились грудь с грудью и начался бой мечами. Но неровность местности сделала бесполезными быстрые движения кельтиберов, в обычае которых было во время сражения перебегать с места на место. Те же самые неровности очень помогали римлянам, привыкшим сражаться на одном месте: только теснины и покрывавшие их заросли разъединяли ряды, и они принуждены были вступать в бой поодиночкеили по два человека, как бы с равными противниками. То, что являлось для врагов препятствием к бегству, в то же время отдавало их в жертву римлянам, как бы связанными. И так как почти все тяжеловооруженные кельтиберы были уже истреблены, то легковооруженные и карфагеняне, пришедшие на помощь из другого лагеря, были напуганы, и римляне начали избивать их. Не более 2000 пехотинцев и вся конница, едва вступив в сражение, бежали с Магоном. Другого главнокомандующего, Ганнона, берут живым в плен вместе с теми воинами, которые пришли последними, когда сражение уже было проиграно. Вся почти конница и старые пехотинцы последовали за бежавшим Магоном и на десятый день прибыли под Гадес к Газдрубалу; кельтиберийское же войско, состоявшее из новобранцев, рассеялось по ближайшим лесам, а оттуда разбежалось по домам.
Весьма кстати одержанная победа положила конец не столько уже разгоревшейся войне, сколько той войне, которая возникла бы, если бы карфагенянам дана была возможность, подняв племя кельтиберов, призвать к оружию и другие народы. Поэтому Сципион, милостиво похвалив Силана и надеясь положить конец войне, если он сам не промедлит и тем не затянет ее, быстро направился против Газдрубала в крайние пределы Испании, чтобы нанести последний удар остаткам войны. Пуниец стоял в это время в Бетике, чтобы держать в повиновении союзников, но вдруг он выступил в поход и устремился к самому Океану, к Гадесу, не обычным маршем, а будто убегая. Но полагая, что, пока он будет держать все войско вместе, внимание неприятелей будет обращено исключительно на него, и прежде чем переправиться через пролив в Гадес, он разделил все войско по разным городам, с тем чтобы эти отряды, защищая оружием стены, сами прикрывались этими стенами.
3. Как только Сципион заметил, что приходится вести войну в разных местах и что обходить с войском отдельные города требует не столько сильного, сколько продолжительного напряжения, повернул назад. Однако, чтобы не уступать неприятелям этой области, он послал для осады богатейшего в тех местах города – варвары называют его Оронгий – своего брата Луция Сципиона с 10 000 пехотинцев и 1000 всадников. Город этот расположен в пределах испанского племени месессов, в плодородной местности; жители добывают также серебро. Город этот служил Газдрубалу укрепленным пунктом, откуда он предпринимал набеги против народов, живущих внутри страны.
Расположившись лагерем вблизи города, прежде чем обнести его валом, Сципион отправил к городским воротам людей, которые, разговаривая с жителями, постарались бы разузнать их настроение и склоняли бы их изведать дружбу римлян, а не их силу. Не получив никакого миролюбивого ответа, он окружил город рвом и двойным валом и разделил войско на три части так, чтобы одна непрерывно вела осаду, в то время как две другие будут отдыхать. Когда первая часть начала свою атаку, то произошло весьма упорное сражение, исход которого был сомнителен; нелегко было под градом сыпавшихся дротиков подойти к стенам города или приставить к ним лестницы; даже тех, кто успевал пододвинуть лестницу, или сталкивали рогатками, нарочно для этого приготовленными, или набрасывали на них сверху железные крючья, так что они рисковали быть зацепленными и вытащенными на стену. Лишь только Сципион заметил, что вследствие чрезмерной малочисленности его войска битва становится равной и что враг имеет уже то преимущество, что сражается со стены, отозвал обратно первую часть войска, а две остальные одновременно двинул на город. Этот маневр навел такой страх на врага, утомленного уже сражением с первым отрядом, что горожане, покинув стены, вдруг бежали, а карфагенский гарнизон, опасаясь, что город предан, покинул свои посты и собрался в одно место. Затем городских жителей обуял страх, как бы неприятель, в случае вступления в город, не стал избивать повсюду всех встречных, не разбирая, будь то испанец или карфагенянин. И внезапно открыв ворота, они толпою ринулись из города, прикрывая себя щитами, чтобы не пострадать от стрел, пускаемых издали, и показывая пустые правые руки, чтобы было видно, что они бросили мечи; неизвестно почему, – потому ли, что неприятели издали плохо это рассмотрели или они заподозрили какую-нибудь хитрость, но только на бегущих сделано было нападение, словно на врагов, и били их, как строевое войско. Через те же ворота римляне вошли в город. Ворота ломали и рубили секирами и топорами и в других частях города, и по мере того как всадники попадали в город, они, исполняя приказ, во весь опор мчались занять форум; к коннице был присоединен также отряд триариев. Легионеры захватили остальные части города. Из попадавших им навстречу они никого не грабили и не убивали, кроме тех, которые защищались с оружием в руках. Все карфагеняне и около 300 человек из городских жителей, именно те, которые заперли ворота, были отданы под стражу, остальным был возвращен их родной город и их имущество. При осаде этого города неприятелей пало около 2000, а римлян не более 90 человек.
4. Взятие этого города обрадовало не только непосредственных участников дела, но также главнокомандующего и остальное войско; и прибытие их в лагерь представляло блестящую картину, так как им предшествовала огромная толпа пленных. Восхвалив своего брата в самых почетных выражениях, именно приравняв завоевание Оронгия с совершенным им самим завоеванием Нового Карфагена, Сципион отвел все свои войска в Ближнюю Испанию, ввиду наступления зимы, которая не позволяла ни сделать попытку взять Гадес, ни преследовать войско Газдрубала, рассеянное по всей провинции; затем, распустив легионы на зимние квартиры и отправив брата своего Луция Сципиона с неприятельским главнокомандующим Ганноном и прочими знатными пленниками в Рим, сам он отправился в Тарракон.
В том же году римский флот, под предводительством проконсула Марка Валерия Левина, переправился из Сицилии в Африку, и на большом пространстве были произведены опустошения в области Утики и Карфагена. Даже в крайних пределах карфагенян около самых стен Утики была захвачена добыча. На обратном пути в Сицилию он встретил карфагенский флот, состоявший из 70 военных кораблей. Из них 17 было захвачено римлянами, 4 потоплено в открытом море, а остатки флота рассеяны и обращены в бегство. Победив на суше и на море, проконсул возвратился в Лилибей с огромной добычей всякого рода. Затем, так как неприятельский флот был прогнан, плавание по морю было безопасно, и в Рим привезли большие запасы хлеба.
